- Амброзия...
Оля пила медленно, голый локоть ее поднимался. Быстро съели омлет. Насадив
кусочек хлеба на вилку, Оля протерла сковородку:
- Блеск.
- И я говорю - пища богов, - он вытер губы о сгиб локтя, разлил остатки вина.
Оля встала, поставила сковороду на плиту. Сережа с двумя чашками подошел к ней,
протянул:
- За твои глазки, волосы, плечи и тэ дэ.
- Что - тэ дэ?
- Тэ дэ...
Он поцеловал ее в шею, провел рукой по животу, скользнул за отворот халата. Оля
отстранилась, выпила. Сережа тоже. Постояли, разглядывая друг друга. Сережа
улыбнулся:
- Есть предложение.
- Конструктивное?
- Ага. Ахнем об пол? На счастье?
- Э, нет, парниша! - Оля выхватила из его рук чашку, - у меня их всего три
осталось.
Она поставила чашки на стол.
- А почему так мало?
- Одну я кокнула, а четыре Витька забрал. После развода.
Сережа засмеялся, подхватил се на руки.
В коридоре зазвонил телефон. Сережа понес Олю в коридор.
Не слезая с его рук, она взяла трубку:
- Да. Что? Нет, это квартира.
Сережа поцеловал ее в шею.
Оля бросила вниз трубку, но промахнулась. Трубка ударилась о телефон, соскочила
вниз и закачалась на шнуре.
Николай разрезал пакет, вывалил норму на тарелку. Скомкав пакет, швырнул в
мусорное ведро, достал из шкафа ложку, банку вишневого варенья, открыл, сел за
стол.
Норма была старой, с почерневшими, потрескавшимися краями. Николай наклонил
банку над тарелкой. Варенье полилось на норму.
Тесть в третий раз заглянул из коридора, вошел и, заложив худые руки за спину,
покачал головой:
- Значит, вареньицем поливаем?
Николай прошелся тягучей струЛй по последнему темно-коричневому островку и
поставил банку. Кирпичик нормы полностью покрылся вареньем. Вокруг него на
тарелке расплывалась вишневая лужица, сморщенная ягода медленно сползала по
торцу.
- В пирожное превратил, - узкое лицо тестя побледнело, губы подоб-рались. - Как
же тебе не стыдно, Коля! Как мерзко смотреть на тебя!
- Мерзко - не смотрите.
- Да я рад бы, да вот уехать некуда от вас! Что одна дура, что другой! Как вы
надоели мне! Ты посмотрел бы на себя!
Николай отделил ложкой округлившийся уголок, сунул в рот. Варенье поползло по
образовавшейся ложбинке. Тесть оперся руками о стол:
- Ну она дура, она не понимает, что творит. Но ты-то умный человек, инженер,
руководитель производства! Неужели ты не понимаешь что делаешь? Почему ты
молчишь?!
- Потому что мне надоело каждый месяц твердить одно и то же.
Николай отделил кусочек побольше:
- Что я не дикарь и не животное. А нормальный человек.
- А я, значит, - дикарь? Животное?!
Николай спокойно отправил в рот очередной кусочек:
- Вы, Сергей Поликарпыч, зря нервничаете...
- А что ж мне делать прикажешь, а?! Спокойно смотреть на вас?!
- Ну а чего переживать-то зря?
- Как это - чего?! Как это - чего?!
Николай улыбнулся, жуя норму:
- Да успокойтесь а, ну что в самом деле...
Лицо тестя побелело, губы затряслись.
- Ты вот что, ты не дерзи мне! Слышишь!! Я тебе в отцы гожусь! Ишь, взял манеру
разговаривать!
Медленно жуя, Николай хмуро смотрел на него:
- А чего такого-то?
Трясясь и дергая головой, тесть судорожно дотянулся кулаком до края стола,
ожесточенно застучал:
- Я... управу на тебя найду, найду! К начальнику твоему пойду, к Селезневу!
Хулиган! Издеватель!
Николай недовольно мотнул головой:
- Слушайте, идите отдохните, успокойтесь...
- Я тебе дам, успокойтесь! Я тебе покажу, успокойтесь!!
Тесть надвигался на него, дико тараща глаза.
Николай громко хлопнул ладонью по столу:
- А ну вон отсюда! Вон!!!
Тесть вздрогнул и испуганно попятился к двери.
- Вон! Пшел отсюда! - Николай угрожающе выпрямился.
Тесть попятился и исчез за дверью.
Сидящие в луже голуби поднялись от наехавшего грузовика, пролетели над головой
Купермана.
Грузовик обдал водой стоящий на обочине запорожец и свернул за угол.
Куперман двинулся вдоль запертых ярмарочных павильонов. Только что прошел дождь.
Ярко размалеванные стенки были мокры, с шиферных крыш капало. Возле пивного
ларька толпились несколько человек.
Один из вспорхнувших голубей покружил над ларьком и сел на крышу. Куперман
свернул, прошел метров сто и оказался на набережной. Кругом тянулся мокрый
асфальт, проезжали редкие машины. Прохожих не было. Куперман приблизился к
каменному парапету и, облокотившись на него, посмотрел вниз.
Вода была свинцово-серой, чувствовалось, что скоро стемнеет. Мелкая рябь
покрывала реку.
Куперман оглянулся. Никого.
Он быстро вытащил из кармана завернутую в носовой платок норму, сильнее
наклонился и незаметно выпустил ее из платка вниз.
Коричневый брикетик плюхнулся в воду, скрылся, потом всплыл.
Куперман снова оглянулся, высморкался в носовой платок и не торопясь пошел по
набережной.
Проехал молоковоз и две легковых машины.
Куперман свернул в аллею, поднял пожелтевший кленовый лист и побрел, разгребая
ботинками мокрую листву.
На набережной остановилось такси, вылезли девушка с парнем.
Парень махнул таксисту, тот быстро развернулся и покатил.
Девушка забралась на парапет, выпрямилась. Спутник схватил ее за руку:
- Упадешь, ты что!
- Не бойся.
Балансируя, она двинулась по парапету.
- Ну, Лид, ты циркачка просто... - парень рассмеялся. - Смертельный номер!
- Впервые на арене, - девушка сняла с головы вельветовую кепочку, помахала ей. -
Зрителей со слабыми нервами просим покинуть зал...
- Непревзойденная канатоходка! Танец маленьких лебедей под куполом цирка! На
проволоке!
Девушка расхохоталась, парень схватил ее ноги:
- Слезай, а то нырнешь. Она глянула вниз и сощурилась:
- Смотри, что там...
Парень снял ее с парапета, перегнулся.
Внизу плавала, терлась о гранит разбухающая норма.
- Кирпичик какой-то. Лень...
- Слушай, да это же норма.
Лицо парня стало серьезным,
- А как же она здесь?
- Не знаю. Может, потерял кто.
- Не может быть.
- Черт его знает. А может, сволочь какая-то выбросила.
- Ты думаешь?
- А что! Вон в газете писали - один тип в урны выбрасывал. Завернет в бумагу - и
в урну.
- Ничего себе. Лень, а может, утонул кто, а?!
- Как?
- Да так! А норма всплыла!
- Да что ты. Глупости.
Парень разглядывал норму:
- Знаешь, надо б сказать милиционеру.
- А где ты найдешь его?
- Проезжали когда, на перекрестке стоял.
- Ааааа. Точно. Это ж рядом, пошли.
- Место заметить только.
Зашагали, взявшись за руки.
За мостом на перекрестке прохаживался милиционер. Он был в длинной клеенчатой
накидке, полосатая палочка торчала из рукава.
Подошли. Парень заговорил:
- Товарищ милицанер, там вон мы увидели прям в воде, возле поворота, ну, где
аллейка, там норма плавает чья-то...
- В воде? - переспросил милиционер.
- Ага.
- Точно норма? Не ошиблись?
- Точно, точно! - девушка тряхнула головой, - мы шли, в воду глядели, а она
плавает.
- Близко от берега?
- Прямо у самого, у гранита.
- И плавает?
- Плавает!
- Ну, смотрите...
Милиционер отвернул полу накидки, поднес ко рту микрофон на скрученном шнуре:
- Шестой, шестой... Саш, это Савельев с восемнадцатого... слушай тут, вот ребята
норму в воде видели. Возле аллеи, ну где поворот на ярмарку. К берегу прибило
ее. Ага. Скажи на станцию, пусть катер вышлют.
Он спрятал микрофон:
- Спасибо, ребята.
- Да не за что.
Парень с девушкой отошли.
Минут через пять на реке затарахтел катер, приблизился к набережной и медленно
двинулся вдоль. Рядом с водителем в катере сидел милиционер.
В надвигающейся темноте норму разыскали с трудом. Она разбухла, частично
развалилась.
Водитель осторожно уперся носом катера в набережную, милиционер свесился с
капроновым сачком, подцепил норму и потряс над водой:
- Четвертый случай за два дня. Надо же!
Водитель закурил, кинул спичку за борт и стал отчаливать, разворачиваясь:
- Ну и что, не нашли?
- Найдем, - бодро кивнул милиционер и стал перекидывать норму в приготовленный
бумажный пакет, - найдем, никуда не денутся...
- Мамуля! - Вовка загремел цепочкой, открыл дверь, бросился Юле на шею и повис,
- Мамулька!
- Вовка! Упаду... - Юля согнулась, растопыря руки с авоськами. Вовкины ноги
коснулись порога.
- Отпусти... Володя... Задушишь.
Вовка отпустил, вцепился в авоську:
- Купила? Мороженое?
- Нет. Лучше. Пирожное.
- Правда?! Много?
- Нам хватит.
Они вошли в коридор. Юля стала раздеваться, Вовка, изогнувшись, потащил авоськи
на кухню.
- Осторожней, там в красной яйца сверху, - Юля скинула туфли, сунула уставшие
ступни в тапочки. - Оооо... хорошо-то как... Папа не звонил?
- Не-а.
Вовка разбирал авоськи.
- А тетя Соня не заходила?
- Не-а.
Юля вошла в спальню, сняла платье через голову, повесила в шкаф. Надела халат,
крикнула:
- Ты ел что-нибудь?
- Чай пил.
- А котлеты с рисом не ел?
- Не-а.
- Почему? Я же специально оставляла.
Юля вошла на кухню.
- Да не хотелось, мам.
- Это непорядок. Иди, мой руки.
- Я мыл уж, мам.
- Неправда. Иди, не обманывай.
Вовка убежал в ванную.
Юля нарезала свежего хлеба, поставила греться котлеты с рисом и чайник. Вовка
вернулся, показал ей ладошки и сел напротив, болтая ногами. Юля убрала яйца и
творог в холодильник, яблоки высыпала в раковину, пирожные разложила на
коричневом блюде. Со дна авоськи достала норму, разрезала пакетик ножницами,
положила подсохший комок на блюдечко.
Блюдечко поставила на стол.
- Во, засохшая какая, - Вовка потрогал норму пальцем.
Под темно-коричневой корочкой чувствовалось мягкое содержимое.
- Не трогай, - Юля сняла шипящую сковороду с котлетами и рисом, поставила на
кружок перед Вовкой. - Ешь.
Болтая ногами, Вовка насадил котлету на вилку и стал дуть на нее.
- Сядь нормально, не балуйся. - Юля набрала волы в стакан и принялась есть норму
чайной ложкой, часто запивая водой.
Вовка жевал котлету:
- Мам, а зачем ты какашки ешь?
- Это не какашка. Не говори глупости. Сколько раз я тебе говорила?
- Нет, ну а зачем?
- Затем, - ложечка быстро управлялась с податливым месивом.
- Ну, мам, скажи! Ведь не вкусно. Я ж пробовал. И пахнет какашкой.
- Я кому говорю! Не смей!
Юля стукнула пальцем по краю стола.
- Да я не глупости. Просто, ну а зачем, а?
- Затем.
- Ну, мам! Ведь не вкусно.
- Тебе касторку вкусно было пить? Или горькие порошки тогда летом?
- Не! Гадость такая!
- Однако, пил.
- Пил.
- А зачем же пил, если не нравилось? Не сыпь на колени, подвинься поближе...
- Надо было... Живот болел.
- Вот. И мне надо.
- Зачем?
- Ты сейчас еще не поймешь.
- Ну, мам! Пойму!
- Нет, не поймешь.
Юля доела норму, запила водой и стала есть из одной сковороды с Вовкой.
- А может пойму, мам!
- Нет.
- Ну это, чтоб тоже лечиться от чего-нибудь?
- Не совсем. Это сложнее гораздо. Вот когда во второй класс пойдешь, тогда
расскажу.
- Аааа, я знаю! Это как профилактика? Уколы там, перке разные? Эт тоже больно,
но все делают.
- Да нет... хотя может быть... ты ешь лучше, не зевай...
- А я когда вырасту, тоже норму есть буду?
- Будешь, будешь. Доедай рис.
- Не хочу, мам.
- Ну, не хочешь - не надо, - Юля поставила полупустую сковородку на плиту,
налила чаю. - Бери пирожное.
Вовка взял, откусил, подул на чай и осторожно отпил.
Вместо шипящей ароматной струи из пульверизатора, пузырясь, закапал одеколон.
- Засорился, ведь вот... - Прохоров сжимал резиновую грушу, но ничего не
менялось. Одеколон капал на пол.
Прохоров вывинтил пульверизатор из пузырька, подул в изогнутый наконечник.
Воздух проходил с трудом. Выдутый одеколон потек по руке. Найдя в комоде иголку,
Прохоров поковырял ей в головке и снова подул:
- Вот и лучше...
Он ввинтил пульверизатор, покачал грушу.
Прохладная струя с шипением вырвалась из головки.
- Порядок в танковых частях.
Прохоров задернул шторы. В комнате стало сумрачно. Притворив дверь, он снял с
комода зеленый баллончик аэрозоля "Хвоинка" и стал распылять над столом.
Когда терпкий запах хвои заполнил комнату, Прохоров достал из кармана два ватных
тампона, засунул в обе ноздри, включил телевизор и сел за стол. На нем стояла
перевернутая кверху дном кастрюля.
Прохоров приподнял ее. Под кастрюлей на блюдце лежал пакет с нормой и ножницы.
