форма фундаментальной полиномиальной фу-нкции называется скалярным рассеянием!
Ха-ха-ха! В огороде бузина, в Киеве дядька!
Чай кончился раньше нормы.
Алексей Кириллович взял оставшийся кусок, отправил в рот, стал жевать,
разглядывая листки:
- Ну... м.... а где же хваленые фокусы со смешанными тензорами ... так... ну...
ммм... векторная взаимозаме... ой!
Он замер, запустил пальцы левой руки в рот, достал небольшой предмет, коричневый
от нормы. Протерев его о ладонь, Алексей Кириллович понял, что это пуговица.
- Господи...
Он отложил рассыпающиеся листки, поднес пуговицу к глазам.
- Бог ты мой... пуговица! А как же... бог ты мой... это что ж... Синус! Смотри,
пуговица!
Кот поднял морду, лениво маяукнул.
Алексей Кириллович встал, прошаркал к окну, еще раз поднес пуговицу к лицу:
- Надо же... кто-то пуговицу проглотил... господи... как же он умудрился-то?
Кот встал, сделал несколько шагов по дивану, вытянулся и, зевая, запустил когти
в протертый плюш.
- И что, и прям по ебальнику? - Женька кинул окурок в лужу.
- Ага. И, бля, не опомнился ни хуя, а он пиздык, бля, аж, искры, бля...
Сергей остановился, отнял скомканный платок от носа.
- Идет? - Женька посмотрел на его распухший нос с запекшейся у ноздрей кровью.
- Идет, сука...
- Ну, запрокинь голову, давай постоим.
- Да ну, на хуй, Жень, он ведь слиняет щас быстро. На внуковском автобусе. Они
там с Пекой и Хохлом. И Сашка Гладилин.
- А этот-то хули затесался?
- Хуй его знает. Как прилипала, бля. Нашим и вашим. И не вступился даже.
- Ты с ним учился вместе?
- Ага. ПТУ кончал. Давно правда. На танцы вместе ходили.
Сергей нагнулся, высморкался на асфальт:
- Ну, бля, башка гудит. Прям в переносицу пизданул...
- Вытри с руки.
Сергей вытер забрызганную кровью руку, пошмыгал носом и снова приложил к нему
платок:
- Слышь, Жень, а может за Саней зайдем?
- Да не боись, справимся.
- А у меня ремень со свинцом как назло дома. Так бы я б снял бы, да таких
пиздюлей бы вложил. Разогнал бы к ебени матери.
- Они поддатые?
- Да не то чтоб очень. Слегка. Рожи красные, лыбятся, бля...
- А залупнулся Пека первый?
- Ага. Сыч ему шепнул, бля, тот ко мне. Ну, попиздели, Пека сам ссыт. Обозвал
меня, я толкнул его. Тут Сыч и вмазал.
- Ясненько.
Прошли мимо автобусной остановки, обогнули очередь за помидорами, двинулись по
улице.
В фонарях зародились слабые голубые точки, замигали, стали расти. Попавшаяся
навстречу полная женщина с авоськой сощурилась на Сергея, покачала головой.
Сзади загудел грузовик, заставил перейти на тротуар. Сергей шел, втянув голову в
плечи:
- А Хохол ржал стоял. Ржет, как мерин, бля...
- Сыч один раз Лбнул?
- Ага. Один. Ну и пошел я... Хули толку - одному против троих...
- Ну, Сычу мог бы Лбнуть разок.
- Да Жень, они б меня в землю втолкли!
- Ну, не преувеличивай... не так страшен черт.
- Да хуль мне пиздеть-то? Он ж на голову выше меня!
- Значит, меня на две.
- Ну, ты ж у нас спортсмен, бля.
Перешли на ту сторону. Быстро смеркалось. Сырой ветерок шевелил Сергеевы космы.
Фонари горели в полную силу.
Свернули, двинулись через проходной двор. Пробрались под развешанным бельем,
прошлепали по лужам. Возле подъезда две девочки крутили веревку, а другая
готовилась прыгать. Две матери катали коляски.
- Они щас там еще, бля буду. Не успели, наверно. Хохол бутылку покупал.
Девочка вскочила под веревку, стала прыгать.
Вышли к магазину.
У входа толкались несколько мужиков. Заметив Женьку с Сергеем, обернулись к ним.
- Слышь, ребят, вы Сыча с компанией не видели? - спросил, подходя Женька.
- Они в роще распивают, - махнул рукой небритый мужик в кепке. - А что, вырубать
собрались?
- Как получится.
- Давай, Жень, - ощерился мужик, - А то поприехали, развыебывались. Я видел как
с Сережкой-то.
- Чего ж не помог?
- Да какой из меня помощник... здоровья нет...
Свернули за угол, вошли в рощу. Между оголившимися деревьями маячили темные
фигуры.
- Вон они, - Сергей остановился, оглянулся. - Надо б кол сломать.
- Брось, не надо.
- Да хули, четверо ведь.
- Нет, кажется трое. Пошли, не боись. Я двоих беру, а ты уж не робей. Пиздани
один раз, но что б точно.
Подошли. Трое оборвали разговор, повернулись.
- Аааа... заступничка привел, - Сыч шагнул навстречу.
- Мало у магазина схлопотал?
Невдалеке от троих захрустели сучья. Сашка Гладилин застегивал ширинку.
- Ты что, бля, в Москве здоровья набрался? - Женька вынул кулаки из карманов,
пошел к Сычу, - Сильно здоровым стал?
- На вас, пиздаболов, хватит.
Женька шагнул ближе. Сыч размахнулся. Женька увернулся от кулака и ловко хряснул
Сыча в лицо.
Сыч полетел назад, кожаная фуражка покатилась по земле. Пека с Хохлом кинулись
на Женьку, Сергей - на упавшего Сыча. Саша Гладилин бросился разнимать:
- Да что вы, ребят, охуели?!
Женька сбил Хохла, но от пекиного кулака не уберегся, полетел навзничь.
Сергей бил ногами закрывающегося Сыча, Сашка оттаскивал его за куртку. Пека
ударил Женьку ногой в бок. Женька вскочил, икнул и достал его кулаком. Хохол
сидел, схватившись за нос.
- Ребят, да что вы, еб вашу! - Сашка оттащил Сергея. - Поубиваете друг друга!
- Пшел на хуй, прихлебатель! Ща тебе вложу еще!
- За что мне-то?
- За то! Пусти! Мудак...
Женька сбил Пеку с ног, тот вскочил и побежал прочь. Сыч поднялся и побежал
следом.
Хохол сидел на земле, вытирая разбитый нос. Женька толкнул его ногой:
- А ну, уматывай отсюда!
Хохол с трудом встал и побрел. Женька поднял сычеву фуражку, кинул ему вслед:
- Передай начальнику, шестерка! Хохол поднял фуражку, побрел дальше.
- А ты, чего стоишь? - Женька подошел к Сашке. - А ну вали отсюда!
- Да чего ты, Жень?
- Вали, кому сказал!
Сашка сплюнул, зашагал прочь. Опавшая листва зашуршала под его ногами.
- Ну вот, огребли ребята, - Женька потрогал оплывающую бровь. - Да... синячок
обеспечен. Издержки производства, бля...
- Дерешься ты, я скажу! - Сергей хлопнул его по плечу. - Отработал, а!
- А ты тоже хорош. На лежачего полез, нет чтоб мне помочь.
- Так я ж добить его, суку, хотел, чтоб не встал, гадина!
- А мне вон досталось, тем временем...
- Ничего, Жень, щас пузырь раздавим, вылечим. Дай, пятак приложу! Пятак надо. У
тебя есть?
Зашарили по карманам. Женька вдруг замер, открыл рот:
- Еб твою мать!
Он осторожно вытащил из кармана куртки растопыренную пятерню. Пальцы были
выпачканы в норме. Женька обиженно чмокнул:
- Во, бля,.. я ж выложить не успел... а этот хуй меня ногой. Пакет разорвался. И
она жидкая была, хоть пей...
Он держал руку перед собой.
- А может не вся вытекла! - робко спросил Сергей.
- Да какой там... - изгибаясь, Женька пальцами другой руки достал разорванный
пакет - Вообще-то не вся еще...
- Ну и порядок. Чего такого. А куртку Людка твоя постирает.
- Будем надеяться, - Женька посмотрел на пакет и тряхнул головой. - Ну ладно,
делать нечего.
Он подставил рот под дыру, сжал пакет ладонями. Жидкая норма потекла в рот.
- Жек! Мож я сбегаю пока? А то закроют.
- Давай.
- Чего брать-то? Пузырь или краснуху?
- Пузырь.
Сергей повернулся и бодро зашагал к магазину.
Женька высосал из пакета норму и, скомкав, приложил его к пылающей брови.
Моргать было больно, висок онемел, бок слабо ныл.
- А у них всегда так, - Эра выпустила в эмалированную миску седьмое яйцо. -
Получают много, а жить нормально не умеют. В конце месяца занимать плетутся.
- Точно, - Аня колола орехи, выбирая из скорлупы в стакан.
- Машка приходит - вся разодетая, в янтаре, в кримплене. Эра, дай взаймы. И
знает ведь к кому идти.
- Это конечно.
- К Соловьевым сунулась однажды, - отказали. А я вот просто, Ань, и не могу
отказывать. Не умею.
Эра кинула яичную скорлупу в ведро и металлическим веничком стала взбивать яйца
с песком.
- Ты у нас Христосик.
- Сама себя ругала не раз, дура, чего я, действительно. А вот не могу. А Машка
сотню - цап! И до свидания. На следующий день загул у них. Гости. В получку
отдаст, в конце месяца - опять.
- А он не заходит?
- Нет, что ты. Это же элита, разве снизойдет до технократии какой-то. У них и
гости все такие - индюки. В замше, да в коже.
- А он член союза?
- Давно. Трехтомник выходит, Машка говорит.
- Не читала, ничего?
- Читала, Ань. Муть-мутью. Производственный роман. Он любит ее, она в завкоме,
он бригадир. Бригада - завалящая, из последних. Не справляется. Бригада сыпется,
текучка кадров. Она его критикует. А он ревнует ее к главному инженеру.
Кончается все, правда, хорошо. План перевыполняют и они женятся. Старый литейщик
тост говорит. Молодые хлопают. Все.
- Кошмар...
- Да, еле до конца осилила. Вообще-то у него сборничек рассказов есть. Там
лирика такая деревенская. Вроде и ничего, но с другой стороны - сколько можно?
Надоело...
- Крем сейчас будем или после?
- Потом. А то опадет. Дай-ка муку мне.
Аня передала.
Эра отмерила два стакана, высыпала в миску, добавила подтаявшего масла, стала
мешать деревянной ложкой.
- Эр, а орехи сразу или потом? Сверху?
- Нет, сразу. В том-то и дело. Это не "Полет". Ты тогда давай орехи с нормой
мешай.
Аня сняла с буфета накрытую тарелку. Под крышкой лежали четыре нормы. Три были
потемнее, одна совсем свежая - оранжево-коричневая. Аня высыпала в нормы орехи,
помешала ложкой:
- Эр, а колиному министерству норму кто поставляет?
- Детский сад.
- Оно и видно. Вон какая светленькая. Мы интернатовскую едим. Ничего, конечно,
но не такая... Как пахнет сильно. Эр. Все-таки запах ничем не отбить.
- Испечем, постоит и никакого запаха.
- Правда?
- Ага... Перемешала? Давай сюда.
Аня передала тарелку. Эра счистила тягучее содержимое в тесто, подсыпала муки и
стала засучивать рукава.
Лифт плавно остановился, светло-зеленые двери разошлись.
Николай Иванович вышел в вестибюль.
Стоящий у проходной милиционер повернулся, отдал честь. Николай Иванович кивнул
головой, минуя его, толкнул стеклянную дверь.
У подъезда прохаживались двое милиционеров в шинелях. Заметив Николая Ивановича,
они остановились и приложили руки к вискам.
Николай Иванович кивнул им.
Машина стояла рядом. Вышел шофер, открыл заднюю дверцу:
- Добрый вечер, Николай Иваныч.
- Добрый вечер, Коля. - Николай Иванович кинул папку на сиденье и сел сам.
Шофер проворно обежал мощный черный перед, сел за руль, завел и плавно тронул.
Проехали коротенькую аллею, уперлись в серебристые ворота, которые стали
медленно расходиться. За воротами стояла черная волга охраны. Возле волги
прохаживались трое в плащах. Ворота разошлись, лимузин проехал мимо волги. Трое
хлопнули дверцами, волга тронулась следом.
- Домой, Николай Иваныч?
- Ага.
Свернули на Кутузовский, понеслись по середине.
- Сегодня, Николай Иваныч, "Спартачок" наш "сапогам" наложит. Как пить дать.
- Не говори гоп... - Николай Иванович приспустил стекло.
- Вот увидите. Он "Химику" как в субботу, а? Здорово!
- Химик не ЦСКА.
- Ну, разные, конечно, но семь-ноль выиграть, это тоже суметь надо. Счет - будь
здоров.
- Посмотрим, - Николай Иванович зевнул, снял шляпу и положил на папку. - Чего-то
хмурится. Дождь пойдет.
- Пойдет, конечно. Вон как заволакивает. Мокрая осень какая-то. Прошлый год
сухая была. Картошку копали, одно удовольствие. Ни грязи, ни чего. А щас меси
вон...
- А вы не копали еще?
- Какой там! Куда ж в такую грязь.
- Смотри, сгноишь.
- Да в эту субботу попробуем...
Свернули в переулок, подкатили в восьмиэтажной башне. Волга остано-вилась рядом,
охранники вышли, озираясь, обступили лимузин. Шофер открыл дверцу, Николай
Иванович выбрался, подхватив папку и шляпу. Рыжеволосый охранник открыл дверь
подъезда.
Николай Иванович кивнул ему и пошел по серо-коричневой ковровой дорожке.
Широкоплечий лифтер вышел из-за стола:
- Добрый вечер, Николай Иванович.
- Привет.
Подъехал лифт, разошлись двери.
Николай Иванович вошел, утопил кнопку "З", посмотрел на себя в зеркало. На этаже
вышел, позвонил. Дверь открыла Лида.
- Привет, - Николай Иванович поцеловал ее в щеку.
- Привет, - она ответно поцеловала его. - Почему без шляпы ходишь? Франтишь? Я
