бежавшими из армий воюющих сторон, голодающими мужиками, разоренными
горожанами - людьми, которые могли снискать себе пропитание только путем
разбоя и которых жандармерия вешала сотнями и тысячами тут же на дорогах -
для устрашения. Во всей Европе полыхали костры инквизиции - и католической,
и протестантской, на которых ученые богословы обеих религий жгли ведьм. За
сто лет до Петра приговоров от 16 февраля 1568 года Святейшая Инквизиция
осудила на смерть ВСЕХ жителей Нидерландов, и герцог Альба вырезывал целые
нидерландские города.
В первой половине XVII века нидерландцы принимали участие в
Тридцатилетней войне. Сейчас же после ее окончания, они были разгромлены
Кромвелем (1652-54), который своим "навигационным актом" начисто
ликвидировал голландскую морскую торговлю.
Затем последовали две войны с Францией. И, наконец, Нидерланды
были втянуты в новую, но по старому бессмысленную войну за
испанское наследство.
Нидерланды были разорены. Голодные массы на улицах рвали
в клочки представителей власти - власть отвечала казнями. Тот
саксонский судья Карпцоф, который казнил 20.000 человек, - это
только в одной Саксонии! - двадцать тысяч человек, а Саксония
была не больше двух-трех наших губерний, помер - совсем перед
приездом Петра в ту Европу, которая, по Ключевскому,
воспитывалась без кнута и застенка - в 1666 году. Я не знаю имен
его наследников и продолжателей - на самого Карпцофа я
натолкнулся совершенно случайно - но эти наследники были
наверняка. Сколько людей повесили, сожгли или четвертовали они?
В Англии, куда Петр направил свои стопы из Саардама, -
при одной Елизавете было повешено и казнено другими способами
около девяноста тысяч человек. Вся Европа билась в конвульсиях
войн, голода, инквизиции и эпидемий - в том числе и психических:
обезумевшие женщины Европы сами являлись на инквизиционные
судилища и сами признавались в плотском сожительстве с дьяволом.
Некоторые местности Германии остались, в результате этого
совсем без женского населения.
"Европейские народы воспитывались не кнутом и
застенками" - говорит Ключевский. Ключевский не мог не знать,
что по "Уложению Царя Алексея Михайловича" смертная казнь
полагалась за 60 видов преступлений, по современному ему
французскому законодательству - за 115, а Петр ввел смертную
казнь за двести - это называется "воспитывать без кнута и
застенка". Наши историки не могли, конечно, не знать, что наши
"застенки" были детской игрушкой по сравнению с
западноевропейскими нравами и обычаями. Они не могли не знать,
как расправилось шведское правительство с современником Петра -
Паткулем, как уже совсем нечеловеческим способом был во Франции
в 1757 году казнен отец Дамьен, какая судьба постигла друзей
Фридриха - будущего "Фридриха Великого" - казненных
четвертованием на глазах юного наследника престола. Да и сам
наследник был спасен от судьбы Алексея Петровича только
заступничеством иностранных дворов. Так - вот все это
называется "воспитанием без кнута и застенка".
Застенки были и в Москве. Но вот что пишет об отце Петра
- Алексее Михайловиче, посторонний и иностранный наблюдатель
- австрийский посол Мейерберг:
"Царь, при беспредельной своей власти над народом,
привыкшим к полному рабству, ни разу не посягнул ни на чье
имущество, ни на чью жизнь, ни на чью честь".
Оставим пока "полное рабство" на совести барона
Мейерберга: для баронских фантазий в Москве, действительно,
особого простора не было, а собственные крестьяне барона
Мейерберга едва ли пользовались большей свободой, чем московские.
Но, вот, царь "не посягнул ни на чье имущество, ни на чью жизнь, ни
на чью честь" - может быть, изучать политическую педагогику
"без кнута и застенка" было бы удобнее в Москве а не в Саардаме?
Историки говорят о московской грязи и об европейской
чистоте. Процент того и другого - и в Москве, и в Европе сейчас
установить довольно трудно. Версальский двор купался, конечно, в
роскоши, но еще больше он купался во вшах: на карточный стол
короля ставилось блюдечко, на котором можно было давить вшей.
Были они, конечно, и в Москве - больше их было или меньше -
такой статистики у меня нет. Однако, кое-что можно было бы
сообразить и, так сказать, косвенными методами: в Москве были
бани и Москва вся - городская и деревенская, мылась в банях, по
крайней мере, еженедельно. В Европе бань не было. И сейчас, больше
двухсот лет после Петра, бань в Европе тоже нет. Города моются в
ваннах - там, где ванны есть, деревня не моется совсем, не моется и
сейчас. В том же городке Темпельбурге, о котором я уже
повествовал, на пять тысяч населения имеется одна ванна в
гостинице. А когда мой сын однажды заказал ванну для нас обоих -
он пришел раньше и вымылся, я пришел позже и администрация
гостиницы была искренне изумлена моим требованием налить в
ванну чистой воды: истинно русская расточительность - не могут
два человека вымыться в одной и той же воде!
Петр - в числе прочих своих войн - объявил войну и русским
баням. Они были обложены почти запретительным налогом: высшее
сословие за право иметь баню платило три рубля в год, среднее - по
рублю, низшее - по 15 копеек - одна из гениальных финансовых мер,
подсказанная Петру его пресловутыми прибыльщиками. Ключевский
пишет: "в среднем составе было много людей, которые не могли
оплатить своих бань "даже с правежа под батогами". Даже с
правежом и под батогами московская Русь защищала свое азиатское
право на чистоплотность. На чистоплотность, вовсе неизвестную
даже и сегодняшней Европе, не говоря уже об Европе петровских
времен.
Сказка о сусальной Европе и варварской Москве есть
сознательная ложь. Бессознательной она не может быть: факты
слишком элементарны, слишком общеизвестны и слишком уж бьют
в глаза. И ежели Петр привез из Европы в три раза расширенное
применение смертной казни, борьбу с банями, и еще некоторые
другие вещи, - то мы имеем право утверждать, что это не было ни
случайностью, ни капризом Петра: это было европеизацией: живет
же просвещенная Европа без бань? - нужно ликвидировать
московские бани. Рубят в Европе головы за каждый пустяк? -
нужно рубить их и в Москве. Европеизация - так европеизация!
Европеизацией объясняются и петровские кощунственные
выходки. Описывая их, историки никак не могут найти для них
подходящей полочки. В Москве этого не бывало никогда. Откуда же
Петр мог бы заимствовать и всепьяннейший синод, и непристойные
имитации Евангелия и креста и все то, что с такою странной
изобретательностью практиковал он с его выдвиженцами?
Историки снова плотно зажмуривают глаза. Выходит так,
как будто вся эта хулиганская эпопея с неба свалилась, была, так
сказать, личным капризом и личным изобретением Петра, который
на выдумку был вообще не горазд. И только Покровский в третьем
томе своей достаточно похабной Истории России (довоенное
издание), - скупо и мельком, сообщая о "протестантских
симпатиях Петра", намекает и на источники его вдохновения.
Европа эпохи Петра вела лютеранскую борьбу против католицизма.
И арсенал снарядов и экспонатов петровского антирелигиозного
хулиганства был, попросту, заимствован из лютеранской практики.
Приличиями и чувствами меры тогда особенно не стеснялись, и
подхватив лютеранские методы издевки над католицизмом, Петр
только переменил адрес - вместо издевательств над
католицизмом, стал издеваться над православием. Этого
источника петровских забав наши историки не заметили вовсе.
Первоначальной общественной школой Петра был Кокуй, с
его разноплеменными отбросами Европы, попавшими в Москву, на
ловлю счастья и чинов. Если Европа в ее высших слоях особенной
чинностью не блистала, то что уж говорить об этих отбросах.
Особенно в присутствии царя обеспечивавшего эти отбросы от
всякого полицейского вмешательства. Делали - что хотели. Пили
целыми сутками - так, что многие помирали. И не только пили
сами - заставляли пить и других, так что варварские москвичи
бежали от царской компании, как от чумы.
Пили, конечно, и в Москве: "веселие Руси..." Но, если
исключить Ивана Грозного, с его тоже революционными методами
действия, то о пьянстве в Московском Кремле мы не слышали
ничего. Там был известный "чин". И когда московские цари
принимали иностранных послов, то царь подымал свой бокал за
здоровье послов, и их монархов - но это не было ни пьянством, ни
запоем.
О состоянии уровня трезвости в современной Петру Европе,
у меня, к сожалению, особенных данных нет. Есть случайная
отметка москвича, путешествовавшего по Европе и отмечавшего,
что, например, немцы "народ дохтуроватый, а пьют вельми зело".
"Вельми зело" - указывает на некоторую степень изумления:
вероятно, что в Москве пили или только "вельми", или только
"зело" - в Германии и вельми, и зело. Но для более позднего периода
некоторые свидетельства имеются. Сто лет после Петра - при
Александре I наш посол в Лондоне граф Воронцов доносил своему
правительству о коронованных попойках, на которых, "никто не
вставал из-за стола, а всех выносили". Именно в то же время
английский король Георг пришел на свою собственную свадьбу в столь
пьяном виде, что не мог стоять на ногах и придворные во время всей
церемонии держали его под руки. 1
Пьянствовала ли вся Европа? Ну, конечно, нет. В
подавляющем большинстве случаев, массы не имели не только вина,
но и хлеба. В братоубийственных феодальных войнах, которые
велись руками наемных солдат - население подвергалось грабежу не
только со стороны "чужих", но и со стороны "своих". Еще армии
Фридриха Великого были бичом для собственного прусского
населения. Наемная армия, - наемной армией была и фририховская,
- не имела никаких моральных оснований быть боеспособной -
отсюда и та палочная дисциплина, которая, к удивлению Фридриха
Великого, заставляла солдата бояться капральской палки больше,
чем неприятельского штыка. Отсюда та палочная дисциплина в
армии, которую и у нас ввел Петр и ликвидировали только
Потемкин, Румянцев и Суворов, позже она была восстановлена
поклонником Фридриха - Павлом I. В Германии, перед Второй
мировой войной, еще били гимназистов. Не было "телесных
наказаний" в строгом смысле этого слова, но пощечины
практиковались, как самый обычный способ педагогического
воздействия. К русским детям, посещавшим германские школы, эта
система, впрочем, не применялась. Наши варварские нравы
ликвидировали всякое телесное воздействие на школьников уже лет
восемьдесят тому назад. И попытки немецких учителей бить по
физиономии русских детей - приводили к скандалам: иногда
родители приходили скандалить, а иногда и школьники отвечали
сами - так что русские варвары были оставлены в покое.
Все это было в средней Европе. В южной было еще хуже, в
особенности в Италии и Испании - вспомним, что последний
случай аутодафе - публичного сожжения живого еретика -
относится к 1826-му году. Вспомним и христианские развлечения
римских Пап, - театральные спектакли, от которых, по
выражению Покровского, краснели соотечественники Рабле -
французские дипломаты. Редкий случай дипломатической
стыдливости. На этих представлениях актеров слуги схватывали за
руки и за ноги и били животом о пол сцены, - так сказать,
аплодисменты наоборот...
Не нужно, конечно, думать, что в Москве до-петровской
эпохи был рай земной или, по крайней мере, манеры современного
великосветского салона. Не забудем, что пытки, как метод допроса и
не только обвиняемых, но даже и свидетелей, были в Европе
отменены в среднем лет сто-полтораста тому назад. Кровь и грязь
были в Москве, но в Москве их было очень намного меньше. И Петр, с
той, поистине, петровской "чуткостью", которую ему либерально
приписывает Ключевский - вот и привез в Москву: стрелецкие
казни, личное и собственноручное в них участие - до чего
Московские цари, даже и Грозный, никогда не опускались; привез
Преображенский приказ, привез утроенную порцию смертной казни,
привез тот террористический режим, на который так трогательно
любят ссылаться большевики. А что он мог привезти другое?
