многих избранных. Не забывай молиться, дитя мое. Молись, чтобы богиня
приняла тебя".
Танит смотрела на них, бледная и испуганная. Она не хочет умирать.
Она хотела крикнуть: "Пощадите. Я так молода. Я хочу немного счастья, еще
немного любви перед смертью".
Божественный Совет вышел из кельи, оставив ее одну. Только теперь
слезы покатились из ее глаз, и она вслух воскликнула:
- Хай, приди ко мне! Пожалуйста. приди ко мне!
Хай барахтался в вязком темной болоте истощенного сна, и в ушах его
еще звучали крики кошмара. Ему потребовалось некоторое время, чтобы
понять, где он и что разбудивший его ужас был сном.
Он лежал в редкой тени дикой фиги, через ветви ему был виден наклон
солнца. Они спали только час. Ноги у него налились свинцом, тело казалось
оцепеневшим и расслабленным от двух дней почти непрерывного быстрого
движения.
Ему нужно поспать еще часа три-четыре, но кошмар не оставлял его и не
давал уснуть.
Он приподнялся на локте, удивленный усилием, которое для этого
потребовалось, потом вспомнил, что за два дня пробежал свыше двухсот
римских миль. Он посмотрел на остатки своего эскорта: оставалось трое
легионеров, у всех измученные лица, они лежали, как мертвые, в тех позах,
в каких их застал сон. Остальные двенадцать потерялись в пути, неспособные
выдержать темп, который задал Хай.
Хай тяжело поднялся на ноги. Он не мог спать, не мог отдыхать, ужас
гнал его: в опасности его царь и его земля.
Он, хромая, подошел к руслу небольшого ручейка и присел на
снежно-белый песок. Вымыл лицо и тело чистой водой, смочил одежду и
бороду, потом поднялся по берегу и посмотрел на спящих. Ему было жаль их,
но эта жалость не помешала ему крикнуть: "Вставайте! На ноги! Мы идем в
Опет".
Один из них не смог проснуться, хотя Хай пинал его и бил по лицу. Они
оставили его стонущим во сне.
Остальные двое поднялись со стонами, тело у них затекло, а глаза
туманились от усталости.
Хай шел первые полмили, разогревая мышцы, а эскрот тащился за ним.
Потом он проподянлся на цыпочках, переложил топор с одного плеча на
другое и побежал, делая длинные упругие прыжки, которые глотали
расстояние, как бег самца антилопы канну.
Один из легионеров крикнул, ноги под ним подогнулись, и он упал лицом
в пыль. Он лежал и стонал от унижения и боли в порванных мышцах.
Второй следовал за Хаем, ступая все более уверенно, бег его
становился свободнее, новая кровь поступала в мышцы.
Они бежали и в полдень, не обращая внимания на жару, и бежали после
полудня.
Впереди, низко на горизонте, показалось облако, обозначавшее озеро
Опет, маяк надежды, лицо Хая просветлело, инстинкт направлял его движение,
воля давала дополнительные силы утомленному телу, позоляя бежать, когда
все физические ресурсы, кажется, уже кончились.
В последних низких лучах солнца стены и башни Опета светились теплым
розовым светом, а поверхность озера так блестела, что на нее больно было
взглянуть.
Хай бежал по караванной дороге, обгоняя пыльных путников, которые
отходили в сторону, узнавая его.
- Молись за нас, святой отец
- Баал да благословит тебя, святейшество.
На полпути от озера к городу легионер, сопровождавший Хая, воскликнул
чистым голосом: "Прости меня, святой отец, я не могу идти дальше". Колени
его пдогнулись, он потерял направление; лицо его исказилось от боли в
разорвавшемся сердце, он упал лицом вниз и лежал неподвижно; он умер, еще
не коснувшись земли.
Хай Бен-Амон бежал один, и стража у ворот Опета увидела его издали.
Ворота Опета раскрылись перед ним.
Танит разбудили чьи-то нежные руки. Рядом с постелью горела лампа, и
Айна склонилась к ней. Танит увидела беззубую улыбку, обезьяньи глазки
смотрели на нее сквозь сеть морщин.
- Дитя, ты не спишь?
- Что случилось, Айна? - Танит быстро села, дух ее взметнулся, как
искры над костром, когда она увидела улыбку Айны.
- Он вернулся! - торжествующе сказала Айна.
- Хай?
- Да, святой отец вернулся.
- Ты уверена?
- Об этом кричат на улицах. Весь город возбужден. Говорят, он
пробежал от Заната до Опета за три дня, загнав до смерти пятнадцать
человек, которые его сопровождали. У них разорвались сердца, и они
остались лежать на дороге.
- Ох, Айна. - Танит обняла старую жрицу, прижав ее к груди. - Он
пришел так быстро, значит он знает.
- Да, дитя. Конечно, знает. Иначе зачем ему такая скорость? Один из
прапорщиков доставил ему мое послание. Он знает. - Айна убежденно кивала.
- Он знает!
- Где он сейчас? - Танит возбужденно смеялась. - Ты знаешь, где он?
- У царя. Он отправился прямо во дворец.
- О, слава богине и всем богам, - выдохнула Танит. - Он сразу начал
использовать свое влияние на Великого Льва. Как ты думаешь, он сможет,
Айна? Изменит царь свое решение?
- Конечно, дитя. Разве ты сомневаешься? Если Хай Бен-Амон что-то
задумал, он даже Баала заставит изменить решение.
- О, как я счастлива, мать! - Танит прижалась к Айне, и они утешали
друг друга. Наконец Танит оторвалась.
- Иди к нему, Айна. Жди у дворца. Расскажи ему все и возвращайся ко
мне.
Когда Айна уже хотела выйти, Танит окликнула ее. "Скажи, что я его
люблю. Скажи, что я люблю его больше жизни - и больше всех богов".
- Тише, - сказала Айна, - тише, дитя. Кто-нибудь услышит.
Оставшись в одиночестве, Танит легла и улыбнулась.
- Неважно, - прошептала она. - Хай здесь, и все остальное неважно.
С растущим ужасом Ланнон слушал Хая. Когда Хай без предупреждения
неожиданно появился ночью, первой мыслью Ланнона было, что он узнал о
завтрашнем жертвоприношении. Ланнон хотел отказать Хаю в приеме,
обдумывал, как бы ускользнуть от него, но пока он обдумывал, Хай миновал
растерянных и протестующих стражников и ворвался в спальню Ланнона.
Ланнон, нагой, встал от своей младшей жены, гневные слова застыли на
его губах, когда он увидел состояние Хая.
- Прости, величество, у меня ужасные новости.
Ланнон смотрел на него, видел грязную и пыльную одежду, нечесаную
бороду и волосы, исхудавшее лицо, с которого спала вся плоть, и дикие
запавшие глаза в темных глазницах.
- Что случилось, Хай? - Он быстро подошел к жрецу и поддержал его
братской рукой.
Той же ночью собрался совет девяти. В напряженном молчании слушали
они доклад Хая. Только когда он прохрипел последние слова и устало
откинулся на стуле, начались поиски виновных, взаимные обвинения,
выражения сомнения и жалости к самим себе.
- Нам сказали, что он уничтожен у Сетта!
Хай ответил: "Вам сказали только, что я уничтожил 30 000 рабов у
Сетта. Его я не называл".
- Но как можно было создать такую армию, чтобы мы ни о чем не
подозревали? Кто в этом виновпат?
Хай сказал: "Она собиралась вдали от наших границ. Никто не виноват".
- А как же шахты? Мы должны защитить их.
Хай устало улыбнулся: "Мы собираемся это сделать".
- Почему на границе только один легион?
Хай мрачно ответил: "Потому что вы отказались выделить деньги на
содержание второго".
Они стали забрасывать его вопросами, прорывая ими туман усталости.
- А как тебе удалось пройти невредимым через территорию врага?
- А ведь этот Тимон был твоим протеже.
- Ты его хорошо знаешь, ты сам его учил.
Хай взглянул на Ланнона.
- Довольно! - Голос Ланнона прервал споры. - Его святейшество объявил
военное положение на всей территории империи. Он показал мне копии
приказов, и я собираюсь утвердить их.
- А не стоит ли подождать? - Это, естетсвенно, Фило. - Не слишком ли
мы торопимся?
- А чего ждать? - спросил Хай. - Пока копьем не взрежут тебе живот и
не отрежут половые органы?
Незадолго до рассвета Ланнон подписал все приказы и распустил совет
девяти со словами:
- Встретимся снова в полдень, после окончания последней церемонии
Плодородия Земли. Вооружитесь и позаботьтесь о своих семьях.
Когда они остались одни, он мягко сказал Хаю: "Спи здесь. Теперь ты
уже больше ничего не можешь сделать".
Но он опоздал. Хай уже спал, положив голову на стол. Ланнон поднял
его и, как спящего ребенка, отнес в комнату для гостей.
Он поставил у входа часового.
- Никто не должен разбудить святого отца, - приказал он. - Никто! Ты
понял?
Уже наступал рассвет. Через несколько часов состоится
жертвоприношение, а Хай спит сном, похожим на смерть, и сон этот может
продлиться несколько дней. Ланнон пошел умываться и одеваться к церемонии.
Айна прикрыла лицо капюшоном. Сунула старые костлявые руки в широкие
рукава и наклонилась, задувая лампу.
Она стояла в темноте, думая, что предпринять. Она не будет ждать,
пока святой отец выйдет из дворца. У Айны есть доступ в дворцовую кухню.
Управляющий - внук ее младшей сестры, и она часто ела там, чтобы отдохнуть
от храмовой пищи. Все рабы знают ее. Будет просто найти одного из рабов,
узнать у него, где в большом здании находится святой отец, и передать ему
слово.
Она осторожно раздвинула занавеси свой кельи и выглянула. В конце
коридора в настенном креплении горел один факел, но света было мало, и
Айна не заметила темную женскую фигуру, ждавшую ее в тени, пока эта
женщина не приблизилась к ней.
- Не спишь, старуха? - низкий, почти мужской голос звучал негромко,
сильные руки сомкнулись вокруг запястий Айны.
- Куда это ты так поздно? Слышала о том, что Хай Бен-Амон вернулся в
Опет?
- Нет, - простонала Айна. - Клянусь. - И она тщетно попыталась
вырваться. Свободной рукой сестра Хака отбросила с лица Айны капюшон и
вгляделась ей в глаза.
- Ты ведь шла к Бен-Амону?
- Нет. Клянусь. - Айна видела смерть в выражении сестры Хаки и
закричала. Послышался тонкий звук, похожий на шум ветра, он внезапно
оборвался, когда рука Хаки закрыла рот старой женщины.
Из противоположной двери выглянуло испуганное лицо, но сестра Хака
рявкнула: "Возвращайся к себе!" И юная послушница быстро повиновалась.
Сестра Хака втолкнула Айну обратно в келью и прижала к кровати. Она
зажимала одной рукой рот и ноздри Айны, другой прижимала ее грудь.
Айна яростно сопротивлялась, колотила ногами по стене, руками
пыталась ухватить сестру Хаку за лицо. Но все это быстро прошло, она
покорилась и лежала неподвижно. Еще долго сестар Хака зажимала ей рот и
нос, потом одной рукой потрогала костлявую грудь.
Не услышав биения сердца, она довольно кивнула, аккуратно расправила
платье мертвой и вышла из кельи. Через маленькое окно рассет осветил лицо
Айны. Рот ее был раскрыт, глаза смотрели испуганно, клок седых волос
прилип ко лбу.
Ланнон понимал, что необходимо тщательно соблюсти все ритуалы
праздника. Ясно, что перед ним очень тяжелая задача, Опету противостоит
враг такой силы и безжалостности, каких он еще не знал в своей истории.
Пророчество неблагоприятно. Может, он и его царство вызвали гнев богов.
Ланнон знал, что судьба наций зависит не только от действий людей.
Битвы выигрываются не одними мечами. Он знал, что есть силы, иногда злые,
иногда милостивые, которые определяют исход земных событий. Он знал, что
возможно умилостивить разгневанного бога и заручиться доброй волей того
божества, которое к тебе расположено.
Когда преподобная мать проводила его через катехизис у бассейна
Астарты, он тщательно следил за правильностью своих ответов, и голос его
звучал искренне, когда он присягал богине.
Его окружили жрицы, и легкие руки помогли ему снять одежду из
