- Лёкёшхаза.
Глава 23
О "Восточном экспрессе" Кейт знала из книги Агаты Кристи и многочисленных фильмов: отделанные бархатом интерьеры, изысканный вагон-ресторан, повсюду роскошные светильники и элегантные, но таинственные пассажиры.
Таким был "Восточный экспресс", но только не этот.
На будапештский Восточный вокзал они с О'Рурком прибыли задолго до отправления семичасового поезда. Огромный навес из стекла и металла, под которым царила суматоха и гулко разносились звуки, напомнил Кейт гравюры с изображениями железнодорожных станций прошлого века. Как выглядит Северный вокзал в Бухаресте, конечной точке их маршрута, Кейт помнила, поскольку в мае прошлого года была там с другими сотрудниками ВОЗ, чтобы документально подтвердить наличие сотен беспризорных детей, живущих в разбитых ящиках и выпрашивающих подачки у вечно спешащих пассажиров.
В "Ибусе", Венгерском бюро по иностранному туризму и путешествиям, они с О'Рурком предварительно заплатили за два купе первого класса в этом самом "Восточном экспрессе". Но оказалось, что они могут претендовать лишь на одно купе, а "первым классом" называлось тесное, неотапливаемое пространство с двумя полками и грязной раковиной, надпись на которой предупреждала, что вода - если она есть - представляет опасность и пить ее нельзя. Места же хватало только для того, чтобы О'Рурк присел на низкую раковину, пока Кейт усаживалась на полку, причем их колени почти соприкасались. Но они не жаловались.
Поезд тронулся вовремя. Они молча смотрели в окно, когда проезжали по Будапешту. Потом они миновали ровные ряды домов сталинских времен на окраине, скудно освещенные дома из шлакоблоков в пригороде, после чего поезд мчался на юго-восток уже в полной темноте. В плохо подогнанных окнах свистел ветер, и им пришлось закутаться в верхнюю одежду.
- Я забыл взять еды, - сказал священник. - Виноват.
Кейт подняла брови.
- Разве здесь нет вагона-ресторана?
Несмотря на все убожество "купе первого класса", она еще не рассталась с надеждой на изысканный ужин среди чистых скатертей и фарфоровых ваз со свежими цветами.
- Пойдемте, - сказал О'Рурк.
Кейт вышла за ним в узкий коридор. В вагоне "первого класса" было восемь купе, и все двери были закрыты. Преодолевая повороты на скорости, вдвое большей, чем на американских железных дорогах, поезд подпрыгивал и раскачивался. Ощущение было такое, что вагон может слететь с рельсов на любом вираже.
О'Рурк открыл тяжелую, исцарапанную дверь в конце вагона: вход был затянут рядами толстых веревок.
- С той стороны то же самое, - сказал священник.
- Но почему?.. - Внутри Кейт нарастала тошнотворная клаустрофобия.
О'Рурк пожал плечами.
- Я ездил этим поездом к западу от Бухареста, и было то же самое. Может, они не хотят, чтобы из других вагонов лезли в первый класс. Или это делается из соображений безопасности. Но мы здесь в изоляции.., можно сойти, когда поезд остановится, но из вагона в вагон переходить нельзя. Впрочем, это неважно, поскольку вагона-ресторана все равно нет.
Кейт чуть не плакала.
О'Рурк постучался в первую дверь. Там оказалась рыжеволосая хмурая проводница.
- Egy uveg Sor, kerem, - сказал ей священник, оглянувшись на Кейт. - Пожалуй, пиво нам не помешает Хмурая женщина покачала головой.
- Nem Sor... Coca-cola... husz Forint. О'Рурк скривился и подал ей бумажку в пятьдесят форинтов.
- Ketto Coca-colas, - сказал он, подняв два пальца. - Сдача? A... Fel tudya ezt valtani?
- Nem, - отрезала хмурая проводница, подала две маленькие бутылочки кока-колы и задвинула дверь.
В купе Кейт открыла бутылки открывалкой из складного ножа, который ей когда-то подарил Том. Они сделали по глотку, поежились и посмотрели на мелькающие за окном темные деревья.
- Поезд прибывает в Бухарест примерно в десять утра, - сказал О'Рурк. - Вы уверены, что не хотите на нем остаться?
Кейт закусила губу.
- Наверное, глупо - выходить из поезда посреди ночи Вы, должно быть, считаете меня круглой дурой. Священник допил коку и молчал еще с полминуты.
- Нет, - произнес он наконец. - Думаю, переезд через границу может оказаться концом путешествия. Лучан нас предупреждал.
Кейт глядела в темноту за окном.
- Похоже на манию преследования, да? О'Рурк кивнул.
- Верно.., но даже у маньяков есть враги. Кейт подняла глаза.
- Шутка, - пояснил священник. - Давайте действовать по плану.
Кейт поставила бутылку и поежилась. Она и представить себе не могла, что будет посреди ночи тащиться куда-то в этом кошмарном поезде. Единственным источником света в купе была слабенькая, ватт на десять, лампочка на потолке.
- А что помешает цыганам ограбить нас и убить? - Ничего, - ответил О'Рурк. - Если не считать того, что Янош уже имел с ними дела и, случись с нами что-нибудь, сообщит властям. Думаю, все будет нормально.
Свет прожектора локомотива выхватил из темноты деревья, которые тут же сменили пастбища.
- Расскажите мне о цыганах, Майк.
Священник потер руки и подул на них, пытаясь согреть.
- Ia их древней истории или поближе к нашим временам?
- Все равно.
- О европейских цыганах вообще или только о румынских?
- О румынских.
- Жилось им не слишком-то легко, - начал О'Рурк. - До тысяча восемьсот пятьдесят первого года они были рабами.
- Рабами? Мне казалось, что рабство в Европе отменили задолго до этого времени.
- Все правильно. Но только не в Румынии и не по отношению к цыганам. Да и потом им было ненамного легче. Гитлер пытался решить "цыганский вопрос" за счет их уничтожения в концлагерях по всей Европе. В Румынии во время войны было уничтожено больше тридцати пяти тысяч человек, единственное преступление которых состояло лишь в том, что они цыгане.
Кейт нахмурилась.
- Я не знала, что Румыния была оккупирована немцами.
- Она и не была оккупирована.
- Да? Э-э-э.., расскажите дальше.
- Так вот, примерно четверть миллиона цыган назвали себя цыганами во время последней переписи в Румынии. Большинство же не захотели указывать свою истинную национальность из-за официальных преследований, и на самом деле в стране их не меньше миллиона.
- Каких преследований?
- При Чаушеску в Румынии официально не признавали цыган отдельной этнической группой - только частью румынской нации. Официальной политикой была "интеграция", что на практике означало разрушение цыганских таборов, отказ в выдаче виз, гражданство второго сорта, а работа - третьего, расселение цыган в городских гетто или цыганских поселениях, где на улучшение условий жизни не выделялось ни гроша, а к цыганам вообще относились с презрением и с предубеждением, что можно сравнить с положением чернокожих в Америке лет семьдесят тому назад.
- А сейчас? - спросила Кейт. - После революции? О'Рурк пожал плечами.
- Законы и отношение остались примерно такими же Сами видели, что большинство "приютских детей", которых усыновляют американцы, из цыганских семей.
- Да, - согласилась Кейт. - Дети, проданные своими же родителями.
- Так точно. Дети - единственная роскошь, которой цыганские семьи располагают в изобилии. Кейт смотрела в темноту.
- А у Влада Цепеша были какие-то особые отношения с цыганами?
О'Рурк усмехнулся.
- Это было чертовски давно, но.., да, я тоже об этом читал. Старый Влад Дракула окружил себя телохранителями из Цыган. Одно время у него все войско состояло из одних цыган, и он часто использовал их для особых поручений Когда бояре и прочая знать восстали против Дракулы, верность ему сохранили только цыгане. Кажется, еще в те времена они ненавидели всякую власть - Но Влад Прокалыватель сам был властью.
- Всего несколько лет Вспомните, что он больше спасался бегством до и после правления, чем правил Чего Дракула никогда не жалел для цыган и за что они всегда отвечали ему взаимностью, так это золото.
Eейт состроила гримаску и поближе придвинула к себе сумочку.
- Будем надеяться, что пара тысяч долларов вполне заменит то самое золото.
Отец Майкл О'Рурк кивнул и дальше они сидели молча, пока поезд подскакивал, дребезжал и стучал, отмеряя километр за километром в сторону румынской границы.
***
Лёкёшхаза был приграничным городком, но О'Рурк сказал, что настоящая таможня в Куртичи - румынском городке несколькими милями дальше. По его словам, там все, как в старые добрые дни: подозрительные контролеры, которые барабанят в дверь купе в полночь или на рассвете, в зависимости от того, в какую сторону направляется поезд, пограничники в портупеях, автоматы, собаки, что-то вынюхивающие под поездом, другие пограничники, перетряхивающие матрасы и одежду по всему купе.
Они не стали дожидаться таможни. Большинство оставшихся пассажиров-венгров сходили в Лёкёшхазе, и Кейт со священником присоединились к ним. Они прошли по платформе, смешавшись с толпой, и покинули освещенное место, оказавшись за зданием вокзала. Вокзальчик был небольшой, да и городишко маленький, так что им понадобилось пройти всего пару кварталов, чтобы очутиться на окраине. Вокруг было очень темно. С полей за пустынным шоссе дул холодный ветер. Где-то неподалеку лаяли и выли собаки.
- А вот и кафе, о котором говорил Чоаба. - О'Рурк кивнул в сторону запертого и закрытого ставнями строения. На окне висела табличка с надписью "ZARVA", что О'Рурк перевел как "закрыто", а табличка поменьше с надписью "AUTOBUSZ MEGALLO" вызвала у Кейт сомнения, поскольку она никак не могла поверить, что здесь ночью могут останавливаться какие-нибудь автобусы.
Они перешли в тень заброшенного дома из шлакоблоков через улицу от кафе и стояли там, переминаясь с ноги на ногу, чтобы согреться.
- Больше похоже на декабрь, чем на октябрьскую погоду, - шепнула Кейт, когда они простояли минут десять - двенадцать.
О'Рурк придвинулся поближе. Кейт ощутила запах мыла и крема для бритья, исходивший от его щеки над аккуратно подстриженной бородкой.
- Вы еще не знаете ни венгерской, ни румынской зимы, - шепнул он в ответ. - Уж поверьте, для Восточной Европы это довольно мягкая октябрьская погода.
Они услышали, как поезд отошел от станции, лязгая вагонами и выпустив облако пара. Минутой позже по шоссе медленно проехала полицейская машина, но Кейт и О'Рурк были надежно скрыты тенью, и машина, не останавливаясь, поехала дальше.
- Наверное, воевода Чоаба решил, что четырех сотен ему хватит, - шепнула Кейт еще через мгновение. Руки у нее дрожали от холода и волнения. - Что будем делать, если...
О'Рурк прикоснулся к ее перчатке. На шоссе появился старый, потрепанный фургончик, одна фара которого была сбита и освещала поле, а не дорогу. Машина въехала на закрытую стоянку при кафе и дважды мигнула фарами.
- Вперед, - шепнул О'Рурк.
***
Воевода Чоаба провез их всего километров десять от Лёкёшхазы, после чего они свернули с шоссе на изрытый колеями проселок, проехали мимо скопления цыганских кибиток, которые Кейт узнала по детским книжкам, и подкатили к краю оврага, где грунтовка заканчивалась.
- Пошли, - сказал он, сверкнув золотыми зубами в свете фонарика, который держал в руке. - Дальше пешком.
Кейт спотыкалась и два раза чуть не упала во время крутого спуска - у нее мелькнула шальная мысль, что так и придется весь путь до Румынии проделать в потемках среди россыпей валунов, - но потом они оказались на дне оврага, воевода Чоаба выключил фонарик, и не успели их глаза привыкнуть к темноте, как зажглось не меньше дюжины прикрытых фар. Кейт заморгала. Под маскировочной сетью, свисавшей с деревянных шестов, стояли шесть почти новых "лэндроверов". В машинах или рядом с ними сидели и стояли двадцать, а то и больше мужчин, одетых как и Чоаба в тяжелые овчинные полушубки и высокие шляпы. Все смотрели на Кейт и О'Рурка. Один из мужчин - высокий, худощавый, без усов и бороды - вышел вперед. На нем был толстый шерстяной блейзер и потрепанный свитер.
