Но эти угрозы все-таки удерживали Старика от того, чтобы
предлагать свое изобретение, которое он называл "телефонным
мажордомом", на продажу. Дьюан же был счастлив уже тем, что им еще не
отключили телефон.
К тому же за последние месяцы он сам немного усовершенствовал
изобретение Старика, и теперь запись сообщения сопровождалась миганием
сигнальных лампочек. Он хотел добиться того, чтобы при записи на
пленку разных голосов мигали лампочки разных цветов - например,
зеленый когда звонил дядя Арт, синий - для Дейла и остальных ребят,
прерывистый красный - для телефонной компании, но пока что эта
проблема с трудом поддавалась решению... Дьюан встроил тоновый
генератор, чтобы идентифицировать голоса абонентов на основании
прежних записей, затем сконструировал простую схему для петли обратной
связи к батарейкам соответствующих лампочек... Но все эти детали были
слишком дорогими и он ограничился тем, что установил одну лампочку для
всех абонентов.
Сейчас она не горела. Значит никаких сообщений не было. Да они и
бывали очень редко.
Дьюан подошел к входной двери и выглянул наружу. Свет, горевший
около амбара, освещал поворот подъездной аллеи и часть дома, но
оставшиеся в тени поля казались от этого еще темнее. Цикады и
древесные лягушки вопили сегодня во всю мочь.
Дьюан постоял минуту, размышляя над тем, как бы ему уговорить дядю
Арта отвезти его завтра в университет Бредли. Обдумав этот вопрос, он
решил вернуться в комнаты и позвонить дяде,но прежде он сделал одну
странную вещь, которой никогда не делал прежде. Он запер на крючок
наружную дверь и отправился через холл к парадному входу, чтобы
убедиться, что эта редко используемая дверь тоже заперта.
Конечно, это означало, что теперь ему придется дожидаться
возвращения отца, чтобы отпереть ему дверь, но это неважно. Они
никогда не запирали дом, даже в тех редких случаях, когда отправлялись
с дядей Артом на уикэнд в Чикаго или Пеорию. Им это даже в голову не
приходило.
Но сегодня Дьюан не хотел, чтобы двери оставались незапертыми.
Он проверил крючок, сообразил, что даже он сам с легкостью вышиб
бы дверь одним ударом кулака, улыбнулся собственной глупости и пошел
звонить дяде Арту.
Маленькая спальня Майка помещалась на втором этаже над той
комнатой, что была когда-то гостиной, а потом превратилась в комнату
Мемо. Второй этаж у них в доме не отапливался, просто в полу были
установлены большие решетки, чтобы обеспечить доступ теплого воздуха
снизу. Эти решетки находились как раз под кроватью Майка и на своем
собственном потолке он часто видел слабый отсвет маленькой керосиновой
лампы, которая всю ночь горела в комнате Мемо. Мама по нескольку раз
за ночь спускалась к Мемо и тусклый свет лампочки был очень кстати.
Майк прекрасно знал, что если встать на колени и заглянуть через
решетку, то он увидит небольшой холмик одеяла. Под этим холмиком
теперь всегда лежала его бабушка. Но он никогда так не делал, ему
казалось, что это смахивает на подглядывание.
Но иногда мальчика охватывала уверенность, что он слышит, как
струятся сквозь решетку потоки мыслей и снов Мемо. Это не были слова
или образы, нет, они поднимались к нему в виде едва слышных вздохов,
теплого дуновения любви или холодной струи тревоги. Часто Майк, лежа
без сна в своей низенькой комнате, думал, что, если Мемо умрет прямо
сейчас, когда он здесь лежит, то услышит ли он как отлетает ее душа.
Помедлит ли она, чтобы обнять его, как бывало прежде, когда он был
маленьким?
Майк лежал и наблюдал, как слабая тень листьев колышется на круто
уходящем вверх потолке. Жедания спать у него не было. После обеда он
все время зевал, глаза слипались из-за того что не выспался прошлой
ночью, но теперь, когда его окутывали темнота и тишина, сна не было ни
в одном глазу. Он просто боялся закрыть глаза. Он лежал и изо всех сил
старался не заснуть - вел воображаемые беседы с отцом Каванагом,
вспоминал те дни, когда мама так часто улыбалась и ласкала его. Тогда
ее голос еще не был таким резким как теперь, а фразы, хоть и сочились
ирландским юмором, но не имели нынешней горечи. Да и просто вспоминал
Мишель Стаффни, ее рыжеватые волосы, точно такие же мягкие и пушистые,
как у его сестренки Кетлин. Но у Мишель они обрамляли лицо с умными
глазами и выразительным ртом, а не то личико с сонным взглядом и
бессмысленным выражением, которое было у Кетлин.
Майк уже проваливался в сон, когда почувствовал резкий порыв
холодного ветра. Он встревоженно приподнял голову.
Несмотря на открытое окно в комнате было жарко. Весь день теплый
воздух поднимался вверх, а вентиляторов конечно не было. Но сейчас
порыв ветра, который пронесся мимо Майка, был холоден как те
сквозняки, что гуляли в его комнате январскими ночами. И этот ветер
нес с собой запах мороженого мяса и застывшей на холоде крови. Запах,
который у Майка вызвал ассоциацию с холодильником, где они держали
говядину, закупленную оптом в торговом центре.
Майк кубарем скатился с кровати и опустился на корточки у решетки.
Свет керосиновой лампочки бешено мигал, как будто в маленькой комнатке
бушевала буря. Холод надвинулся на Майка с такой силой, будто кто-то
сжал холодными пальцами его горло и обхватил лодыжки и плечи. Он
ожидал, что сейчас же к бабушке войдет в криво застегнутом халате и со
сбившимися набок волосами мать, войдет чтобы проверить не случилось ли
чего. Но весь дом был тих и молчалив, только из родительской спальни
доносился мощный храп отца.
Холод словно вползал сквозь решетку и с силой врывался через окно.
Керосиновая лампа мигнула в последний раз и погасла. Майку показалось,
что из темного угла, где лежала Мемо, донесся тихий стон.
Мальчик вскочил на ноги, схватил бейсбольную рукавицу и кубарем
скатился по лестнице. Деревянные ступени сделали его шаги почти
неслышными.
Обычно дверь Мемо оставляли чуть приоткрытой. Сейчас она была
захлопнута наглухо.
Почти готовый к тому, что дверь окажется запертой изнутри - вещь
невозможная, если Мемо была одна в комнате - Майк долю секунды
помедлил подле двери, касаясь ее пальцами, как пожарник, ощущающий жар
бушующего за деревянной стеной пламени. Рукавица висела у него через
плечо, и он был готов пустить ее в дело в любую минуту.
Внутри было достаточно светло, чтобы увидеть, что комната пуста,
совершенно пуста за исключением бугорка под одеялом, который был Мемо,
разложенных на столе и развешанных по стенам фотоснимков, флакончиков
из-под лекарств на специально купленном медицинском столике, любимого
дедушкиного кресла, стоящего в углу, старого радио, которое все еще
работало... Все было как обычно.
Но даже сейчас, когда он стоял, зажав в руке рукавицу и готовый к
бою с неизвестным врагом, Майк чувствовал, что здесь они с Мемо не
одни. Холодный поток ветра вился и струился вокруг него, водоворот
ледяного, вонючего воздуха. Однажды Майк чистил у миссис Мун
холодильник, в котором она держала кур и мясной фарш, после того, как
у них в доме целых десять дней не было электричества. Сейчас запах был
точно таким.
Майк выставил вперед рукавицу, хотя ледяной поток окутывал его,
холодные пальцы словно щекотали его живот и спину там, где их не
прикрывала короткая пижама, чей-то мертвый рот дул ему в шею, смрадное
дыхание щекотало его щеки, словно в дюйме от лица Майка было чужое,
невидимое лицо, извергающее на него тление могилы.
Майк выругался и ткнул рукавицей в темноту. Ветер завыл и до
мальчика донесся чей-то стон, будто какой-то черный человек зашипел
ему в ухо. Разбросанные по комнате бумаги не шелохнулись. Снаружи не
доносилось ни звука, только слабо шелестели колосья в полях за домами.
Майк поперхнулся новым ругательством, но еще раз ткнул перед собой
рукавицей, теперь держа ее обеими руками. Он стоял в центре комнаты в
позе, которая представляла нечто среднее между позой отбивающего и
стойкой боксера. Гадкий ветер будто съежился и укрылся в самом дальнем
углу, Майк шагнул туда, но оглянувшись через плечо, увидел бледное
лицо Иемо на подушке и вернулся. К ней. Что бы там не кружило вокруг
него.
Он нагнулся над Мемо, теперь его щека ощущала ее сухое дыхание -
по крайней мере, он знал, что она жива - и попытался защитить ее от
холода своим телом.
Послышался вой ветра, прозвучавший как чей-то тихий смех и холод
шмыгнул в раскрытое окно, как бывает когда черный водоворот воды
исчезает в стоке трубы.
Внезапно вспыхнул свет в лампе, ее шипящее пламя и танцующие
золотые отблески заставили Майка испуганно вскочить на ноги. Сердце у
него чуть не выскакивало из груди. Он застыл с поднятой рукавицей,
ожидая нападения.
Но холод исчез. Теперь в открытое окно лился теплый июньский
ветерок и слышалось стрекотание внезапно воскресших кузнечиков, шорох
листьев.
Майк обернулся к кровати и присел рядом с Мемо. Ее глаза были
широко распахнуты, и казались совершенно черными и влажными. Он
наклонился вперед и коснулся ее щеки теплой ладонью.
- Ты в порядке, Мемо? - спросил он.
Иногда она понимала вопросы и давала на них ответы: одно мигание
означало "да", два - "нет". В некоторые дни и такого разговора не
получалось.
_Одно мигание._ Да.
Майк почувствовал, как взволнованно забилось у него сердце. Так
много времени прошло с тех пор, как Мемо говорила с ним... даже таким
несчастным способом.
Во рту у мальчика пересохло. Он едва выговорил следующий вопрос.
- Ты чувствовала это?
_Одно мигание._
- Здесь что-то было?
_Одно мигание._
- Это было по-настоящему?
_Одно мигание._
Майк перевел дух. Это было все равно, что говорить с мумией, если
не считать миганий, да и те в этом призрачном свете казались
ненастоящими. Он согласился бы отдать все что угодно, все что у него
когда-нибудь будет в жизни, за то, чтобы Мемо могла поговорить с ним в
эту минуту. Хоть на мгновение.
Он прочистил горло.
- Здесь было что-то плохое?
_Одно мигание._
- Это было... привидение?
_Два мигания_. Нет.
Майк заглянул ей в глаза. Между ответами она совсем не мигала. Это
было все равно, что брать интервью у трупа.
Майк потряс головой, чтобы прогнать предательскую мысль.
- Это было... это была смерть?
_Одно мигание._ Да.
Ответив, она закрыла глаза и Майк наклонился ниже, чтобы
убедиться, что она еще жива, и затем нежно прикоснулся ладонью к ее
щеке.
- Все нормально, Мемо, - прошептал он ей прямо в ухо. - Я буду
рядом. Оно сегодня не вернется. Спи.
Он посидел на корточках рядом с кроватью, пока ее прерывистое,
беспокойное дыхание не выровнялось и как-то не успокоилось. Тогда он
встал, взял дедушкино кресло и пододвинул его к кровати. Качалка
стояла гораздо ближе, но почему-то ему захотелось взять именно
дедушкино кресло, и он уселся в него, бейсбольная рукавица все еще
лежала на его плече. Майк твердо намеревался загородить Мемо от окна.
Чуть пораньше в тот же вечер, в полутора кварталах от дома Майка,
Лоуренс и Дейл готовились ко сну.
Они только что посмотрели по телевизору "Морской Охотник" с Лойдом
Бриджесом в главной роли. Фильм начинался в девять тридцать, это было
единственное исключение, которое им позволяли делать из железного
правила укладываться в девять часов. Сейчас они оба отправились
наверх, первым шел Дейл, чтобы зажечь свет. Хотя было уже десять,
слабый свет летних сумерек лился через окна.
