добраться до "Карийон Доре", войти туда, увидеть.
Он долго кружил по кварталу Елисейских полей в поисках стоянки, пока
наконец не вспомнил, что есть один паркинг под авеню Георга V.
Он шагал, поглядывая на часы. Еще не было и девяти вечера, кабаре
наверняка распахивает свои двери не раньше одиннадцати-двенадцати.
На углу улицы Вашингтона на него метнула вопросительный взгляд уличная
девица, как бы ожидая сигнала с его стороны. Неужто он похож на мужчину,
который обращается к такого рода женщинам? Когда он миновал ее, она пожала
плечами и вновь заступила на свой пост.
Покружив минут двадцать, он наконец зашел в кинотеатр. Как ему
показалось, билетерша тоже упорно наблюдала за ним, будто ждала, что он ее о
чем-то попросит. Может, чтобы она посадила его рядом с хорошенькой девушкой?
Это был фильм про войну; оглушительно гремели пушки, самолеты, пулеметы.
Покрытые грязью мужчины с оружием наперевес гуськом пробирались через
болото.
Он совершил промашку, сказав, что заедет в офис. Предположим, жене
захочется с ним поговорить, она позвонит, и ей никто не ответит.
Его страхи смешны. У нее ни разу не возникало необходимости сообщить ему
что-то срочное. Не было никаких оснований для того, чтобы Ален поранился или
чтобы на Бланш вдруг напал какой-нибудь недуг.
Если не считать пагубных последствий ее родов, она ни разу не болела, и
он не помнил, чтобы она провела день в постели. Даже когда у нее был грипп,
она отказывалась мерить температуру и занималась хозяйством.
А что?! Она была счастлива! Они все были счастливы!
Что изменится от того, что он уступит небольшому любопытству и отворит
дверь ночного ресторана?
Он вновь очутился на улице в час, когда все кинотеатры выплескивают на
тротуары толпы своих зрителей, и ему потребовалось какое-то время, чтобы
сориентироваться. Теперь на углу улицы Вашингтона стояли уже, три женщины, и
похоже было, они хорошо ладили между собой.
Значит, их не смущало заниматься этим ремеслом на глазах друг у друга.
Одна из них, молодая, еще свежая, улыбнулась ему, и он чуть было из
вежливости - чтобы не огорчить ее - не улыбнулся в ответ.
Улица де Понтье выглядела более оживленной, чем днем. Неоновые
вывески-красные, синие, желтые или зеленые - указывали на кабаре, бары,
рестораны.
Когда он подходил к "Карийон Доре", у него почти перехватило дыхание, и
ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы протянуть руку к двери и
толкнуть ее.
- Вашу шляпу, мсье.
В углу, огороженном балюстрадой, гардероб обслуживала девушка в
коротенькой юбочке. Слева он увидел стойку бара из красного дерева и
табуреты, которые почти все были заняты.
Освещение цвета танго - как говорили когда-то - было таким скупым, что
требовалось время, чтобы привыкнуть к полумраку.
- Вам столик получше, мсье?
Метрдотель старался увлечь его за собой к центру зала, где крошечный
подиум окружали столики - каждый со своим ведерком со льдом и бутылкой
шампанского с большой золоченой пробкой. Жовис чуть было не уступил нажиму,
но тут повернулся в сторону бара и увидел свободный табурет по соседству с
женщиной в желтом платье.
- Я предпочитаю остаться здесь.
- Как вам угодно.
"Не вышло" - казалось, сказал про себя метрдотель, как до него это
сделала девица на углу улицы Вашингтона.
Он взгромоздился на табурет. Бармен положил перед ним на стойку салфетку,
вопрошающе взглянул на него.
- Что вам подать?
- Можно кружку пива?
- Сожалею, но у нас нет пива. Только шампанское, виски, джин и водка.
Все, наверное, поняли, что он впервые переступил порог заведения такого
рода, и его соседка отвернулась, чтобы скрыть улыбку, а может, чтобы
подмигнуть Леону.
Леон оказался небольшим человечком, розовым и толстощеким, каких можно
повстречать где угодно. Жовис решил, что он похож на парикмахера.
- Виски, - пробормотал Эмиль.
Виски он пил всего раза два-три, один раз в день рождения Ремакля,
который в баре на площади Бастилии угостил виски все агентство. Оно
оказалось не очень вкусным, но не таким уж и крепким.
Он посмотрел на желтоватую жидкость, которую наливали в его бокал.
- Разбавить водой?
- Да, пожалуйста.
- Налей и Мне, Леон.
Соседка повернулась к нему и бросала любопытные взгляды.
А он искал глазами Фаррана, удивляясь, что не видит его. За стойкой
сидели в основном мужчины, если не считать его соседки и темноволосой девицы
в золотом платье, облокотившейся на стойку на противоположном от них конце.
Почему он решил, что это была Алекса?
Платье плотно обтягивало ее тело, и под ним у нее явно ничего не было
надето. Интересно, как она надевает и снимает его.
Тело было гибким, с плавными линиями и, вероятно, нежным и упругим при
прикосновении. Их взгляды встретились. Она не улыбнулась, но в ее глазах он
прочел любопытство.
Неужели они ни разу не видели в "Карийоне" такого мужчину, как он? Три
клиента за стойкой были помоложе его и обсуждали какую-то киносделку. Жовис
не слышал всего, он понимал лишь, что речь идет о смете, о гарантированном
составе исполнителей, о совместном производстве с Германией.
Когда он вынул сигарету из кармана, Леон поднес ему зажженную спичку, а
соседка - зажигалку.
Он заколебался между двумя огоньками, и коль скоро бармен казался ему
более важной персоной, то выбрал спичку.
Женщина рассмеялась.
- Это не очень любезно по отношению ко мне.
- Прошу простить. Я не сразу сообразил, что...
- Пустяки. Вы часто сюда заходите?
Она знала, что нет: ведь они не были знакомы, а она, вероятно, уже давно
работает в этом заведении.
- Сегодня в первый раз.
Не следовало жульничать. Это сразу заметят и станут его остерегаться. У
него была неспокойна совесть, и он считал себя кем-то вроде шпиона.
- Парижанин?
- Да. В общем-то, да. Всего несколько дней, как я живу в пригороде
Парижа.
- Вам везет.
Она не вела себя вызывающе. Разговаривала с ним мило, непринужденно. В ее
лице - ничего особенного. Ее нельзя было назвать ни красавицей, ни уродкой -
свежая, мягкая, без претензий.
Почему же он смотрел через ее плечо на ту, другую, которую считал
Алексой?
- Чинь-чинь!
Если бы его отец... Если бы его мать...
Она залпом осушила свой бокал.
- Вы любите шотландское виски?
- Не так чтобы очень. Предпочитаю пиво.
- Я тоже. Впрочем, я родом из Эльзаса. Из Страсбура. Вы знаете Страсбур?
- Я там был два раза.
- Вы обедали в "Обетте"?
Он уже собирался ответить, что нет, как тут узнал в зеркале, находившемся
за строем бутылок, лицо и крепкие плечи своего соседа из Клерви. Фарран
стоял неподвижно, вполголоса беседуя с метрдотелем, обводя взглядом зал и
бар, по-хозяйски разглядывая каждого посетителя.
Когда же он пробирался сквозь толпу к женщине в золотом платье, он
обронил на ходу:
- Привет, Ирен.
- Привет, Жан.
Он мимоходом бросил безучастный взгляд на Жовиса, а спустя мгновение уже
касался губами в легком поцелуе шеи той, что, несомненно, была Алексой.
Несколько пар еще танцевали на подиуме, когда вдруг музыканты перестали
играть. Раздалась барабанная дробь, погас свет, и синеватые прожекторы
высветили возникшую как бы ниоткуда рыжую женщину в костюме 1900 года.
Оркестр играл теперь "Приди ко мне, котик", а женщина ходила вокруг
подиума мелкими пританцовывающими шажками, мимоходом похлопывая концом
своего веера по лысому господину, сидевшему так, что ей было легко до него
дотянуться.
Посетители, занимавшие места за столиками, смотрели во все глаза; те же
мужчины и женщины, что находились у стойки, будучи уже пресыщены, едва
обращали внимание на этот номер, и разговоры вполголоса продолжались.
- Это Мабель, - шепнула Ирен. - Она танцевала френч-канкан в "Табарене",
пока его не снесли, чтобы выстроить там гараж.
На Мабель была экстравагантная шляпа с цветами, платье, какие носили в те
времена-с подкладным задом, или панье, из переливающегося шелка, вокруг
шеи-боа из перьев. Когда она при каждом антраша подбирала юбку, то
открывались ее высокие ботиночки из черной кожи.
- Это здесь единственная настоящая танцовщица, но у нее уже не такая
красивая грудь, как требуется, и ее выпускают первой. Ирен говорила
однообразным тоном - без чувства, без зависти.
- Пойду приготовлюсь, ведь я выхожу после нее. До скорого.
Получалось, что она назначала ему что-то вроде свидания, и это смутило
его, поскольку он ничего для этого не сделал. Он лишь отвечал на ее вопросы.
Их диалоги были просты, без каких-либо двусмысленностей.
- Хорошо повеселись, душка.
Он поискал глазами Фаррана, встретил его взгляд - он был устремлен на
Жовиса. Может, это было всего лишь случайностью. Жовис отвернулся и чуть
позже заметил; что Алекса, похоже, наблюдает за ним.
На подиуме Мабель, уже сбросив свое боа из перьев в сторону публики,
расстегивала платье, которое спустя несколько мгновений упало к ее ногам.
Она осталась в пышном нижнем белье, по моде того времени, и теперь настал
черед нижних юбок и лифа.
Все это под музыку. Пританцовывая. С шутливыми жестами, обращенными к
зрителям первого ряда.
Он поискал глазами телефонную кабину, потому что помнил о сцене между
Ирен и Фарраном. В общественных местах у кабин обычно бывает застекленная
дверь, так что любой, проходя мимо...
Ему это казалось странным со стороны девушки, которая мгновение назад
стояла рядом с ним. Она держалась совсем просто, разговаривала с ним как с
товарищем. Правда, для здешней публики должно быть привычно заниматься
любовью.
Четыре музыканта были облачены в полосатые пиджаки. Из-за прожекторов
лица их различались с трудом. Вот танцовщица направляется к лысому клиенту,
которого до этого похлопала своим веером, и приглашает его расшнуровать ей
корсет.
Он поднимается со стула, глупо улыбаясь. Она ластится к нему. Это мужчина
лет шестидесяти, ухоженный, изысканно одетый, в обычной жизни он, должно
быть, является кем-то важным - директором или замдиректора. Завтра он будет
выговаривать опоздавшему служащему, усталой машинистке.
Стягивая с себя панталоны с фестончиками, женщина сопровождает эти
движения мимикой "испуганной невинности", но на ней еще остается рубашка из
тонкого, прозрачного батиста.
Еще один круг. Вот она оказывается лицом к публике, останавливается,
поворачивается спиной. Рубашка слетает с нее через голову в тот самый
момент, когда смолкает музыка.
У Жовиса сжалось горло при виде обнаженного тела, этой спины, этих
ягодиц. Ему интересно, повернется ли сейчас женщина к ним лицом. Конечно же
нет! Прожектора гаснут, зажигаются лампы. Она уже исчезла.
Сексуально его это не взволновало. Едва ли он сумел бы объяснить, что
происходит в нем в этот момент. Прежде всего он чувствовал стеснение оттого,
что находится здесь, как и мужчина с лысым черепом, как и прочие, что
последовали за метрдотелем в первый ряд.
- Желаете повторить?
Он обернулся. Бармен держал бутылку над его бокалом, и он не отважился
возразить.
- Мне налить и мадемуазель Ирен тоже?
Эта деталь его шокирует. Значит, все подстроено. Их было несколько
человек, действовавших согласованно, с тем чтобы вытянуть из клиентов как
можно больше денег, и он, Жовис, являлся одним из таких клиентов.
Это не мешает ему испытывать некоторое сверхвозбуждение - от музыки,
света, от недавнего присутствия рядом с ним девушки, о существовании которой
он еще накануне даже и не подозревал, а также - несмотря ни на что - от
этого обнаженного тела, которое под лучами прожекторов становится как бы
