- В самом деле?
Он чуть было не вскочил со стула, чтобы расцеловать ее в обе щеки.
- Да, это правда. Вы славный молодой человек, и я вас очень люблю. Мы
всегда будем добрыми товарищами...
В то время он не придал значения этой маленькой фразе. Теперь, когда он
ее вспомнил, она заставила его задуматься.
- Вы довольны?
- Я самый счастливый человек.
- Но сначала надо бы найти жилье.
- Я прямо завтра займусь поисками... Какой район вы предпочитаете?
- Этот... Здесь мой участок... Я тут уже освоилась...
Она умерла, и за все двадцать лет их супружеской жизни он так ничего и не
понял.
"Мы всегда будем добрыми товарищами... ".
Разве они ими не были?
- Вы не будете возражать, если я закажу бутылку шампанского?
- При условии, что я выпью только один бокал...
Он позвал официанта. Вскоре им принесли серебряное ведерко, из которого
выглядывало горлышко бутылки. Он никогда не заказывал шампанское в
ресторане. Он вообще пил его два или три раза.
- За нашу жизнь, Аннет...
- За наше здоровье...
Они чокнулись и выпили, глядя друг другу в глаза.
Потом он проводил ее до дверей гостиницы. И тут она сама сказала:
- Сегодня вы можете меня поцеловать...
Он поцеловал ее в обе щеки и лишь слегка коснулся ее губ.
- Когда я вас увижу?
- В следующую среду.
- Пообедаем вместе?
- Хорошо, но только не в таком дорогом ресторане... - И добавила, немного
помолчав: - И без шампанского...
Так воскрешал он в памяти события прошлого, но это не мешало ему
внимательно наблюдать помимо воли за всем, что происходило вокруг. Ему
хотелось, чтобы жизнь кончилась, чтобы земля перестала вращаться, ведь Аннет
умерла, но, придя в мастерскую, он бросал взгляд в окно, за которым
открывалось небо, вот уже несколько дней такое нежно-голубое, а на его фоне
отчетливо выделялись розовые печные трубы над серыми крышами.
Он здоровался с каждым, для каждого находил доброе слово, и они, должно
быть, полагали, что ему становится легче.
Сейчас он работал за своим верстаком и работал над украшением, которое
рисовал, когда появился полицейский и принес ему скорбную весть. Он работал
с такой любовью, как будто посвящал драгоценность своей Аннет.
Для него она оставалась живой, и случалось, что у себя дома на бульваре
Бомарше он чуть было не заговаривал с ней.
С детьми и с Натали он был более общителен, но оживлялся, скорее, в силу
привычки.
Как-то вечером, когда они с сыном были одни, ЖанЖак спросил его как о
чем-то самом естественном на свете:
- Скажи мне, отец, ты не собираешься снова жениться?
Было видно, что он не усмотрел бы в этом ничего дурного, напротив, был бы
рад видеть новую женщину в доме.
- Нет, сынок.
- Почему?
- Потому что я слишком сильно любил твою мать.
- Но это же не причина для того, чтобы тебе мучиться в одиночестве всю
оставшуюся жизнь. Недалек тот день, когда я уеду. Потом Марлен выйдет
замуж... С тобой останется только Натали, она будет о тебе заботиться, но
она уже старая, она не сможет работать бесконечно...
- Мне приятно, что ты думаешь обо мне, но никто не заменит мне твою
мать...
Этот разговор его удивил, особенно практичностью, с какой мальчик
шестнадцати лет смотрит на жизнь. Ведь умерла его мать, а он находил вполне
естественным, что его отец может снова жениться.
На деревьях уже распускались почки. Мужчины сняли пальто, а женщины
ходили по улицам в светлых платьях и оттого казались более жизнерадостными.
Он вспомнил, как нашел квартиру в этом квартале. В то время он подружился
с Жан-Полем Брассье, главным продавцом, которого все в ювелирном магазине
называли не иначе как мсье Брассье, ибо он всегда держался с впечатляющей
уверенностью.
Это был молодой человек, для которого в жизни не существовало никаких
проблем. Ему-то Селерен и объявил первому о своей предстоящей женитьбе.
- И ты тоже? - воскликнул Брассье.
- Ты ее знаешь. С год назад она была на вечеринке, которую Рауль
устраивал, чтобы обмыть свою новую квартиру. Кстати о квартире, мне нужно
подыскать что-нибудь как можно скорее, ведь мы не можем пожениться, пока нам
негде жить.
- Самое надежное - обратиться в агентство...
Через две недели ему предложили квартиру на бульваре Бомарше, которая
показалась ему восхитительной. Там было всего две комнаты, правда довольно
большие, малюсенькая кухня и ванная комната.
- Догадайся, какой сюрприз я тебе приготовил.
Она улыбнулась.
- Догадываюсь.
- И что же это?
- Квартира. Скажем, в таком районе, что она близко и от твоей работы, и
от моей...
Радость переполняла его, так как он не мог больше мириться с таким
положением, когда хоть раз в неделю ему приходилось не видеться с ней. Ему
хотелось, чтобы она всегда была рядом. Если бы это было возможно, он не
разлучался бы с ней с утра до вечера и с вечера до утра.
- И где это?
- На бульваре Бомарше... Она небольшая, но ведь это только начало...
Было восемь вечера, и он не мог в это время беспокоить консьержку, чтобы
посмотреть квартиру. Они поужинали в ресторанчике, который попался им на
улице Беарн. Там еще была настоящая стойка, гофрированные бумажные салфетки
на столиках, а через постоянно распахнутую дверь была видна хлопочущая в
кухне хозяйка.
- Хочешь пойти туда завтра утром?
- Тогда пораньше, потому что у меня много работы...
У него тоже было много работы, но разве квартира, а значит и их женитьба,
не были важнее всего?
- В котором часу?
- В восемь...
- Я буду ждать тебя у входа в гостиницу...
Теперь, двадцать лет спустя, он был уверен, что из них двоих только он
так радовался и не мог ничего понять. Коротконогую консьержку звали мадам
Молар.
- А! Так это на вас собирается жениться молодой человек... Да, у него
недурной вкус... Вы очень хорошенькая девушка.
Она поднялась с ними на четвертый этаж, чтобы отпереть дверь, и потом
оставила их одних.
- Когда в комнатах пусто, квартира, конечно, не очень впечатляет. Но я ее
быстро обставлю. У меня есть сбережения...
- Очень славно, - сказала она, подойдя к окну, за которым кроны деревьев
образовывали занавес.
- Поцелуешь меня?
- Да.
- По-моему, здесь должна быть спальня. В другой комнате, побольше, -
гостиная и столовая... Для начала мы поставим самую необходимую мебель, а
потом заменим ее более красивой.
- Я вижу столько нищеты, что меня устроила бы...
Эти слова не поразили его тогда, но теперь он припомнил и осмыслил их.
- За две недели я все куплю...
- Ты так торопишься?
- Да... Я живу только мыслью об этом.
И действительно, он стал частенько отлучаться из мастерской. Тогда он
работал еще на улице Сент-Оноре. Хозяин понимал его ситуацию и не чинил
препятствий.
Селерен обратился в один из универсальных магазинов, и там его снабдили
почти всем, что им было нужно.
- А как насчет белья?
Он спустился в бельевой отдел и купил там простыни, наволочки, полотенца,
халаты для ванной... На это и ушли почти все его накопления.
Зато теперь он мог жениться! Все было готово.
- Пойдем завтра утром со мной, я преподнесу тебе сюрприз...
На площадке он попросил ее закрыть глаза. Он повел ее за руку на середину
гостиной, где стоял даже телевизор.
- Теперь смотри.
- Быстро тебе удалось...
- Потому что все это не окончательно. Тебе нравится мебель, скажем,
которую можно увидеть у провинциальных нотариусов?
- Да...
- Такую мы и будем покупать постепенно... Мне хочется, чтобы все вокруг
тебя отличалось совершенством...
Она смотрела на него с мягкой улыбкой, в которой таилась нежность, но и -
кто знает? - легкая ирония.
- У тебя есть приятельница, которая могла бы быть твоей свидетельницей на
бракосочетании?
- Наша директриса немного старовата, да и вообще похожа на лошадь...
- Послушай, у меня есть друг Брассье, он уже два года женат, жена у него
очень хорошенькая. Я тебя познакомлю с ними, и ты можешь пригласить ее быть
твоей свидетельницей, а он будет моим...
Эвелин Брассье была не просто хорошенькой. Она была красавицей. Высокая и
гибкая, с изящно вылепленным лицом, обрамленным длинными золотистыми
волосами натуральной блондинки.
В ее грациозных движениях чувствовалась некая томность, словно она была
цветком оранжерейным, а не выросшим под открытым небом.
Селерен пригласил их в ресторан на Вогезской площади. У Брассье была
красная "Альфа-ромео", предмет его гордости, но всего двухместная.
- Так какое число вы выбираете?
- Спросите у него. Ведь это он все готовит.
- Может, во второй половине марта? Скажем, двадцать первого. Эту дату
легко запомнить для празднования годовщин.
Брассье спросил:
- Сколько будет гостей?
- Будем мы вчетвером.
- Родственников не будет?
- Наши родители живут в деревне далеко от Парижа... Мы предпочитаем
отметить бракосочетание в тесном кругу.
Брак был зарегистрирован вместе с двумя другими в мэрии Третьего округа
Парижа. Они пообедали на Вогезской площади, и на этот раз Аннет не
возражала, когда он заказал шампанское к десерту.
Селерен был на седьмом небе от счастья. Отныне он будет жить с ней
вместе, видеть ее каждое утро, каждый день и каждый вечер, будет спать рядом
с нею.
В тот же вечер они сели в "Голубой экспресс" и отправились в Ниццу. Он
по-прежнему ликовал, жил в каком-то сне, несмотря на фригидность его жены.
- Ничего, со временем все встанет на свои места...
По возвращении в Париж понемногу, сама собой наладилась их жизнь. О
прислуге речи пока не шло. Это случится позже. Аннет работала целый день. В
полдень они встречались в каком-нибудь из ресторанчиков в своем районе и в
конце концов перебывали во всех.
По вечерам Аннет возвращалась раньше, чем он, и готовила простенький
ужин, летом часто даже холодный.
- А не навестить ли нам родителей?
Они взяли два дня отпуска. Деревня в Ньевре была солнечной и веселой,
отец Аннет оказался высоким костистым добряком с бородкой клинышком. Его
рукопожатие было крепким.
- Ну что ж, мой мальчик, я рад, что у меня такой зять... Даже не знаю,
как это вам удалось. Я-то сам никогда не мог вытянуть из нее десяток слов
кряду.
На столе появилась бутылка местного белого вина. Мать вернулась с
провизией для обеда.
- Надеюсь, вы здесь переночуете? Комната Аннет свободна, ее никто не
занимал...
Его взволновала мысль о том, что они будут спать в комнате, где она жила
в детстве и юности. Кровать была узкой для двоих, но они на ней поместились.
- Можно взглянуть? - спросил он, дотрагиваясь до ручки одного из ящиков.
- Там, наверное, ничего нет...
Но там лежали тетради, исписанные очень мелким, но необыкновенно четким
почерком.
- Ты была хорошей ученицей?
- Я всегда была первой в классе...
Стены комнаты были оклеены обоями в цветочек. Селерену понравился комод,
но он не решился предложить отправить его в Париж.
Он не испытывал разочарования. Ничто не могло тогда его разочаровать.
Радость жизни переполняла его. Всегда ли он был таким? Это не было
перевозбуждением. Он не говорил слишком много. Но он наслаждался каждым
совместно прожитым часом, подобно тому как ребенок с наслаждением лижет
любимое мороженое.
Теперь-то он знал, что такое полное Счастье, как он мысленно его называл.
- Ты счастлива?
- Что ты меня все время об этом спрашиваешь? И не один раз в день, а три
или четыре...
- Потому что мне хочется, чтобы ты была такой же счастливой, как я...
- Я счастлива.
Она произнесла это совсем не таким тоном, как он.
По вечерам она чаще смотрела телевизионные передачи, чем разговаривала с
