подали ток, и когда он снял ее, на голове не осталось ни одного волоса.
- Легче вводить электроды, - объяснил Талмит. - Можешь входить в
ванну.
Я спустился по плавному уклону и почувствовал под ногами теплую
мягкую грязь. Талмит сказал мне, что это - регенеративная грязь
стимулирующая деление клеток. Я вытянулся в ванной, а над мерцающей
темно-фиолетовой жидкостью возвышалась только моя голова. Грязь как
колыбель ласкала мое усталое тело. Талмит крутился надо мной, держал
какие-то медные провода. Когда он приложил эти провода к моему оголенному
черепу, они распустились и погрузились сквозь кожу и череп в серую
морщинистую массу. Я чувствовал только легкое покалывание.
- Электроды, - объяснил Талмит, - сами ищут в мозгу центры старения.
Мы посылаем сигналы, которые раскручивают обратно обычные процессы
старения, а мозг перестает понимать, в какую сторону течет время. Тело
становится более восприимчивым к стимулирующему действию ванны. Закрой
глаза.
На мое лицо он наложил дыхательную маску, слегка толкнул меня и я
весь погрузился в середину. Ощущение тепла усилилось. Я слышал легкие
булькающие звуки. Я представил себе, как черные фосфористые пузырьки
поднимаются из грязи, в которой я плавал. Я представил, что жидкость
приобрела цвет грязи. Я дрейфовал в открытом море и ясно ощущал, как ток
идет по электродам, как что-то щекочет мой мозг, как меня затягивает грязь
и ампиотическая жидкость. Откуда-то издалека доносился густой голос
Возрождающего Талмита, который звал меня в юность, тянул меня обратно
через десятилетия, поворачивал для меня время вспять. Во рту у меня был
привкус соли. Снова я пересекал земной океан, на меня нападали пираты и я
защищал от них свои приборы для Наблюдения. Снова я стоял под жарким
эгаптским солнцем, увидел Эвлюэллу в первый раз. Я вернулся в места своего
рождения на западных островах Исчезнувших континентов, что прежде были
Сша-амрик. Во второй раз я видел, как пал Роум: фрагменты памяти
проплывали сквозь мой податливый мозг. Не было никакой последовательности,
никакого естественного развития событий. Я был ребенком. Я был древним
стариком. Я был среди Летописцев. Я посетил Сомнамбулистов. Я видел, как
Принц Роума пытался купить глаза в Дижоне. Я торговался с Прокуратором
Перриша. Я схватил свои приборы и начал Наблюдение. Я ел деликатесы из
далеких миров, я вдыхал аромат весны в Палаше, я дрожал по-стариковски
одинокой холодной зимой, я плыл в бурном море, веселый и счастливый, я
пел, я плакал, я сопротивлялся искушению, и уступал ему, я ссорился с
Олмейн, я обнимал Эвлюэллу, я ощущал скользящую смену ночей и дней в то
время, как мои биологические часы двигались в странном обратном ритме и с
ускорением.
Мне виделись галлюцинации. Огонь нисходил с неба; время двигалось в
нескольких направлениях. Я сделался маленьким, а затем громадным. Я слышал
алые и бирюзовые голоса. Музыка звучала с гор. Биение моего сердца было
грубым и огненным. Я находился в ловушке между ударами поршня моего мозга.
Руки мои были прижаты к бокам, чтобы я занимал как можно меньше места.
Звезды пульсировали, сжимались, расплавлялись. Эвлюэлла сказала мягко:
"Мы получаем вторую молодость от благословенных импульсов Воли, а не
из-за добросовестного выполнения своей работы!.."
Олмейн воскликнула: "Какая я стала тонкая!"
Талмит изрек: "Эти колебания процесса постижения означают лишь
растворение желания по отношению к саморазрушению, которое лежит в основе
процесса старения".
Гормон сказал: "Эти ощущения колебаний означают лишь самоуничтожение
желания по отношению к растворению, которое лежит в основе процесса
старения сердца".
Прокуратор Человековладетель Седьмой сказал: "Мы посланы в ваш мир
как средство очищения. Мы выполняем Волю".
Землетребователь Девятнадцатый возразил:
"С другой стороны позвольте не согласиться. Сочетание судеб Земли и
наших - чисто случайное явление".
Мои веки окаменели. Маленькие создания, что наполняли мои легкие,
стали цвести. Кожа отслаивалась, открывая мускулы, прижавшиеся к костям.
Олмейн сказала:
"У меня уменьшаются поры. Моя плоть становится плотной. У меня
уменьшается грудь".
Эвлюэлла сказала: "Потом ты полетишь с нами, Томис".
Принц Роума прикрыл глаза руками. Башни Роума качались от солнечных
ветров. Я схватил шаль пробегающего Летописца. Клоуны плакали на улицах
Перриша.
Талмит будил меня:
"Теперь проснись, Томис. Томис, очнись, открой глаза!"
- Я уже молодой, - сказал я.
- Твое возрождение только началось, - возразил он.
Я больше не мог двигаться. Помощники подхватили меня, обернули во
что-то пористое, положили на каталку и повезли меня ко второй ванне,
крупнее размером, в которой плавало с десяток людей. Их обнаженные черепа
были усеяны электродами, глаза закрыты розовой лентой, а руки мирно
соединены на груди. Я вошел в эту ванну. Здесь не было видений, я просто
дремал без всяких сновидений и в этот раз проснулся от шума прибоя. Я
увидел, что ноги мои проходят через узкую водопроводную трубу в какую-то
закрытую ванну, где я дышал только жидкостью, и где пребывал больше минуты
и меньше столетия. А грехи мои в это время слущивались с моей души. Это
была тяжелая, трудоемкая задача. Хирурги работали на расстоянии. Их руки в
перчатках управляли крошечными ножами, снимая кожу. Они снимали с меня
скверну - слой за слоем, вырезая и чувство вины, и печаль, и ревность, и
гнев, и жадность, и похоть, и нетерпение.
Когда они закончили свою работу, открыли крышку и вынули меня. Без их
помощи я не мог стоять. Они прикрепили приборы к моим конечностям для
массажа и восстановления тонуса. Я снова мог ходить. Я взглянул на свое
обнаженное тело, сильное и мощное с упругими мускулами. Пришел Талмит,
бросил вверх пригоршню зеркальной пыли, чтобы я мог себя увидеть и, когда
крошечные частички соединились, я взглянул на свое сверкающее отражение.
- Нет, - сказал я. - Лицо не похоже. Я не так выглядел. Нос был
острее, губы не были такими толстыми, а волосы такими черными.
- Мы работали по записям гильдии Наблюдателей. Ты на себя похож
больше, чем тебе это запомнилось.
- А такое возможно?
- Если хочешь, мы сделаем тебя таким, каким ты себя представляешь. Но
это не серьезно и займет много времени.
- Нет, - сказал я. - Не имеет значения.
Он согласился. И сообщил, что мне придется пребывать в доме
возрождения еще некоторое время, пока я к себе привыкну. Мне дали
нейтральное одеяние без обозначения какой-либо гильдии - мой статус в
качестве Пилигрима завершился.
Со своим возрождением я мог вступить теперь в любую гильдию.
- Сколько длилось возрождение? - поинтересовался я, одеваясь.
- Ты пришел сюда летом, сейчас - зима. Это быстро не делается пояснил
он.
- А как дела у Олмейн?
- С ней ничего не получилось.
- Не понимаю.
- Хочешь ее увидеть? - спросил Талмит.
- Да, - ответил я, думая, что он поведет меня в комнату Олмейн.
Вместо этого он повел меня к ее ванне. Я стоял рядом и смотрел на
закрытый контейнер. Талмит дал мне фибрильный телескоп, я взглянул в его
глазок и увидел Олмейн, вернее то, что от нее осталось. Это была
обнаженная девочка лет одиннадцати, с гладкой кожей, безгрудая. Она
лежала, прижав колени к груди. Сперва я не понял, а когда ребенок
пошевелился, я узнал младенческие черты Олмейн.
Ужас охватил меня и я сказал Талмиту:
- Что произошло?
- Когда тело так сильно загрязнено, Томис, его нужно резать на
большую глубину. Это был сложный случай. Мы не должны были за него
браться, но она настаивала.
- Что же с ней произошло?
- Процесс возрождения вошел в необратимую стадию прежде, чем мы
смогли нейтрализовать все яды, - ответил Талмит.
- Так вы ее сделали слишком молодой?
- Как видишь.
- Что же будет дальше? Почему вы ее не извлечете и пусть она себе
растет.
- Ты невнимательно слушал, Томис. Процесс необратим.
- Необратим?
- Она сейчас охвачена детскими грезами. С каждым днем она будет
становиться все моложе и моложе и вскоре станет грудным ребенком. Она
никогда не проснется.
- А что будет потом? Сперма и яйцеклетка?
- Нет, ретрогрессивный процесс не идет так далеко. Она умрет в малом
возрасте. Мы теряем таким образом многих.
- Она знала о риске, связанном с возрождением, - сказал я.
- И все же настаивала. Душа ее была темной. Она жила только для себя.
Она пришла в Ерслем, чтобы очиститься и теперь она очистилась. Ты любил
ее?
- Никогда. Ни секунды.
- Тогда что же ты потерял?
- Кусочек своего прошлого, наверное.
Я вновь приложил глаз к окуляру телескопа и взглянул на Олмейн,
невинную, очищенную, несексуальную, целомудренную, в согласии с Волей.
Ребенок в ванне улыбался. Его тельце раскрылось, а затем свернулось в
плотный шарик. Олмейн была в согласии с Волей. Внезапно Талмит бросил еще
одну пригоршню зеркальной пыли в воздух, и появилось еще одно зеркало.
Я посмотрел на себя, увидел, что со мной сделали и понял, что мне
дана еще одна жизнь с условием, чтобы я сотворил с ней нечто большее, чем
с первой. Я почувствовал смирение и помолился, чтобы мог служить Воле и
меня охватили волны радости, как могучий прилив Земного океана. Я
попрощался с Олмейн.
11
Эвлюэлла пришла ко мне в комнату в доме возрождения и мы оба
испугались, когда встретились. Жакет, который был на ней, оставлял ее
крылья снаружи и они совсем ей не подчинялись: они нервно раскрывались и
толчками складывались. Глаза были широко раскрыты, а лицо еще более худым
и заостренным, чем когда бы то ни было. Моя кожа начала теплеть, зрение
затуманилось. Я чувствовал, как бушуют внутри меня силы, которые я
десятилетиями сдерживал. Я и боялся их, и был им рад.
- Томис? - спросила она наконец, и я кивнул.
Она трогала мои плечи, руки, губы, а я касался ее кистей, бедер и
затем, с некоторым колебанием я положил руки на ее маленькие груди. Как
двое слепых, мы знакомились друг с другом наощупь. Мы были незнакомцами.
Старый иссушенный Наблюдатель, которого она знала и, возможно, любила,
исчез. А вместо него стоял некто таинственным образом измененный,
неизвестный, тот, кого она никогда не встречала.
- У тебя те же глаза, - сказала она, - я бы все равно узнала тебя по
глазам.
- Что ты делала эти долгие месяцы, Эвлюэлла.
- Я летала каждую ночь. Я летала в Эгапт и вглубь Эфрик. Затем
вернулась и слетала в Стенбул. Ты знаешь, Томис, я чувствую себя живой
только тогда, когда я здесь.
- Ты из гильдии Летателей, свои ощущения вполне понятны.
- Когда-нибудь мы полетим вместе, Томис.
Я рассмеялся:
- Древние Операционные закрыты, Эвлюэлла. Здесь делают чудеса, но не
могут из меня сделать Летателя. Нужно родиться с крыльями.
- Чтобы летать, крылья не нужны.
- Знаю. Так летают завоеватели. Я видел тебя с Гормоном в небе. Но я
не завоеватель.
- Ты полетишь со мной, Томис. Мы вместе будем парить и не только
ночью, хотя у меня и ночные крылья. Мы будем летать в ярком солнечном
свете.
Мне нравилась ее фантазия. Я обнял ее, она была прохладная и хрупкая,
и в моем теле начал жарко биться новый пульс. Еще немного мы поговорили и
полетах. Я отказался от того, что она предлагала, и был доволен тем, что
ласкал ее. Нельзя проснуться в одно мгновение.
Затем мы пошли по коридорам и вышли в большую центральную комнату,
