здесь укреплялся мой дух, и теперь я стал более стойким, чем когда-либо.
Разве это не интересно, Джек? Мне кажется, это не делает тебе чести как
следователю по делам особо опасных преступников, и я сожалею об этом.
- Вы напрашиваетесь на то, чтобы к вам применили пытки, Джим.
- Я ни на что не напрашиваюсь, я просто рассказываю.
Барретта вернули в ванну. Как и в прошлый раз, он не имел ни
малейшего представления о том, сколько времени он в ней провел, но ему
казалось, что на этот раз пребывание в ванне было более длительным, и он
чувствовал себя более слабым, когда его оттуда извлекли. Его невозможно
было даже допрашивать после этого в течение трех часов, так как он не
переносил любой звук.
Несмотря на все старания, Бернстейн вынужден был отступить и ждать,
пока не повысится болевой порог. После этого Барретта подвергли физическим
пыткам, но он их выдержал.
Бернстейн попытался обращаться с ним подружелюбнее. Предложил
сигареты, отключил сдерживающее поле, стал вспоминать дни их молодости.
Они спорили по различным идеологическим вопросам. Вместе смеялись, шутили.
- Теперь ты поможешь, Джим? Только ответь на несколько вопросов.
- Тебе не нужна информация, которую я могу дать. Все это есть в моем
деле. Тебе нужна символическая капитуляция. Ну что ж, я буду держаться до
конца. Тебе не останется ничего другого, как отступить и передать дело в
суд.
- Суд может состояться только после того, как ты подпишешь заявление,
- сказал Бернстейн.
- В таком случае тебе придется продолжить следствие.
Но в конце концов его одолела скука. Он устал от бесконечных
погружений в ванну, от яркого света, от электронного зондирования, от
подкожных вливаний, от внезапных вопросов, ему надоело видеть осунувшееся
лицо Бернстейна, а передача дела в суд казалась единственным выходом из
создавшегося тупика. И Барретт подписал признание, которое подсунул ему
Бернстейн. Он представил список руководителей Фронта Национального
Освобождения. Фамилии были вымышленными, и Бернстейн знал это, но был
удовлетворен. Именно видимости капитуляции он и добивался.
- Суд состоится на следующей неделе, - объявил Бернстейн.
- Поздравляю, - сказал Барретт. - Ты мастерски поработал, чтобы
сломить мой дух. Я потерпел полное поражения. Моя воля сломлена. Я сдался
во всех отношениях. Ты преуспел в своей профессии, Джек.
Взгляд, которым удостоил его Джекоб Бернстейн, был сплошной серной
кислотой.
В объявленное время начался суд. Не было ни присяжных, ни судебных
поверенных. Перед пультом компьютера восседал правительственный чиновник.
Признание Барретта ввели в логические цепи машины. Устное заявление
Барретт сделал прямо перед микрофоном, встроенным в пульт. В ходе судебной
процедуры надо было обозначить дату поступления новых сведений по делу, и
благодаря этому Барретт узнал, что было лето 2008 года. Он провел в
предварительном заключении двадцать месяцев.
- Вердикт: виновен по всем пунктам обвинения. Джеймс Барретт, мы
приговариваем вас к пожизненному заключению с отбыванием наказания в
лагере "Хауксбилль".
- Где, где?
Ответа не последовало. Его увели.
Лагерь "Хауксбилль"? Что это такое? Похоже, что-то связанное с
машиной времени.
Очень скоро Барретт получил ответ на свои вопросы.
Его привели в просторное помещение, наполненное невероятными
машинами. В самом центре была расположена светящаяся металлическая
платформа диаметром в шесть метров. Над ней, спускаясь с высокого потолка,
висело скопление различной аппаратуры весом во много тонн, переплетение
колоссальных поршней и силовых сердечников, похожих на готовое напасть
доисторическое чудовище... или, может быть, на гигантский молот.
В помещении было полным-полно техников с сосредоточенными лицами,
которые возились возле многочисленных пультов и информационных дисплеев. С
Барреттом никто не разговаривал. Его запихнули на огромную, похожую на
наковальню, платформу, расположенную под чудовищным молотом. Все вокруг
него бурлило кипучей деятельностью. Не слишком ли много шума из-за одного
сломленного политического заключенного, подумал он. Они что, именно сейчас
собираются выслать его в лагерь "Хауксбилль"?
Помещение озарилось розоватым светом. Однако еще долгое время ничего
не происходило. Барретт стоял терпеливо, чувствуя себя несколько глупо.
Затем прозвучал голос откуда-то снизу:
- Как калибровка?
- Прекрасно. Мы зашвырнем его ровно на миллиард лет назад.
- Погодите секунду! - завопил Барретт. - На миллиард лет...
На него никто не обращал никакого внимания. Он не мог пошевелиться.
Послышалось пронзительное завывание, ноздри его уловили какой-то
незнакомый запах, а затем он почувствовал боль. Такой острой, такой
разрушающей боли он не испытывал всю свою жизнь. Казалось, на него
обрушился молот и расплющил его. У него потемнело в глазах. Он был нигде.
Он...
...падал...
...падал...
...приземлился...
...приподнялся оглушенный, весь в поту, ничего не понимающий.
Он был уже в другом помещении, но с таким же оборудованием, и вокруг
были не суровые лица техников-исполнителей. Он узнал эти лица. Члены
Фронта Национального Освобождения... люди, которых он не видел столько
лет, люди, которые были арестованы и чье местонахождение было неизвестно.
Встречал его и Норман Плэйель со слезами на глазах.
- Джим... Джим Барретт... в конце концов и тебя тоже сослали сюда,
Джим! Не спеши подниматься. У тебя темпоральный шок, но он скоро пройдет.
- Это лагерь "Хауксбилль"? - хрипло спросил Барретт.
- Это лагерь "Хауксбилль". Какой есть.
- Где он?
- Не где, Джим, а когда. Мы на миллиард лет в прошлом.
- Нет, нет. - Он стал трясти головой. Значит, все же машина
Хауксбилля действует и слухи оказались правдой. Вот куда высылают самых
закоренелых. - Джанет тоже здесь? - спросил он.
- Нет, - ответил Плэйель. - Здесь только мужчины. Двадцать-тридцать
узников, как-то умудрившихся выжить.
Барретт едва верил в это. Но они помогли ему спуститься с Наковальни
и повели показывать мир, в котором ему предстояло жить. Он смотрел на
голые скалы вокруг, круто обрывающиеся к серому морю, на голый берег, и
сознание того, что все это правда, обрушилось на него с еще более
мучительной болью, чем Молот несколько минут назад.
14
В темноте Ханн сначала не заметил Барретта. Он медленно поднялся,
вздрагивая от ошеломляющих воздействий путешествия сквозь время, а через
несколько секунд сел на край Наковальни, свесил с нее ноги и стал ими
раскачивать, чтобы улучшить кровообращение. Затем сделал несколько
глубоких вздохов и соскочил на пол. Свечение поля прекратилось в ту самую
минуту, когда он появился на Наковальне, и теперь он осторожно брел в
темноте к выходу, стараясь ни на что не наткнуться.
Барретт внезапно зажег свет и спросил:
- Чем это вы здесь занимались, Ханн?
Молодой человек отпрянул, словно его ударили в живот. Он стал ловить
ртом воздух, отпрыгнул назад на несколько шагов и вскинул руки вверх,
принимая защитную стойку.
- Ответьте мне, - сказал Барретт.
Ханн, казалось, пришел в себя после первоначального испуга. Он бросил
короткий взгляд мимо массивной фигуры Барретта в сторону выхода и
произнес:
- Пропустите меня, пожалуйста, я этого сейчас объяснить не могу.
- Для вас лучше, если вы все объясните незамедлительно.
- Всем будет лучше, если я воздержусь, - настаивал Ханн. - Пропустите
меня.
Барретт продолжал загораживать дверь.
- Я хочу знать, где вы были сегодня вечером и что вы делаете возле
Молота?
- Ничего, просто изучаю, как он устроен.
- Минуту назад вас не было в этой комнате. Затем вы появились как бы
ниоткуда. Так откуда же вы появились, Ханн?
- Вы ошибаетесь, я стоял как раз позади Молота, я не...
- Я видел, как вы упали, то есть выпали на Наковальню. Вы
путешествовали во времени, так?
- Нет.
- Не лгите мне! Я не знаю, как это вам удалось, но вы каким-то
образом перемещались во времени в будущее, разве не так? Вы здесь шпионите
за нами, и вы только что отправлялись куда-то, чтобы представить отчет о
своих наблюдениях, а теперь вернулись назад.
Бледный лоб Ханна блестел от обильного пота.
- Я предупреждаю вас, Барретт, - стараясь быть сдержанным, произнес
он, - не задавайте именно сейчас слишком много вопросов. Обо всем, что вы
желаете узнать, вы узнаете в должное время. Оно еще не наступило. А пока
что, пожалуйста, разрешите мне выйти.
- Я требую сначала ответить на мои вопросы, - настаивал Барретт.
Только сейчас он осознал, что весь дрожит. Он уже знал ответы на свои
вопросы, и они потрясли его до глубины души. Он знал, где был Ханн. Но тот
должен был сам в этом признаться.
Ханн молчал. Потом сделал несколько нерешительных шагов в сторону
Барретта, который не шевелился. Он, казалось, собирался с духом, чтобы
неожиданно рвануться к двери.
- Вы не выйдете из этой комнаты, - твердо сказал Барретт, - пока не
скажете мне то, что я хочу узнать.
Ханн бросился вперед.
Барретт стоял прямо перед ним, упершись костылем в косяк, перенеся
весь свой вес на здоровую ногу, и ждал, когда Ханн окажется рядом. Он
прикинул, что тяжелее Ханна по меньшей мере на сорок килограммов. Этого
вполне могло хватить на то, чтобы компенсировать молодость и здоровые ноги
Ханна.
Они сошлись, и Барретт впился пальцами глубоко в плечо Ханна, пытаясь
задержать его, оттолкнуть назад в комнату.
Ханн чуточку отступил, затем, ничего не говоря, пристально посмотрел
на Барретта, и снова стал нажимать.
- Нет... нет... - рычал Барретт. - Я вас не выпущу.
- Я не хочу этого делать, - произнес Ханн и снова поднажал.
Барретт почувствовал, что согнулся. Он еще сильнее сдавил плечи Ханна
и старался оттолкнуть его от двери. Но Ханн держался крепко, и вся сила
Барретта ушла на то, чтобы самому удержаться на ногах. Костыль выскользнул
у него из-под мышки и упал поперек двери. Еще одно какое-то мгновение
Барретт превозмогал мучительную боль, когда весь вес его тела оказался на
бесполезной для него ноге, затем ноги его подкосились, и он стал оседать
на пол. Рухнул он с оглушительным грохотом.
В комнату ворвались Квесада, Альтман и Латимер. Барретт корчился на
полу, впиваясь пальцами в бедро своей покалеченной ноги. Ханн с несчастным
видом стоял над ним, сцепив ладони.
- Извините, - пробормотал он. - Вам не следовало бороться со мной.
Барретт сердито рявкнул:
- Вы перемещались во времени, да? Теперь вы можете ответить на мой
вопрос?
- Да, - наконец произнес Ханн. - Я был там, наверху.
Через час, когда Квесада всадил ему достаточно обезболивающих уколов,
чтобы он не пытался более выпрыгнуть из собственной кожи, Барретт узнал в
подробностях все, что хотел узнать. Ханн не намеревался открываться так
скоро, но после этой небольшой стычки передумал.
Все было очень просто. Путешествие во времени стало теперь возможным
в обоих направлениях. Весь этот многословный и впечатляющий шум о
перекачке энтропии оказался просто болтовней.
- Нет, - заметил Барретт. - Я сам лично обсуждал этот вопрос с
Хауксбиллем - постойте, когда это было? - в 1998 году. Я был знаком с ним.
Я спросил, могут ли люди перемещаться во времени с помощью его машины. И
он ответил: нет, только назад во времени. Как показывали его уравнения,
перемещение вперед было невозможно.
