на Виту и качали головами.
- Не понимаю, - сухо сказала она. - Что здесь происходит?
Каннибальских горько вздохнул, снял каракулевую шапку. Лысина
Каннибальских блеснула, как озеро в тайге. Он захрустел пальцами.
- А мы сами понимаем?! Жили, как люди! Работали! Имели человеческие
фамилии: Иванов, Петров, Сидоров!
Вампирский и Кадавров плаксиво хрюкнули.
- Представьте, девушка: человек работает врачом. Тэрапевтом. Иногда
(подчеркиваю - не всегда!) берет взятки. Но, девушка, в нашем учреждении
брали и Фадеев, Сергеев, Хельманюк! Почему же я здесь, а они там?! Мне
говорят: ты - седьмое поколение. Я резонно возражаю: почему я должен
отвечать за своих предков? Мало ли, что они там натворили! Почему
Хельманюк живет припеваючи, а я тут страдаю с подонками общества?!
- Вы - шизофреники, - догадалась Вита.
Вампирский протянул к ней руки:
- Не говорите, не говорите так, девушка! А то мы совсем потеряем веру
в себя!
В лице вампирского было что-то ишачье, покорное судьбе. Он оттопырил
нижнюю губу и заплакал:
- Диплом у меня горит... В Академии художеств учился... Был как все.
Подумаешь, иконками приторговывал. Дух времени!
- Эх, барышня, - махнул трясущейся рукой Кадавров, - вас-то за что?
Мы, понятно, дрянь. На меня клейма ставить негде - ворюга. Об одном только
молюсь - чтоб за все, за все ответить перед нашим честным судом! Хорошо в
суде - тут я, на скамеечке, а тут прокуроры сидят... А со мной рядом, -
Кадавров мечтательно чмокнул, - конвой!
- Граждане, - развела руками Вита, - причем тут я? Хотите отвечать за
свое грязное прошлое - идите в милицию. Там вас с удовольствием выслушают.
- Ха-ха-ха-ха-ха! - горько завыла троица.
Каннибальских крикнул:
- Не знает нас милиция! Не верит! Никто в нас не верит! Автобусы
сквозь нас проезжают! И в фамилии наши не верят! Можно ли с фамилией
Каннибальских работать тэрапевтом?!
- Или искусствоведом?! - прорыдал Вампирский.
- Нельзя, - согласилась Вита. - Но, граждане, зачем вы меня притащили
сюда и одели в этот чудовищный костюм?
- Ох, и не спрашивайте, девушка! - взмолился Каннибальских. - Горе у
нас. Человека потеряли, Михеля. Сбежал, щенок! Кого ж нам теперь
презирать? Выше кого нам быть?! Усыхаем мы без него! И старик, начальник
наш, усыхает!
- Сворачиваемся, - прогнусил Шура-Амадей. - За что, господи, за что?!
Целый день унизить некого!
- На тебя вся надежда, барышня, - протянул к Вите корявые руки Вилли
Кадавров. - Побудь здесь заместо Михеля, а то мы на нет совсем сойдем!
- Спокойно, граждане, спокойно, - попросила Вита. - Не надо бредить
всем сразу. Отвечайте вы, - она указала пальцем на Каннибальских. - Где
моя шуба, шапка и сапоги?
- Миленькая барышня, Михель вы наш, Пашку благодарите Трофимчука.
Пашка нас всех скрутил! Не угодили вы ему чем-то, вот сюда и попали вместо
Михеля.
- Ну что вам стоит, Михель, умница моя, побыть здесь?! Я вам сам
потом десять шуб куплю, только останьтесь!
Вилли сказал Вите:
- Ты, барышня, меня послушай. Эти, - он указал на Каннибальских и
Вампирского, - от горя в уме тронулись. А мне не привыкать. Мы все тут
дрянь. Сама понимаешь, не такая уж дрянь невидаль, но вся заковыка в том,
что мы дрянь седьмого поколения. Поэтому и прозрачные стали. Соображаешь?
Тут Шура Петров, он же Вампирский Амадей, всплеснул руками и ахнул:
- Господи, неужели и прадедушка был спекулянтом?! Кошмар какой-то!
Вилли успокаивающе похлопал его по плечу:
- И прапрапрадедушка и прапрапрапрадедушка. Так-то, кореш. Ничего
даром не проходит.
Каннибальских закричал как безумный:
- Неужели наука бессильна против этого явления?! Хоть бы комиссию
какую создали! Опыты провели бы! Ведь Трофимчук обещал нашу жалобу в
Академию наук отнести!
Вита поднялась с пола.
- Ну вот что, голубчики. Я тут вас сейчас всех расшвыряю, растопчу и
отведу в милицию.
- Ха-ха-ха! Отведите! Попробуйте! Только на вашем месте надо вести
себя скромнее. Здесь с нескромными такое делают, такое!...
- Я позову на помощь!
- Гарри Удодов тоже звал на помощь! Вон в том ящике лежит то, что от
него осталось. Порубили! Аристократ рубил, князь Прохладный, а
Семенов-филер за ноги держал. Вы еще со всеми познакомитесь!
- Милиция! На помощь!!! - рявкнула Вита. Дурацкий паричок ее съехал
на бок. Косица стала дыбом.
- Не возвышай голоса, Михель, позор мой! Будь выдержан, поросенок! -
совсем близко проговорил какой-то старичок.
Вита шарахнулась и стукнулась головой о грязный ящик. Она увидела,
что поодаль, окруженный серым туманом, стоит портшез. Два жирных мавра в
пестрых тюрбанах застыли по обе стороны его. Из портшеза выглянуло лукаво
сморщенное личико полупрозрачного старичка. Вита изумилась:
- А вы-то здесь откуда, наваждение?
- Ты становишься дерзок, Михель. Я прикажу высечь тебя, несносный!
- Я - Вита!
- Ты - Михель, - убежденно сказал старичок и раскрыл табакерку. Он
прищурил обезьяньи глазки и сладенько начал: Давно я не воспитывал тебя,
маленькая бестия. Поди сюда. Я дам тебе подзатыльник, я выкручу тебе ухо.
Это меня ободрит. Я ведь чуть было не усох без тебя, пакостник! Ты хочешь
убить своего учителя, коварный! Этому ли я учил тебя четыреста лет,
тупоумная головешка?!
- Дедуля, вы пьяный. Проспитесь, - воинственно подступила к
Строптизиусу Вита.
- Сядь за пяльцы. Бездельник, триста лет ты вышиваешь мой портрет
бледными шелками! Сядь здесь, у моих ног. Я буду унижать тебя. Это вольет
в меня новые силы. Главное - не смей ни в чем противуречить мне,
противный. Я держал в страхе царей! Помнишь, ничтожество, эту историйку с
царем Иоанном?
- Товарищи, почему мы все молчим? Почему мы терпим это
издевательство?! - воззвала к деревянному потолку сарая Вита.
- Правил на Москве государь один крикливый, Иоанн, - снова завелся
Строптизиус. - Груб был, дерзок. Бывало, посохом колачивал пребольно...
Непотребные пляски любил... Я же фанатически наукам предан был! Не выходил
из кельи! Тогда и совершил открытие, - старичок чихнул. - А царю Иоанну
время помирать пришло. Тут-то он и вспомнил Строптизиуса! Холоп за мной
приходит, пес Басманов-младшенький: "Помпон Окафусович, так мол, и так.
Царь-батюшка челом бьет - дай ему бессмертие!" "Не проси, Феденька, -
ответствовал я. - Вспомни, как бил меня великий государь сафьяновым
сапожком, немчурой называл, ужом заморским!" Так и помер царь-батюшка, -
старичок еще раз чихнул.
- Товарищи! - вознегодовала Вита. - Это же чистейшей воды вранье!
Басманова-младшего к тому времени уже давно казнили!
Из-за портшеза старичка вышел полупрозрачный гусар с пышными усами,
картинно облокотился о портшез и вкрадчиво произнес:
- Ой, как выдеру!
Вита вспомнила ужасную судьбу Гарри Удодова и скуксилась на ящике.
Каннибальских, Вампирский и Кадавров задрожали в углах. Каннибальских
шепнул Вите:
- Молчите, молчите! Сейчас они все появятся! Семенова бойтесь!
Семенов - сволочь! В Третьем отделении работал! Провокатором!
Вокруг портшеза расселась на ящиках компания странных призрачных
личностей. Юноша в лиловой блузе с развращенным лицом выдавил:
- Давно мы не слышали предсмертных хрипов...
Тучный человек, закутанный в простыню, закинул ногу на ногу и
бархатисто произнес:
- А не рассказать ли вам, Князь Вольдемар, как вы вступили в
единоборство с Наполеоном? Этого мы уже давно не слушали. Только не
вздумайте врать!
Князь покрутил ус.
- Мы, Прохладные, всегда славились своей правдивостью! А с Бонапартом
все было просто. Попал я в плен. С кем не бывает! В пылу сражения, с
саблей наголо, впереди армии, со знаменем! Жеребец у меня был сла-авный...
Гнедой с подпалинами... Звали Василием. Скачу это я на Василии.
Французишек направо, налево крошу! Эх-х, твою мать!... Знай наших!..
Все довольно крякнули.
- Занес меня мой Василий во вражеский стан. Грешен я, с кем не
бывает! Стал жеребец, как вкопанный. Я слез, знамя придерживаю. Смотрю -
Буонапарте! В шинели! И морда до того подлая... Не выдержал я, плюнул. А
знамя высоко держу, не роняя гусарской чести! Знай наших, лягушатник! Тут
со мной конфуз произошел, - Прохладный гордо подмигнул. - Из походной
палатки, господа, прехорошенькая мордашка выглядывает. Женщина! На поле
боя! Познакомились: "Жозефина, императрица". - "Князь Прохладный, русский
герой. Отчаянная голова!" Тут, сами понимаете, Жозефина потупилась, на
мордашке восторг. Раскраснелась императрица! А я видом своим показываю -
мол, плевать мне на ваши заигрывания! И Наполеону этак по-мужски сурово:
"Испытаем Фортуну, корсиканец?" Что тут началось! "Дуэль! Стреляться! В
двух шагах! Через платок!"
- Ай-яй-яй-яй-яй! Неужели убили? - ехидно спросила осмелевшая Вита.
- А то как же, щенок, ты думаешь! Не мог же я чести офицера,
дворянина, уронить! Убил. И так, со знаменем, обратно к своим поскакал.
Развращенный юноша в лиловой блузе качнулся и захрипел:
- Мы вышли из ресторана "У Сатаны". Я, Северянин, Сашка Блок. Умоляют
меня: "Игорь, пропой гимн Смерти!" Я прочел им про шуршащие саваны, блеск
смертной косы, кровавую пену на губах умирающего... "Приди, моя Желанная!
Приди, о Вожделенная! Приди в шуршащем саване, о Гибель моя тленная..."
Саша обнял меня: "Россия гибнет, Игорь! Мир гибнет! Все зарастает
бурьяном, и только мы с тобой будем петь о сиреневой заре... Цивилизация
тлен, Игорь! Кто, кроме нас двоих, понимает это?!..." Мы шли по Большой
Морской. Вдруг навстречу - хулиганье в оранжевых блузках. Футуристы!
Впереди один, с лошадиным лицом. Завязалась драка. Мы с Северянином
дрались, как львы! А Блок, представьте, сбежал. Струсил. Отмежевался.
- Да как вы смеете!!! - захлебнулась от возмущения Вита. - Блока,
Александра Александровича, Сашкой называть! Каждая строка его гениальна!
Декадент вы несчастный! Умойтесь лучше! - Вита подняла в воздух руки,
призывая всех к протесту. - Это же "Мильоны вас..." Это же "По вечерам над
ресторанами...!" Вы хоть читали "Незнакомку"?! По вечерам над ресторанами,
граждане, вечерний... тьфу, весенний... а, вечерний!... Блок, граждане,
гений! Знать надо Блока!
- Убожество мое, - с наслаждением произнес Строптизиус, - знай, мы
все презираем тебя и чувствуем себя от этого с каждой минутой все лучше и
лучше.
В дверь тихо поскребли.
ЗАПИСКИ ПАЖА МИХЕЛЯ
Читатель, свершилась великая Метаморфоза моей жизни! Я покинул герра
Строптизиуса и боюсь, что навеки. Желание увидеть дырки во Вселенной
мучило меня. Я искал щель в крыше нашего сарайчика, чтобы взглянуть на
звездное небо. Но Proshcka c Antoshckoi хорошо законопатили нашу обитель!
Ничего не оставалось, как покинуть ее, сделав подкоп. Вообрази себе,
читатель, что значило решиться на этот шаг мне, пажу Михелю, бедному
сироте, которого унижали четыреста лет и которого, несмотря на все его
усердие, всегда били!
Но бог с ними! Я уже почти и не помню про этих бездельников! Когда я
бежал по полю в неизвестном направлении, Я чувствовал, что возвращаюсь
домой откуда-то из небытия. Мне было весело, хоть и страшновато.
Нынешняя Сивилизация почище нашей, что была четыреста лет назад.
Сивилизация меня порадовала. Понравилось многое: экскаватор, светофор,
пожарная машина. Но, признаться, больше всего меня потряс троллейбус.
Когда мне впервые объяснили назначение длинных усов, торчащих из его
спины, я заплакал от гордости за современную науку.
