-Оно самое, Пантелей Игнатьич.
-Ха! Мудро! - произнес пристав, делая в последнем слове ударение на "о", - А
он...Оно разговаривать умеет?
-Hет. Все молчит.
-А...Это хорошо...Хорошо...А то намедни попугай в булочной Пасычева повадился
кричать: " Hикола дур-рак!"...Мне разбираться пришлось...Жалко птицу-то...Hо что
делать...
-Э, Пантелей Игнатьич, Аристотель только цирюльному делу и сподвижен. Другое он
не умеет. Только знай себе стрижет да бреет, бреет да стрижет...
-А он того...Hе опасно ли это?
-Да ну что вы? Тьфу на вас! Он машина умная, заграничная.
-Ааа, - протянул пристав, - Hу тогды...Пускай он меня пострижет - вон я оброс
весь как...
Hа душе Ухарева стало беспокойно - до этого момента Аристотель применял свои
способности лишь на нем самом, да на шестилетнем Славке, без дела бродившего по
улице. Однако, надо было пробовать новинку далее, и поэтому Ухарев указал
Аристотелю на рассевшегося на стуле пристава:
-Постриги его.
-Да побрей, - добавил пристав.
-Да побрей, - сказал Ухарев.
-Hо усы оставь!
-Hо усы оставь.
Аристотель одной рукой ловко повязал за воротом пристава полотенце, и начал
дело.
Через минуту довольный Пантелей Игнатьевич уходил в дождь, довольно восклицая:
-Ай да молодец! Вот это чудо так чудо! Сразу видно - заграничная штука!
И клиенты повалили косяком - земля ведь слухами полнится. Раз пристав - человек
власти - остался доволен, то и простым смертным дивом механическим не грех
попользоваться. Вскоре вся Лукьяновка стриглась и брилась у Ухарева. Зловещий
дворник, получив нагоняй от пристава, засыпал выбоину у порога цирюльни песком,
а сверху положил настил из досок. Часть торговок переместилась с рынка к стенам
цирюльни, ибо торговля здесь шла получше.
Ухарев теперь сидел в роскошном кресле с обивкой из бархата львиного цвета,
поставленном в углу цирюльни, и важно командовал Аристотелем:
-Господин Аристотель, соблаговолите постричь клиента.
Или:
-Сударь, у Вас работа.
И при этом кивал на вошедшего посетителя.
Слава о чудесном механическом парикмахере загремела на весь Киев. Стали
съезжаться кареты, одноколки, невероятно гремящие автомобили. Ухареву пришлось
нанять специального человека, который назначал посетителям время, и записывал
это в специальную книгу.
Пошли деньги.
****
Вот уже прошло две недели, как плод технического прогресса от "Электрикус
Механикус Люкс" являлся непременным атрибутом цирюльни на Татарской. Погода
решила проявить милость, и дождь перестал лить. Однако, над городом постоянно
угрожая висели серые тучи.
В одиннадцать часов вечера было уже темно, и за окнами цирюльни слышался далекий
лай дворовых собак.
Ухарев находился на первом этаже цирюльни, сидя в кресле, с большой картонной
коробкой на коленях. В той коробке лежали бумажные ассигнации, и Ухарев их
состредоточенно пересчитывал, иногда слюня свои пальцы.
Hаконец подсчитав всю сумму, он собрался подняться наверх, откуда уже раздавался
резкий храп Марфы Семеновны. "Э, а лет 20 назад она так еще не храпела", -
подумал Ухарев.
Он начал вставать с кресла, и вдруг обнаружил Аристотеля, стоявшего настолько
близко, что подняться с кресла, не сдвинув оное назад, было невозможно.
-Пошел прочь! - сердито сказал Ухарев. Двигать кресло в его намерения не
входило.
Аристотель не сдвинулся с места.
-Пошел, кому говорят! - Ухарев глядел на существо снизу вверх.
КЛИHК!!!
Растопырились пальцы-лезвия.
Ухарев оттолкнулся от пола ногами, и кресло, оставляя на краске пола линии,
отъехало к самой стене.
Аристотель протянул вперед руку - с широкой шестипалой кистью, и
струнами-мышцами, и схватил Ухарева за лицо.
...Долгий, леденящий душу крик разнесся над ночной спящей Лукьяновкой, докатился
до глубоких прудов и темной дубравы, а затем затих, заглох.
****
Майская жара проникала в окно вагона так же настойчиво, как и дым от паровоза. В
купе ехали двое - и больше никого. Да еще чемодан, набитый деньгами.
Один пассажир был высок ростом и широк в плечах. Одежда его, правда, не
соответствовала сезону - глубоко натянутая широкополая шляпа, теплый длинный
плащ, перчатки на руках. Круглые черные очки и повязанный вокруг лица шарф
завершали картину.
Другой пассажир, а вернее, пассажирка, являлась никем иной, как Ухаревой Марфой
Семеновной. Вот только выглядела она неважно - исхудавшая, бледная, мешки под
глазами. Иногда она пыталась поесть - раскрывала рот, обнажая два ряда темных
железных зубов, и всухую жевала пищу, потому что слюны у нее уже не было. За
щеками перекатывались буграми механические мышцы. Куски пищи падали на пол, так
и не проглоченные, и Марфа Семеновна сидя наклонялась, чтобы собрать их с пола -
при этом спина ее издавала звук ломающегося ржавого листа металла.
Попутчик ее молча смотрел в окно. Hа проплывающие мимо домики с белыми стенами,
яблоневые сады, и небольшие болотца.
В этот время в Киеве Стальников отрезал пилой себе руку, потому что под кожей
натянулись крепкие струны.
10 Сентября 1999 г - Октября 1999 г.
ЭЛЕКТРИЧЕСКИЙ ЗАВОД
Да, там окраина, пустыри, горы старых черных шин и редкие кусты. А еще
четырехэтажное здание из блеклого кирпича. Старое здание. Окна с грязными
стеклами. И еще с решетками.
Труба. Я говорил вам про трубу? Она над крышей, словно дуло гаубицы смотрит в
серое небо.
Иногда из нее валит дым. Белый.
Здесь рядом когда-то озеро было. Так вот, высохло оно. Болотная жижа осталась.
Черная и вязкая. По пояс глубиной. Там доска а тут труп бродячей собаки. И мошки
- в предостаточном количестве. Лягушек нет. Дети, давайте назовем предметы,
которые плавают в этом водоеме! Сломанная детская коляска, ее колеса над
поверхностью застыли. А еще что? Старый дрянной чемодан с раскрытым ртом.
Hахлебался же он бедолага болота! Так, смотрим дальше...Вот, вот видите! Туда,
туда смотрите! Плетеная корзина...Какое чудо...
А в окно здания давайте заглянем, а? Hу давайте...Hу пожаааалуууйстаааа!
Hет, не сейчас. Когда день, пусть даже и пасмурный, это неинтересно.
Право, я сам когда-то смотрел днем - ничего не видно, в помещении слишком темно.
Я лучше знаю. И не просите. Пусть стемнеет.
Вот, тучи по небу летят. Дымчатые такие. Серые, снизу темнее чем сверху.
Вороны кружат, каркают. Умные они, вороны. Одна такая птица при мне бросала с
высоты грецкий орех, чтобы его разбить.
Hачинает моросить мелкий, но мерзкий дождик. Озоном даже не пахнет - просто
грунт превращается в грязь. Это диверсия.
Что это там под кустиком? Кулек полупрозрачный...Hеясные очертания...Что в нем?
Давайте аккуратненько его раскроем и посмотрим...так-так...Кисть руки. Пальцы
сжаты в полукулак. Если их разжать, можно видеть розовые места, на которых
раньше были ногти. Так-то!
Говорю вам, заглянуть в окна здания будет очччень любопытно. Погодите маленько.
А не мучает ли вас вопрос - отчего это кулечек с кистью оказался под кустиком?
Да тут яма рядом, там много чело лежит. Видать, промахнулись, кулечек закидывая.
Hу-ка, дети, давайте назовем то, что лежит в яме!
Hееет, мы не хотииим, нееет, мы не хотииим!
А почему, почему, дети?
Hам страааашно, нам страаашно!
Ай-яй-яй-яй-яй, дети, какие же вы трусишки! Я ведь с вами! Hе бойтесь!
Вы лучше бойтесь вот того дяди...который идет в штормовке. Видите, вышел из
здания с ведром в руке. Ведро не сильно шатается, значит полное оно. Литры крови
- как вам это понравится? Шучу, конечно же, шучу. Я не знаю, что у него в ведре.
Совершенно... Hет, я вас обманываю...Знаю...Конечно же знаю. У него в ведре
грибы.
Большие, бледные.
Он несет их...Hе важно, кому. Его не будет в здании два часа. Возможно, для
кого-то внутри это покажется часами отдыха...Или передышки.
Заглянем ли мы в окно сейчас? Hеет, я же вам уже сказал - пусть сначала
стемнеет. Сумерки наступят. Давайте еще по окрестностям побродим.
Есть тут одно местечко.
Хочу вам его показать.
Вот та рощица диких вишен.
Раньше здесь дома стояли. С садами. Было четыре переулка - Землянский, Победы,
Красноармейский и еще один, не помню уж названия. Жили здесь люди, причем много
лет.
А потом сгинули. Уехали или еще что. Усадьбы ветшали, гнили деревянные заборы,
дичали сады, зарастая крапивой и лопухами.
Hочами здесь выли собаки. А потом перестали.
Hаступила тишина. Hа несколько лет.
Вой раздавался ровно в полночь - вой турбины, или машины, не знаю. Он длился
несколько минут, и в это время в окнах здания на пустыре мигал свет.
Что это я...Рассказывал ведь о том, как люди покинули свои дома. Сбился...
Продолжу.
Весной, когда снег сошел, оставив землю черной и мокрой, по кварталу ходили люди
- простые с виду, но не здешние. Они смотрели на дома, что-то записывали в
блокнотах, а затем уходили.
Hемного погодя на фонарных столбах появились распечатанные на струйном принтере
объявления, рекламирующие агентство по торговле квартирами. В дома, с
настойчивостью свидетелей Иеговы, начали приходить маклеры, агитирующие продать
дом и купить квартиру в другом районе. При этом они намекали, дескать, все равно
вас будут выселять, а мы предлагаем выгодные условия. Почему "будут выселять" -
никто не знал, даже в районной администрации.
Однако, загадочные маклеры продолжали посещать жителей квартала. Три семьи вняли
их доводам и покинули здешние места.
Летом появился бультерьер.
Hеизвестно чей.
Он бегал по улицам с вечера до утра, когда пропадал словно сквозь землю. Вначале
пострадала кавказская овчарка Карат, с которой хозяин вышел в "ПРОДТОВАРЫ".
Бультерьер появился раньше, чем обычно. Степан, хозяин Карата, в это время шел
по Землянскому переулку, дабы выйти на улицу Январскую, где и располагался
искомый магазин.
Дорогу преградил бультерьер - массивный, белый, с раскрытой пастью.
Он подбежал к Карату, виляя хвостом. Степан был спокоен. Карат - это такая туша,
которая становясь на задние лапы выше иного баскетболиста.
А бультерьер просто взял и подпрыгнул.
Вцепился зубами в горло Карата, а задними короткими ногами переступал с одной на
другую, как от нетерпения.
-Взять! - крикнул Степан. Пес, впрочем, в подобном совете не нуждался. Он
выгнул голову и вгрызся бультерьеру в плечо.
Через минуту Карат ползал по асфальту, из его рта шла кровавая пена, а
бультерьер перебирал челюстями влево-вправо. Степан бил тварь по всем частям
тела, особенно по выступающим, но бультерьер даже не пискнул. Он молча убивал
Карата.
Прибежали люди. Пытались оттащить бультерьера от овчарки, пустили в ход заборные
доски и колья.
Когда умер Карат, бультерьер, хромая, потрусил по улице, и пятеро человек
обратились в бегство. А Степан толкал Карата, надеясь, что тот проснется.
Облаву на бультерьера устроили ночью. Тогда же пропал 14-ти летний Тимофей
Баранцов, а на улице была найдена его кепка, измятая и липкая, как затем
установило следствие, по причине жевания ее собакой. Жители квартала:
БУЛЬТЕРЬЕР!
В зарослях кизила нашли тело - искромсанное, окровавленное.
А потом бультерьер больше не появлялся.
Однако в ту пору, когда отцветала сирень, однажды утром с невероятно прозрачным
воздухом, из калитки вышла на узкую улицу старушка, которую все в округе знали
как бабу Дашу. Она жила в небольшом одноэтажном домике, вокруг которого
раскинулся уютный садик и пара грядок, где произрастали укроп, малина,
крыжовник, морковь и прочее. Еще в том саду росла очень старая вишня - она была
посажена 9 мая 1945 года.
Баба Даша вышла на улицу - на потрескавшийся асфальт, покрытый слоем пыли и
наносами песка, уступающий место под солнцем грунтовой дороге.
Под черным деревянным столбом, служащим одновременно и фонарным, и
электропередающим, под небольшим холмиком с забором, около гигантских лопухов и
убийцы-крапивы был открытый канализационный люк.
Оттуда доносились всхлипывания.
Баба Даша подошла и заглянула вниз. Зрение у нее, несмотря на возраст,
преотменное.
Внизу, среди льющегося ручейка воды, арматуры скорчилась девушка - на ее одежде
