мужчина. Который... Которого... Вот прямо сейчас...
Кнесинка смотрела ему в глаза и отчетливо видела, что спорить с ним
бесполезно.
- Он убьет тебя, Волкодав...
- Не убьет, - сказал венн. И добавил с полным спокойствием: - Кишка
тонка.
И кнесинка Елень поняла неошибающимся женским чутьем: он ответил бы
ей точно так же, идя один против тысячи. К дракону в пасть. Или куда там
еще - на верную смерть. Чтобы только она, дуреха, за него не страшилась.
И не силилась его удержать.
Значительность происходившего подняла кнесинку на ноги, тонкие пальцы
с силой стиснули плечо Волкодава.
- Вот человек, на которого возлагаю я свою веру в неповинность сей
женщины! - прозвенел ее голос. - Ступай, и да пребудут в твоем мече
Солнце, Молния и Огонь!..
Вождь Каррил неожиданно рассмеялся.
- Успокойся, светлая госпожа, твоему воину не понадобится его меч, -
сказал он. И кивнул Лисьей Шапке: - Поведай, старший сын, умеющий красно
говорить.
- Эти двое не враждуют друг с другом, - принялся объяснять молодой
роннан. - Между ними нет мести. Прародителю не будет угодно отнятие
ничьей жизни, кроме жизни злодейки. Наш закон велит расстелить на земле
цельнотканое полотно и укрепить его колышками. Мы ограждаем полотно
тремя бороздами и двенадцатью ореховыми прутьями, ибо Прародитель создал
ореховый куст на пропитание Своим детям и наделил его благой силой.
Поединщики будут стремиться вытолкнуть один другого за край полотна.
Если кто-то из них сойдет наземь одной ногой, мы скажем: "0н отступил".
Если двумя ногами, мы скажем: "Он побежал" - и поймем, что Прародитель
выразил Свою волю.
- Уразумел ли это твой человек, светлая госпожа? - спросил вождь.
Итерскел стоял подле отца, как бы невзначай поворачиваясь то правым
боком, то левым. На груди у него виднелась пятипалая отметина длинных
когтей. Знак Прародителя? Рана, полученная на охоте?..
Кнесинка повернулась к Волкодаву, и венн хмуро буркнул:
- Уж чего не уразуметь...
- Тогда, - приговорил вождь, - пусть твой боец оставит оружие у твоих
ног и сойдется с моим сыном посередине полотна.
Волкодав расстегнул пряжки и положил меч, как было ведено, к ногам
кнесинки на ковер. Снял с плеча Мыша, посадил сторожить. За мечом
последовали пояс, куртка, кольчуга, рубаха, а после и сапоги. Спасибо
хоть не потребовали полной наготы поединщиков. Харюки между тем с
должным почтением раскатали порядочный - пять на пять шагов! - кусок
необычно широкого небеленого полотна. Венн только диву дался, как
умудрились выткать подобное. Не иначе, с молитвами и на кроснах,
сооруженных нарочно для этого, на один раз. Еще он удивился запасливости
угрюмцев. Это ж надо, все с собой захватили, даже холстину на случай
Божьего Суда! Даже дрова для колдуньи!..
- Не погуби себя, Волкодав... - тихо, чтобы один он слышал,
напутствовала его кнесинка. Он ничего не ответил, только кивнул: слышал,
мол. Распустил волосы, повязал лоб тесьмой. И босиком пошел на середину
поляны, к уже натянутому, приколоченному за особые петельки полотну. И
подумал, идя, что закон, признававший единоборство на полотне, был мудр.
Что такое есть нить, сбегающая с женской прялки, как не зримое подобие
нити судьбы? И что есть тканое полотно, если не переплетение
человеческих жизней, каким предстает оно с неба Оку Богов?..
Волкодав стал молча молиться, рассказывая Богам, за что шел на бой. И
вдруг подумал: а если славный Бог Грозы уже удалился на покой до
весны?.. Но почти сразу в его сознании прозвучал удар грома, да такой
раскатистый, что венн даже оглянулся по сторонам, слегка удивляясь,
почему другие не слышали.
Больше всего он боялся сдуру нарушить какой-нибудь неведомый ему
роннанский обычай и тем проиграть дело еще до поединка. Такое случалось.
Волкодав пристально следил за Итерскелом, стараясь делать все то же, что
он, и по возможности одновременно.
Они разом вступили на гладкое прохладное полотно и застыли,
присматриваясь друг к другу. Лисья Шапка склонил к земле посеребренный
наконечник тяжелого, старинной работы копья ("наше, сегванское, времен
Последней войны", - утверждал потом Аптахар) и принялся вычерчивать
борозды. Молодые парни принесли из лесу пучок ореховых прутьев, стали
втыкать сообразно сторонам света.
Было тихо. Галирадцы и роннаны во все глаза разглядывали поединщиков.
Двое мужчин, неподвижно стоявших на полотне, родились, наверное, в один
год, но тем и исчерпывалось между ними всякое сходство. У одного весело
топорщились золотистые кудри, прихваченные на чистом лбу плетеной
повязкой. У другого волосы были наполовину седыми, и не от возраста.
Один похвалялся бугристыми мышцами, какие получаются от доброй работы,
доброй еды и еще от того, что бывает, когда в жилы выродившегося племени
вдруг приливает свежая кровь. Другой не мог похвастаться и половиной
подобной мужской красы. Был жилист, как железный ремень. Один напоминал
молодого медведя, вышедшего поиграть, повыдирать с корнями упругие
деревиа. Другой смахивал на нелающего, очень спокойного пса из тех, с
которыми можно отпускать маленьких девочек за полдня пути и не бояться,
что обидит злой прохожий.
- Пусть совершится любезное Прародителю, - провозгласил вождь.
Волкодав очень редко нападал первым. Он и теперь стоял неподвижно,
ожидая, что будет. Вот Итерскел неспешно двинулся боком, как-то
пьяновато выламываясь, поводя плечами, неожиданно приседая, чуть ли не
готовясь упасть, выправляясь уже у самой земли. Перетекал, перекатывался
с места на место. Играл. Прекрасный зверь, сытый и сильный. Если в не
Божий Суд, он, верно, притом оскорблял бы соперника, вынуждая его к
опрометчивым действиям. А так - просто запутывал. Заставлял смотреть во
все глаза и гадать, куда он, подвижный, как ртутная капля, шатнется в
следующий миг. Итерскел еще вовсю улыбался и танцевал, намечал телом
какое-то движение, когда мускулы на плече и на правой стороне груди
резко вспухли, затвердевая узлами, и кулак размером в головку сыра и
весом полпуда поплыл вперед, метя Волкодаву под вздох. Насмерть!
Как всегда в таких случаях, время потекло для венна
медленно-медленно. Он успел подумать, что Итерскел уж точно без большого
труда мог проломить кулаком дощатую стену. Дать коснуться себя -
заведомая погибель. Волкодав отступил на полшага в сторону, пропуская
летящий кулак мимо и слегка отводя его в сторонку правой ладонью.
Разворот на левой ноге. Уже обе руки подхватывают кулак Итерскела,
провалившийся в пустоту. Плавно вперед, потом вверх. "Благодарность
Земле". Примерно то самое, что он объяснял на берегу Светыни кнесинке и
братьям Лихим. Надо думать, они одни и сумели что-нибудь рассмотреть и
понять. Потому что худо-бедно знали, КАК смотреть. И куда.
"Благодарность Земле" занимала примерно столько времени, сколько нужно,
чтобы спокойно бьющееся сердце стукнуло трижды.
Большинство галирадцев и харюки увидели только быстрое движение,
согласный поворот двух полунагих тел, на миг словно завертевшихся в
дружеском танце. Потом Итерскел вдруг изогнулся, заваливаясь назад,
хрипло заорал от неожиданной боли, потерял равновесие и грохнулся
навзничь. Он уже падал, когда Волкодав выпустил его, направляя по кругу
противосолонь и прочь от себя. Какой-нибудь негнущийся корчемный силач,
пожалуй, всерьез пришиб бы хребет. Ловкий и быстрый охотник покатился
колобком и сразу вскочил.
Зрители вздохнули. Кто-то с облегчением, кто-то недовольно. Уж очень
быстро все кончилось. И ни тебе выбитых зубов, ни кровавых потеков. На
что смотреть?
- Мой человек победил! - громко сказала кнесинка. Мгновенно
взлетевший на ноги Итерскел стоял как раз на третьей черте, самой
дальней от середины. Одна нога внутри, другая снаружи. Но обе - вне
полотна. Он побежал. Итерскел глянул вниз, потом на Волкодава, и
красивое молодое лицо изуродовала ненависть. Никто еще так с ним не
поступал. Чтобы он!.. Побежал!..
Да никогда!..
Каррил медленно покачал головой, хмуря густые брови.
- Твой человек не победил, - сказал он кнесинке. - Наш боец
поскользнулся. Я видел. Это была случайность. Надо повторить поединок.
Половина угрюмцев сейчас же закивала головами, соглашаясь с вождем.
Остальные не замедлили присоединиться.
- Бывают ли случайности, когда совершается Божий Суд? - спросила
кнесинка Елень.
- Случайности - нет, - сказал вождь. - Ты права, светлая госпожа, я
выбрал не самое лучшее слово. Прародитель временами посылает нам
искушение, дабы испытать и укрепить нашу веру. Если твой человек не
боится, пусть повторит поединок.
Волкодав пожал плечами. Он не боялся. А ведь Итерскел, чего доброю,
после этого в петлю полезет. Волкодаву совсем не хотелось, чтобы молодой
роннан лез в петлю. Не хотелось ему и увечить пригожего молодца. А
впрочем, взрослый парень, сам прет, сам и напорется. Пусть хорошенько
думает следующий раз, прежде чем браться отстаивать чью-нибудь казнь.
Сын Лесной Ягоды одним прыжком влетел обратно на полотно. Вторым
прыжком он бросился на Волкодава. Уже безо всяких хождений вприсядку и,
понятно, без улыбки. Сожрет, проглотит да и костей не выплюнет. И ведьма
тут совсем ни при чем.
На сей раз он закричал сразу.
Не было согласного танца двух тел, не было уворотов и быстрых нырков.
Волкодав не двинулся с места. Так и стоял, укоренившись посередине
полотнища цепко расставленными ногами. А Итерскел снова плясал, только
совсем не так, как вначале. И не по своей воле. Он стоял на цыпочках,
болезненно семеня, подвешенный, как на колу, на собственной
неестественно распрямленной руке, - одно плечо выше другого. Он
вообще-то мог достать венна свободной рукой или ногами. Технически, как
выразился бы Тилорн. Но даже не пробовал: было не до того. Кто не
испытал на своей шкуре, тому не понять, как сокращается мир,
скукоживаясь до величины места, где болит. Волкодав держал двумя руками
несколько его пальцев, весьма болезненно выгнутых наружу. И строго
следил, чтобы Итерскел не мог освободиться.
Он все проделал медленно. Разжал левую руку. Положил ее Итерскелу на
локоть. "Золотой кот хватает полосатую мышь". Почему полосатую, знала
одна Мать Кендарат. Повел пойманную руку Итерскелу за спину, и налитый
железной мощью роннан послушно согнулся, спасаясь от боли. Он дрожал и
стукался в колени лицом. Веди его так хоть до самого Галирада, и пусть
попробует пискнуть. Волкодав заставил его шагнуть на край полотна,
отпустил и без особых затей пихнул ногой в зад. Удержаться на ногах было
не в человеческих силах, и Итерскел не удержался. Когда к нему вернулось
ощущение верха и низа, его голова находилось внутри третьей черты. Все
остальное - снаружи. Он побежал.
Галирадцы приветственно зашумели. Даже некоторые Лучезаровичи из
младших. И велиморцы, которым, кажется, вовсе уж дела не было ни до
венна, ни до колдуньи.
- Мой человек победил! - поднялась кнесинка. - Теперь никто не может
сказать, что это вышло случайно.
- Мы не признаем его победителем! - Вождь Каррил пристукнул жесткой
ладонью по подлокотнику кресла, вырезанному в виде передней лапы
медведя. - Прости, светлая госпожа, но твой человек не умеет биться так,
как это прилично мужчине! Он боится ударов и уворачивается, точно
трусливая баба. Пусть дерется по-мужски или убирается вон, уступая
победу тому, кто храбрей!
Если Итерскел не привык валяться носом в пыли на глазах у народа, то
и кнесинка отнюдь не привыкла к подобному обращению. Ей показалось
обидным идти на поводу у старейшины лесного народца, который упрямо не
