- Вы говорите, говорите, доктор, - по-прежнему не отрывая тяжелого
взгляда от лица Штирлица, заметил Роумэн. - Валяйте, я слушаю.
- Муссолини ушел в эмиграцию, бросив школу, куда мать пристроила его
учителем начальных классов. Когда в стране нет возможности реализовать
себя, когда социальные условия таковы, что коррупция душит на корню все
живое и самостоятельное - а Муссолини был живым и самостоятельным, смешно
у него это отнимать, - тогда честолюбие ищет выхода в любом деле, которое
может помочь вознесению к известности. Трагедия общества, таким образом,
делается той питательной средой, на которой вырастают амбиции людей,
подобных Муссолини и Гитлеру... В Швейцарии, куда он эмигрировал, ему
ничего не оставалось, как примкнуть к тем, кто дробил римское
правительство, а дробила его только одна сила - социалисты. Именно
социалисты, никак не национальные, заметьте себе, а те именно, которые
сначала исповедывали Маркса, а потом - Бернштейна. Муссолини было двадцать
лет, когда в девятьсот втором он начал работать в эмигрантской "Аванти!",
главном органе социалистов. Он писал день и ночь... Он написал за годы
эмиграции сорок томов статей, работоспособностью его природа не
обделила... И знаете, кто п о д т о л к н у л его вверх? Джачинто Серрати
и Анжелика Балабанова, социалисты...
- Вот вы себе и противоречите, - заметил Роумэн. - Значит, я прав,
если лидера фашизма поддержали вожди социалистов...
- Он тогда не был лидером фашистов, Пол. Он стал им через двенадцать
лет, во время кризиса, вызванного войной. Тогда, в эмиграции, он не был
фашистом, тогда он думал лишь о том, где и с чьей помощью он может стать
М у с с о л и н и. Именно поэтому он рвется в редакторы самого левого
журнала Италии "Классовая борьба", именно поэтому печатает на его
страницах разоблачительные статьи против буржуазии, - чем хлеще ругаешь
сильного и богатого, тем больший авторитет нарабатываешь среди слабого и
бедного... А их много, бедных-то, куда больше, чем богатых, выгодное поле
для рекрутирования резервов; поменьше науки, никаких доказательств, долой
логику; главное - чувство, фраза, ореол ниспровергателя... Вы говорите
"социализм"... Мне пришлось сопровождать Шелленберга в Рим, когда он
отправился туда завязывать дружбу с секретной службой дуче, накануне
визита в Италию фюрера... Перед тем как ехать туда, поработал в
справочно-архивной службе СД... И нашел любопытные высказывания Муссолини:
"Я прославляю индивидуума. Все остальное - не более как проекция его ума и
воли". По-вашему, это утверждение имеет отношение к социализму? "Нет
ничего истинного, все дозволено! Это будет девизом нового поколения!" Или:
"Я ненавижу здравый смысл и ненавижу его во имя жизни и моего
неистребимого вкуса к авантюрам". "Масса любит сильных людей. Масса - это
женщина". "О социализме я имею варварское представление. Я воспринимаю его
как самый великий акт отрицания и разрушения, который когда-либо
регистрировала история!" Как? Имеет это отношение к тому социализму,
который определен его создателями? "Если социализм не желает умереть, он
должен набраться смелости быть варварским". Ничего, да? Надо уяснить себе
истинные философские концепции, на которых состоялся Муссолини, во-первых,
и понять, отчего он получил трибуну в рядах социалистической партии,
во-вторых. Начну со второго. Социалисты переживали разброд. Реформизм, то
есть приспособленчество к существовавшему, делали партию зыбкой, готовой к
любым компромиссам, только бы удержаться на плаву политической жизни. Так
почему все же трибуну захватил не кто-нибудь, а именно Муссолини? Ответ мы
получим только в том случае, если проанализируем первую позицию. Не
скучно?
- Отнюдь.
- Можно продолжать?
- Не ерничайте.
- Не буду... Так вот, работая в секретном справочно-архивном
подразделении СД, я познакомился с данными о том, на чем - реально, а не
по слухам - состоялся Муссолини. Агентура сообщала, что Муссолини не
Маркса штудировал, и не Энгельса, и не Каутского с Бернштейном, не
Плеханова и не Ленина, но Штирнера и Ницше, создателей школы
эгоцентрического насилия над окружающими. Затем он обратился к Бергсону, к
теории интуиции, то есть к теории примата личности над законами развития
общества, и теории мессианства индивида, его власти над себе подобными. А
уже после он вгрызся в учение Сореля, для которого единственной формой
достижения поставленной в жизни цели было насилие. Не наука, повторял он
Сореля, может завоевать массу, но мифы, которые я создам для нее. Мифы
легко запомнить, они апеллируют к чувствам плебса. А уже потом рядом с
Муссолини появились новые философы, вроде Папини и Прецолини, которые
более всего говорили о великой тайне итальянской души, о традициях
великого Рима, о необходимости борьбы за возвращение к легенде. Но как это
сделать? Ответ подсказал Парето: "На смену уходящих элит должны прийти
новые. Массой правят избранные, масса поклоняется силе и слову,
произнесенному как откровение от новой веры. Когда правящий класс исчерпал
свои силы управлять толпой, его необходимо свергнуть, чтобы занять его
место; с плебсом нельзя говорить голосом разума. Он воспринимает лишь
приказ и обещание". Муссолини впитывал эти концепции, но, будучи человеком
ловким, прекраснейшим образом понимал, что еще не время открыто заявить
себя в новом качестве. Сначала надо было с т а т ь в рядах партии
социалистов, завоевать там лидирующее положение, а уже потом - в нужный
момент, при благоприятных обстоятельствах - заявить себя вождем с в о е й
доктрины. И этот момент настал, когда грянула война. Именно тогда он
порвал с социалистами, и первым это приветствовал вождь итальянских
националистов Прецолини, заявивший: "Наконец-то возвышенная натура
Муссолини избавилась от социалистической наклейки!" Сразу же после того,
как Муссолини был изгнан из рядов социалистов, министерство иностранных
дел Италии, чуравшееся ранее "левого революционера", наладило с ним тайный
контакт. Муссолини получает гигантские субсидии от фирмы "Эдисон",
частично, кстати говоря, ваш капитал, от "Фиата", именно эти фирмы
оформляют для него купчую на издание газеты "Пополо'д'Италия". Тайные
эмиссары французского правительства передали ему около миллиона - как же,
социалист призывает к вступлению Италии в войну против Германской империи!
Между прочим, и русское правительство установило с ним контакт. Он
предложил свои услуги агенту царя Геденштрому, попросив за это миллион
франков. Пока Петербург размышлял, Муссолини перекупили другие силы. И
лишь после того, как его купили, после того, как он стал обладать кассой
втрое большей, чем касса партии социалистов, он провозгласил создание
"отрядов революционного действия". Знаете, как будет по-итальянски отряд,
объединение?
- Нет.
- "Фаши". Отсюда и термин "фашизм". Продолжать?
- Да.
- "Пополо'д'Италия" перестала быть органом социалистической партии,
но сделалась беспартийной газетой "бойцов и производителей". Все, с
социализмом покончено, причем я имею в виду слово, термин, определение, а
не идею, об идее мы уже говорили. Началось сближение с
буржуазно-аристократической элитой. Ему это было необходимо, без поддержки
клуба, в котором хранились традиции "итальянского духа", - я, однако, не
знаю, был ли такой, я вообще не понимаю, что такое "дух нации", - он бы не
смог реализовать себя в качестве вождя. Что он мог предложить клубу
традиционно сильных, то есть богатых? Только одно: "Я, Муссолини, обязуюсь
навести в стране порядок, дать вам гарантию спокойной жизни, но взамен вы
предоставляете мне титул вождя и коронуете "дуче национального порядка".
Кто мог дать Италии порядок? Кто мог спасти от безбрежности парламентской
демократии, где сшибались мнения талантливых честолюбцев? Только тот, кто
поднялся на гребне народного недовольства, кто научился управлять массой и
кто сможет повести ее туда, куда выгодно тем, кто живет во дворцах и очень
не хочет переселяться оттуда в хижины. Правый политик не сможет повести за
собой обездоленных, это понимали в клубах элиты. Военная диктатура годится
на ограниченный срок. Выход один: приручить Муссолини, дать ему вкусить
власти, получив заверения от б ы в ш е г о социалиста, что имущественные
отношения останутся прежними. И Муссолини выступил перед элитой. Повторяя
слова французского философа Лебона, развившего Ницше, он грохотал:
"Цивилизации создавались и оберегались маленькой горсткой интеллектуальной
аристократии, никогда толпой. Силы толпы направлены лишь к разрушению. При
этом толпа способна воспринимать те идеи, которые упрощены до предела.
Чтобы увлечь массу, нужно обращаться не к разуму - она лишена его, - но к
воображению. Толпа топчет слабых и преклоняется перед сильными. Тип героя,
который прельщает плебс, напоминает Цезаря, шлем которого слепит своим
блеском, власть внушает уважение, а меч заставляет толпу бояться! Для того
чтобы управлять массой, должна определиться элита. Есть два рода элит:
львов и лисиц. Начало двадцатого века есть упадок власти лисиц, пришло
время элиты львов. Девятнадцатый век был веком разума, иначе невозможно
было создать капитал. Сейчас пришло время не разума, но интуиции! Есть
интеллектуальная интуиция, а есть мистическая. Я стою на почве последней!
Я готов сказать свое слово против демократического вырождения и
гуманитарных вывертов интеллигентов! Человек по своей природе слаб и плох,
и если он способен чего-либо достигнуть, то лишь благодаря страху. Я введу
наказание за леность. Забастовки и демонстрации будут беспощадно
пресечены. Меня будут критиковать те, с кем я начинал. Что ж, я заставлю
их замолчать, все методы хороши во имя того, чтобы в стране
восторжествовал порядок! Классов нет, это выдумка марксизма! Есть нация,
только нация и ничего, кроме нации!"
- Вы считаете, что Муссолини был таким же националистом, как Гитлер?
- Возможны модификации. Все-таки нельзя не учитывать многокровье
Италии, но идея национального социализма или - поначалу - "окопного",
первым провозгласил именно Муссолини. Он был прямо-таки необходим для
военного комплекса, который получил огромные прибыли после войны, эти люди
понимали, что их мало, что они нуждаются в защите того, за кем идет масса,
и они на него поставили. У них не было выбора: рабочие бастовали, власть
не знала, как удовлетворить их экономические требования, не обидев военных
промышленников, пример России был у всех на устах, тучи сгущались, угроза
социальной революции была явью. Промышленники создают "антибольшевистские
организации", платят военным, которые обучают наемников, но разрозненные
отряды - это ничто, капля в море. Силу можно убить только силой. Общество
расслаивалось, нужен был лидер, который устроит и военных промышленников,
и рабочих. Вроде бы несовместимость, не правда ли?! Однако эта
несовместимость была кажущейся. Промышленников устроило то, что Муссолини
повел рабочих в атаку не на банки и дворцы миллионеров, а на парламент и
демократию, народ устал от нищеты и дискуссий, народ хотел определенности.
Вот он ее и получил. Как всегда, в левом лагере шла перепалка по поводу
принципов, на которых может состояться объединение с буржуазной
демократией, как всегда, не было единства, как всегда, людей мучили
прениями, а Муссолини пошел со своими фашистами на Рим и взял его без боя.
Точнее говоря, он и не брал его: военные промышленники, банкиры и армия
