внутренние проблемы. Риббентроп был совершенно обескуражен моим ответом.
Он сказал, что я слабо разбираюсь в вопросах внешней политики. Он заметил,
что я "не уяснил себе главное: герцог Виндзорский являет собою образец
самого прекрасного, очень нам близкого, наиболее правого политика из всех,
которые живут на Острове. Именно эта его позиция приводит в бешенство
правящую Британией правительственную клику. Наша задача состоит в том,
чтобы достойно и уважительно использовать этого преданного друга рейха в
наших интересах".
В о п р о с. - В чьих именно?
О т в е т. - В интересах рейха и тех сил в Британии, которые
выступают за союз и дружбу с Гитлером... А все эти вопросы "о традициях и
терпимости кабинета Черчилля, - заключил Риббентроп, - носят вторичный
характер и не имеют отношения к существу проблемы". Я попытался возразить
в том смысле, что нельзя принимать решение, связанное со страной, не
обращая внимания на ее традиции, считая их "вторичным вопросом".
Риббентроп прервал меня: "Фюрер и я приняли решение по поводу герцога
Виндзорского еще в тридцать шестом году. У нас есть веские основания,
чтобы принять решение, которое не может быть подвергнуто обсуждению. Мне
известно, что каждый шаг герцога находится под контролем британской
секретной службы. Но мне известно, что герцог, принудительно назначенный
наместником на Бермуды, продолжает оставаться другом рейха. Более того, у
меня есть достоверная информация, что он выразил желание поселиться в
нейтральной стране, чтобы оттуда предпринимать шаги, направленные на
достижение мира между Берлином и Лондоном. Фюрер считает реализацию такой
возможности - один из членов британской королевской семьи открыто
становится на сторону рейха - крайне важной. Поэтому вам поручается, с
вашей-то западной внешностью, раскованностью поведения и знанием языков,
отправиться на Пиренейский полуостров и сделать все, чтобы вывезти герцога
из Португалии. Пятьдесят миллионов франков уже депонированы в Цюрихе на
имя его высочества. Вы должны вывезти его любым путем, пусть с применением
силы. Даже если он проявит колебания, вам дается полная свобода рук. Но
при этом вы отвечаете головой за безопасность герцога Виндзорского и за
состояние его здоровья. Мне известно, что в ближайшее время он получит
приглашение от одного из испанских аристократов приехать поохотиться.
Вчера я обсуждал эту проблему с фюрером, и мы решили, что именно во время
охоты вы и должны будете вывезти герцога в Швейцарию. Вы, конечно, готовы
выполнить это задание?" Я несколько опешил от такой постановки вопроса, но
все-таки обратился к Риббентропу с просьбой разрешить мне выяснить у него
ряд необходимых для р а б о т ы моментов. Он разрешил, и я спросил его:
"Вы говорили о симпатии герцога к Германии... Вы имели в виду немецкую
культуру, стиль жизни, вообще немецкий народ, или же вы включили сюда и
симпатию герцога к нынешней форме правления в рейхе?" Риббентроп хотел
было что-то ответить, но вдруг по его лицу пробежала тень испуга, -
как-никак я приехал из того дома, где всем заправлял Гиммлер, - и он
отрубил: "Когда мы говорим о сегодняшней Германии, мы говорим о той
Германии, которую и вы, как немец, представляете в мире". - "Но от кого к
вам пришла информация о симпатии герцога к рейху?" Риббентроп ответил, что
данные поступили из Мадрида, от вполне надежных людей, занимающих весьма
высокие посты во франкистской иерархии. "Все детали обсудите с моим послом
в Мадриде. Та информация, которая известна фюреру и мне, останется нашей с
ним информацией, она не для ознакомления кого бы то ни было, кроме нас". -
"Нет ли тут некоего противоречия, - заметил я. - Вы говорите о симпатии к
нам герцога и в то же время даете мне свободу рук для его похищения".
Риббентроп поморщился: "Фюрер позволяет вам применить силу не против
герцога, но против британской секретной службы, которая держит его под
постоянным и неусыпным наблюдением. Когда я сказал о применении силы, речь
шла о том, чтобы помочь ему преодолеть психоз страха, который тщательно
организовывает секретная служба Черчилля. Вы должны помочь герцогу
преодолеть барьер страха, лишь в этом смысле я говорил о свободе рук. Он
будет благодарен вам, когда окажется в Швейцарии и сможет передвигаться по
миру без постоянного надзора полицейских ищеек. Это все, Шелленберг".
Мне ничего не оставалось делать, как подняться, поблагодарить этого
маразматика "за доверие" и уйти. Но Риббентроп остановил меня, показал
глазами на наушники, прикрепленные к одному из телефонов; я надел их; он
набрал номер Гитлера и сказал: "Мой фюрер, Шелленберг выполнит приказ".
Гитлер заметил: "Пусть он установит контакт с герцогиней Виндзорской, она
более всего влияет на мужа. Скажите Шелленбергу, что у него будут
удостоверения от моего имени на проведение любых акций во имя успешного
выполнения этого задания".
Когда я доложил Гейдриху о разговоре, тот заметил, что весь план ему
не нравится, что этот подонок Риббентроп пытается использовать его людей
именно в таких идиотских операциях, и что я не имею права отправляться в
Мадрид в одиночестве, он прикрепит ко мне двух сотрудников, наиболее
компетентных в испанских и португальских вопросах. Мне ничего не
оставалось, как поблагодарить его за заботу и...
В о п р о с. - Кто именно был отправлен с вами?
О т в е т. - Штурмбанфюрер Кройзершанц, он погиб на Восточном фронте,
и штурмбанфюрер Штирлиц...
В о п р о с. - Какова судьба Штирлица?
О т в е т. - Последний раз я видел его в апреле сорок пятого...
В о п р о с. - На чьем самолете вы летели в Мадрид?
О т в е т. - На одном из самолетов Геринга. Это был специальный рейс.
В Мадриде я взял такси, отдельно от сопровождавших меня офицеров, заехал в
отель, где жили германские дипломаты. Затем, сменив машину, отправился в
тот отель, где был намерен поселиться, а уж после этого, на третьей
машине, прибыл в посольство и был принят послом фон Шторером. Он сообщил
мне, что его информаторы - представители высшей аристократии Испании и
Португалии - ска...
В о п р о с. - Кто именно? Назовите фамилии.
О т в е т. - С точки зрения этики взаимоотношений между разведчиками
и дипломатами я был не вправе интересоваться именами его контактов.
В о п р о с. - И вы не предприняли никаких шагов, чтобы выяснить, что
это были за люди?
О т в е т. - Я не помню. Я затрудняюсь ответить на ваш вопрос
определенно...
В о п р о с. - Вы не поручили никому из ваших подчиненных в
посольстве выяснить столь важный для всей операции вопрос?
О т в е т. - Вам бы целесообразней посмотреть рапорты моих
сопровождающих. Если они сохранились, то наверняка там есть указание на
то, давал ли я такого рода задание...
В о п р о с. - У нас складывается впечатление, что вы говорите только
о том, что выставляет вас в выгодном для вас свете. А нас интересует
оперативная обстановка. Ведь описываемые вами события происходили всего
пять-шесть лет назад...
О т в е т. - Я не хочу пускать вас по ложным следам, только поэтому я
так осторожен в тех ответах, где требуется абсолютная определенность.
В о п р о с. - Могли бы вы поручить выяснить имена информаторов посла
штурмбанфюреру Кройзершанцу?
О т в е т. - Мог.
В о п р о с. - А Штирлицу?
О т в е т. - Мог. Видимо, ему я и должен был поручить это задание,
если и поручал, поскольку в тридцать седьмом году он работал при штабе
Франко и, сколько я помню, имел довольно тесный контакт с полковником
Гонсалесом...
В о п р о с. - Альфредо Хосефа-и-Раулем Гонсалесом?
О т в е т. - Я не помню его имени...
В о п р о с. - Он был заместителем начальника политической разведки у
Франко.
О т в е т. - Да, если он был заместителем начальника политической
разведки, то это именно тот Гонсалес... Что с ним сейчас? Я слышал, он был
снят со своего поста.
В о п р о с. - Вам сообщили имена информаторов посла?
О т в е т. - Что-то говорили. Но я не мог входить в контакт с теми
испанцами, поэтому, видимо, приказал отправить данные на информаторов
посла Шторера в наш архив...
В о п р о с. - Продолжайте.
О т в е т. - Фон Шторер оказался весьма достойным человеком, без
чванства и ревности, свойственной дипломатам по отношению к людям моей
профессии. Он пообещал организовать несколько приемов, на которых я
встречу людей, имеющих информацию о герцоге Виндзорском из первых рук. Он
добавил, что точная дата охоты, которую организуют для герцога, пока
неизвестна, и что герцог сейчас в весьма подавленном состоянии, поскольку
назначение губернатором Бермуд он считает формой почетной ссылки. Герцог
знает, что британская секретная служба весьма подозрительно относится к
приглашению на охоту, и делает все, чтобы отменить намеченное мероприятие.
"Однако, - заметил фон Шторер, - охоту можно организовать где-то в
пограничном районе и устроить там "случайный" переход границы. Здесь, -
добавил он, - вы его возьмете под свою опеку"...
В о п р о с. - Судя по этому замечанию, фон Шторер вел себя не как
дипломат, но как ваш коллега.
О т в е т. - Мадрид был центром нашей диверсионно-разведывательной
службы по Пиренеям, Северной Африке, морским перевозкам союзников...
Понятно, фон Шторер не мог быть в стороне от этой работы.
В о п р о с. - Он был агентом СД?
О т в е т. - Он мог быть личным осведомителем Гиммлера. Вербовка на
таком уровне не фиксировалась.
В о п р о с. - Но из того, как он себя вел с вами, вы могли допустить
мысль, что он относится к числу информаторов Гиммлера?
О т в е т. - В Германии той поры было нетрудно понудить человека к
сотрудничеству с секретной полицией...
В о п р о с. - Я хочу услышать определенный ответ: "да, мог быть
человеком Гиммлера" или "нет, не мог".
О т в е т. - Да. Мог.
В о п р о с. - Продолжайте.
О т в е т. - Затем Шторер остановился на тех проблемах, которые
особенно беспокоили его как посла. Он выразил сожаление что информация,
которая идет из Мадрида в Берлин, порою противоречит друг другу, потому
что его доклады Риббентропу - с одной стороны, рапорты представителя
НСДАП, отправляемые рейхсляйтеру Боле, - с другой и телеграммы нашего
резидента Гейдриху - с третьей составляются секретно друг от друга,
"каждый хочет подставить ножку другому", - заключил фон Шторер. Затем он
остановился на главной проблеме, которая его занимала. Он сказал, что тот
нажим, который проводит Риббентроп на Франко, чтобы незамедлительно
вовлечь генералиссимуса в войну на стороне рейха, осуществляется без
должного такта, который крайне необходим в Мадриде. Без учета "испанского
гонора, - сказал Шторер, - без того, чтобы не повторять постоянно
выспренние фразы о величии Испании, здесь нечего делать. Старый галисиец'
- прожженная бестия, и хотя он наш друг, ему нельзя не считаться с
ужасающим экономическим положением страны. Он тратит почти все деньги на
армию, тайную полицию и пропаганду, поэтому промышленность и сельское
хозяйство находятся в бедственном положении. Если мы сможем взять на себя
снабжение Испании продуктами питания, машинами, самолетами, танками, тогда
Франко примкнет к нам. Если он поверит, что вступление в войну даст стране
экономические выгоды, тогда он пойдет на это. Но господин рейхсминистр
нажимает только на то, что вступление Испании в войну необходимо для
окончательной победы рейха, а этого здесь недостаточно, ничто так не
въедается в сознание нации, как ее былое величие, но мы закрываем глаза на
