ментальные законы, ментальные порождения, это материя с точки
зрения разума -- вне разума все чудесно и является неизменным
чудом. Или, скорее, все чудесно естественно. Естественное,
которое мы не видим. Сверхразум -- естественное чудо материи.
Истинное видение -- видение неизменного чуда. Нет нужны творить
чудеса. Они уже здесь! Нам нужно лишь увидеть их, жить ими и
позволить тому, чтобы мы были сформированы этими чудесами, не
накладывая постоянно железную сеть наших ментальных
невозможностей. И все меняется -- меняется материально. "Именно
Божественное, становящееся материей", - сказала Мать. Это
следующая стадия эволюции, которая делается или выходит на
передний план. Да, разрушение старой корки.
Кроме того, все всевышние переживания освобождения,
нирваны, космической необъятности и все божественные видения на
всех языках, всех веков и всех стран были как бы аннулированы
или "вытеснены" новым восприятием материи; как если бы все
боги, чудеса, освобождения, райи и все такое принадлежали бы
все еще области разума или ментальных проекций; возможно, как
ментальные "фонари", но все же фонари в сравнении с золотой
пылью материи. Супраментальное не является улучшенным
ментальным видением, расширенным, протяженным, более
божественным: Это не нечто более высокое, чем высочайшая
вершина, которую мы можем достичь здесь, - пыталась объяснить
Мать, - не ЕЩЕ ОДИН КРУГ, это не так: мы уже в конце, на
вершине, но... отличается именно качество. Это поистине новое
обращение сознания. Когда мы начинаем жить духовной жизнью,
происходит обращение сознания, что является для нас
доказательством того, что мы вступили в духовную жизнь; что же,
еще одно обращение наступает, когда мы входим в супраментальный
мир. И, возможно, всякий раз, когда открывается новый мир,
происходит новое обращение. И поэтому даже наша духовная жизнь,
которая является таким тотальным обращением по сравнению с
обычной жизнью, является, или кажется, в сравнении с
супраментальным сознанием и супраментальной реализацией, нечто
столь радикально отличающимся, что... ценности почти что
обращаются. Это как если бы вся наша духовная жизнь была
сделана из серебра, тогда как супраментальная сделана из
золота, как если бы вся духовная жизнь здесь была бы вибрацией
серебра, не холода, а просто света, который достигает вершины,
предельно чистого света; тогда как другая, супраментальная
жизнь, содержит все богатство и силу, что и составляет всю
разницу. Вся духовная жизнь психического существа и нашего
теперешнего сознания, которая кажется столь теплой, столь
полной, столь чудесной, столь светлой для обычного сознания,
да, все это великолепие ничтожно по сравнению с великолепием
нового мира. Это... да, это почти как если бы сам Всевышний был
другим.
Это конец религий. Потому что религии -- это все еще
разум, взирающий на нечто отличное от себя. Другой мир
просто... как он есть.
Тем временем ученики все еще пытались выработать "синтез
Востока и Запада", "союз мировых религий", "продолжение"
высочайших традиций мира... и так далее. Продолжение, да,
действительно, как птица сменила рептилию, но вовсе не путем
добавления видений "ископаемых ящеров" Востока и Запада
выработаем мы взгляд птицы. А также не сложив вместе Упанишады
+ Библия + Коран, а затем встряхнув немного все это... Это
ДРУГОЙ мир! Как трудно было это понять, конечно же. Шри
Ауробиндо и Мать прожили 78 и 95 лет, соответственно, и самое
большее, у них было три ученика, которые это поняли; Мать
сказала мне это перед своим уходом -- а в мире более четырех с
половиной миллиардов людей.
Конец материализма
Должны быть найдены другие средства. Не через "вопросы и
ответы" может быть трансформирован этот мир. Так или иначе, но
этот процесс должен проходить, несмотря на головы людей и вне
них, иначе все было бы безнадежно. А время поджимало. В 1958
году ей было восемьдесят лет. Все ее время было занято
геркулесовой работой, которая свалила бы любого человека в его
расцвете. Вполне понятно, она использовала источник энергии,
неизвестный человеческим существам; то, что она могла делать в
течение двадцати двух часов из двадцати-четырех-часового дня,
просто невообразимо... с 1926 года, без перерыва. Ашрам
становился довольно гигантским предприятием с приблизительно
1200 обитателями в 1958 году, включая 300 детей и 250 домов. И
она присматривала за всем вплоть до малейших деталей, начиная с
выбора сорта бумаги для печати книг и кончая тем, как ставить
штамп на пакетах или тем, чтобы перевести какого-то ученика из
одного дома в другой, чтобы он мог прохаживаться в маленьком
саду, обдуваемым бризом с востока. Ничто не ускользало от ее
внимания. И бесконечный поток писем. И бесконечные жалобы. И
финансы... невероятно и сверхъестественно. И критицизм... столь
мелочный, столь глупый. Например, взглянув в архивы Quai
d'Orsay, можно обнаружить там злобные маленькие доклады групп
послушных своему долгу гражданских служащих, останавливавшихся
в Пондишери; это невероятно -- никто из них не понял, что
представляла Мать, если только для Франции, их родной страны.
Но Мать просто смеялась. Однажды она сказала мне со своим
юмором, юмором, который лечит все, включая все вспышки
мелочности, будь то со стороны "хороших" или "плохих": Я
получаю совершенно несдержанные письма, переполненные
напыщенными словами, и затем есть другие люди, которые прямо
пишут, что их грызут сомнениями в том, что я просто использую
"трюки", чтобы "делать свой бизнес"!... Но и те и другие письма
производят на меня одинаковое впечатление. Они выражают их
собственное чувство -- это их право чувствовать то, что они
хотят. И, по правде говоря, все, что можно было бы ответить им:
"Чувствуйте что хотите, если это позволяет вам сделать
прогресс." Она всегда так просто стремилась к прогрессу, эта
Мать, всегда дальше, всегда пытаясь извлечь лучшее из
наихудшего -- ее интересовал прогресс мира: быть "хорошим" или
"плохим" ничего не значит; думайте о ней плохо, думайте о ней
хорошо, это не имеет значения; но, ради Бога (или дьявола),
двигайтесь вперед!
Ее угнетала не геркулесова задача, а подпирающее время.
Однажды, на одном из последних "занятий по средам" с ее губ
вырвалось: По существу, вопрос в этой гонке к Трансформации
состоит в том, чтобы знать, что будет превалировать: то, что
хочет трансформировать это тело по образу божественной Истины,
или старая привычка этого тела идти к разложению... Это гонка
между Трансформацией и Разложением.
Подразумевает ли эта трансформация долгие столетия
медленного, постепенного труда? Или нечто иное? Иногда мы
чувствуем, что на самом деле это не столько проблема
трансформации, как проблема смерти: если эта проблема разрешена
или открыта или устранена, тогда все остальное должно
последовать почти автоматически, как если бы смерть была просто
тем, что составляет субстанцию ложной материи, той материи, как
мы ее видим, материи темной, жесткой, неизменяемой никак, кроме
как при помощи смерти -- только со смертью, разложением и
возвращением к атомной пыли может она измениться. Все же есть и
"золотая пыль". То, что мы хотим или то, что нам нужно это не
медленно трансформировать эту ложную материю сквозь тянущиеся
века, а заменить ее настоящей материей или же устранить
"нечто", что вуалирует ее. Тогда эта операция могла бы быть
поразительно быстрой... в предположении, что остальная часть
человечества не будет свалена силой этой операции. Остальная
часть человечества... которая живет в смерти и при помощи
смерти, потому что они и являются смертью, сделаны ею. Может ли
одно существо полностью снять вуаль, не сняв ее со всего мира,
и раз уж оно подняло эту вуаль для себя, то может ли оно
продолжать существовать и не исчезнуть с глаз мертвых, которых
мы называем живыми? Какими глазами смогли бы они увидеть его,
эти "живущие", которые видят только смерть и субстанцию смерти?
Когда больше нет мути, они не видят ничего. Должна быть хотя бы
минимальная связь со старыми человеческими органами. Возможно,
Мать собиралась установить эту связь или подготовить ее.
Подготовить глаза мира. Тысячи глаз наших клеток. И однажды
будут сражены лишь наши разумы, тогда как наши тела будут
пробуждены от долгого кошмара. Иногда у нас возникает чувство,
что вся мистерия будущего чрезвычайно проста, что она обладает
немыслимой (в буквальном смысле) простотой, и что нечто
захватит нас самым неожиданным образом. Иногда мы чувствуем,
что все уже здесь, действительно здесь, и будет достаточно лишь
небольшого щелчка -- нам только надо найти, где. Если бы только
одно существо смогло увидеть, понять механизм. Мать видела все,
и она сказала все - это можно прочесть, это тысячи раз написано
в ее собственных словах, только мы не понимаем, что они значат.
Нечто просто не может быть схвачено разумом. Нечто нужно найти.
Мы бредем наощупь, как слепые люди, в давно уже открытом. Мы
идем наощупь в открытии Матери. Мы движемся через великую
Амазонию, которой не хватает только имени, в чем-то уподобляясь
первому человеку, пытающемуся в первый раз назвать свой мир и
его объекты и вызвать вещи из несуществования посредством слова
-- он заставлял их прийти в бытие, называя их. Собираемся ли мы
найти место, ключ, который заставит нас увидеть, слово, которое
привнесет все это в бытие?
И ее последние слова, ее самые последние слова на
Плэйграунде перед собравшимися детьми, нацеленные на то, чтобы
они смогли увидеть новый мир и прикоснуться к нему,
возвращаются ко мне сейчас с невыразимой остротой: По существу,
громадное большинство людей подобны узникам с закрытыми окнами
и дверьми, так что они задыхаются (что вполне естественно), и
все же у них есть ключ, который открывает окна и двери, но они
не используют его... Они боятся -- боятся потерть себя. Они
хотят оставаться тем, что они называют "собою". Они любят свою
ложь и свое рабство. Нечто в них любит это и привязано к нему.
Они чувствуют, что без своих границ они не могли бы больше
существовать. Вот почему путешествие столь длинно и трудно.
Это было 26 ноября 1958 года.
А пока она говорила, малыши из "зеленой" группы, которые
быстро заснули на матах на земле возле ее кресла, начали
"видеть вещи". Теперь, когда им по двадцать, они могли бы
рассказать, что видели. Они видели странную Мать, более
высокую, чем она была, с телом, казавшимся сделанным из другой
субстанции, субстанции, которая излучала свет изнутри -
настоящую Мать; для них это было "настоящей Матерью". И они
спросили, или спросил один из них: "Почему ты пришла такой, как
мы? Почему ты не пришла такой, какой являешься на самом деле?"
Типичная реакция ребенка, еще не совращенного разумом; казалось
удивительным не то, что Мать была светящейся и более высокой, а
то, что материально она была не такой. "Почему ты не пришла
такой, какой являешься на самом деле?" И Мать также типично
ответила: Потому что если бы я не пришла такой же, как вы, то
никогда не смогла бы быть близкой вам и не смогла бы сказать
вам: станьте такой, как я.
Но конечно же! Миру не нужно быть сраженным чудом, даже
чудом одного великолепного тела: ему требуется найти
собственное чудо. Когда мир найдет это, тогда все чудеса будут
естественными. Мистерия Матери в нашем собственном несознании.
