глазам.
- Ад, - прохрипел он, - должен быть действительно ужасным, если ты все
же предпочла меня.
Она не ответила. В его дыхании ощущался алкоголь.
- А может, не пожелал тебя ад принять, маленькая зверюга? Может, та
дьявольская башня с отвращением изрыгнула тебя, отведав твоего яда?
Он притянул ее еще ближе. Она отвернулась, отводя лицо.
- Правильно, - тихо сказал он. - Ты не напрасно опасаешься, это конец
твоего пути. Отсюда ты уже не сбежишь. Здесь, в этом замке, я выпущу тебе
кровь из жил.
- Вы закончили, господин Бонарт?
Она сразу узнала того, кто это сказал. Чародей Вильгефорц, тот, что на
Танедде сначала был закованным в кандалы узником, а потом преследовал ее в
Башне Чайки. Тогда, на острове, он выглядел пристойнее. Сейчас в его лице
что-то изменилось, что-то сделало его некрасивым и страшным.
- Разрешите, господин Бонарт. - Чародей даже не пошевелился в похожем на
трон кресле. - Я возьму на себя приятную обязанность приветствовать в
замке Стигга нашу гостью, мадемуазель Цириллу из Цинтры, дочь Паветты,
внучку Калантэ, потомка знаменитой Лары Доррен аэп Шиадаль. Приветствую. И
прошу подойти ближе.
В последних словах чародея уже не чувствовалось скрываемой под маской
вежливости насмешки. Были в них только угроза и приказ. Цири сразу поняла,
что не сможет противостоять этому приказу. Ощутила страх. Чудовищный,
парализующий страх.
- Ближе, - прошипел Вильгефорц.
Теперь она увидела, что не так в его лице. Левый глаз, который был
значительно меньше правого, моргал, яблоко дергалось и вертелось, как
дикое, в сморщенной и синей глазной впадине. Картина была кошмарная.
- Поведение бравое, на лице ни следа страха, - сказал чародей, наклонив
голову. - Одобряю. Если только отвага не есть следствие глупости. Я сразу
же рассею возможные иллюзии. Отсюда, как справедливо заметил господин
Бонарт, ты не убежишь. Ни телепортом, ни при помощи твоих собственных
особых способностей.
Она знала, что он прав. Раньше она убеждала себя, что в случае чего
всегда, пусть даже в последний момент, сумеет убежать и скрыться среди
времен и мест. Теперь же знала, что эта надежда - обманчивая.
Неосуществимая. Замок прямо-таки дрожал от зловещей, враждебной, чуждой
магии. Чуждая и враждебная магия пронизывала ее, исследовала, паразитом
ползала по внутренностям, по извилинам мозга. Она ничего не могла с этим
поделать. Она была во власти вражьей силы. Она была бессильна.
"Что делать? - думала она. - Я знала, на что иду, что делаю. Знала,
зачем сюда пришла. Все остальное - действительно было фантазией. А, пусть
asder что будет".
- Браво, - сказал Вильгефорц. - Точная оценка ситуации. Будет, что и
должно быть. Точнее, будет так, как решу я. Интересно, догадываешься ли
ты, изумительная моя, как и что я решу?
Она хотела ответить, но не успела преодолеть сопротивление
перехваченного спазмой и сухого горла. Он опять опередил ее,
проконтролировав мысль.
- Ну, конечно, догадываешься. Владычица Миров, Владычица Времен и Мест.
Да-да, изумительная моя, ты не застала меня врасплох своим визитом. Я
просто-напросто знаю, куда и каким образом ты сбежала с озера. Я знаю, с
кем и с чем ты там столкнулась. Знаю, как попала сюда. Единственное, чего
я не знаю, так это - долгим ли был путь? И достаточно ли много было
впечатлений?
Ах, - зловеще усмехнулся он, снова опережая ее. - Тебе нет нужды
отвечать. Я знаю, что было интересно и увлекательно. Видишь ли, я не могу
дождаться испробовать это лично. Страшно завидую твоему дару. Придется
тебе со мной поделиться, изумительная моя. Да, "придется" - нужное слово.
Пока ты не поделишься со мной своим даром, я просто не выпущу тебя из рук.
Ни днем, ни ночью не выпущу из рук.
Цири наконец поняла, что горло перехватил ей не только страх. Чародей
давил и душил ее магически. Издевался. Унижал. На глазах у всех.
- Выпусти... Йеннифэр, - прохрипела она, корчась от усилий. - Выпусти
ее... А со мной можешь сделать что захочешь.
Бонарт зашелся смехом, сухо рассмеялся и Стефан Скеллен. Вильгефорц
почесал мизинцем уголок своего чудовищного глаза.
- Ты не можешь быть настолько глупа, чтобы не понимать, что я и без того
могу сделать с тобой все, что захочу. Предложение твое патетично, а стало
быть, жалостно и смешно.
- Тебе нужна я... - Цири подняла голову, хоть это потребовало от нее
значительных усилий. - Чтобы иметь от меня ребенка. Все этого хотят, ты
тоже. Да, я в твоей власти, я сама пришла сюда... Ты меня не поймал, хотя
гонялся по всему миру. Я пришла сюда сама и сама себя отдаю тебе. Взамен
на Йеннифэр. За ее жизнь. Тебе смешно? Ну, так попытайся сделать со мной
ребенка... насильно... Увидишь, что у тебя тут же пропадет желание
смеяться.
Бонарт подскочил к ней, замахнулся нагайкой. Вильгефорц сделал внешне
небрежное, всего лишь слабое движение рукой, но и этого было достаточно,
чтобы нагайка вырвалась из бонартовых рук, а сам он завертелся, словно
получил удар тележкой с углем.
- Господин Бонарт, - сказал Вильгефорц, массируя пальцы. - У вас,
похоже, все еще сложности с пониманием обязанностей гостя. Соблаговолите
запомнить: находясь в гостях, не ломают мебель и произведения искусства,
не крадут мелкие предметы, не пачкают ковры и труднодоступные места. Не
насилуют и не избивают других гостей. Последнее действует по крайней мере
до тех пор, пока не закончит насиловать и избивать гостей сам хозяин, пока
он не даст знак, что теперь бить и насиловать уже можно. Из только что
сказанного должна сделать соответствующие выводы и ты, Цири. Не сумеешь? Я
помогу. Ты отдаешься мне сама и покорно соглашаешься на все, ты позволяешь
мне делать с тобой все, что мне заблагорассудится. И думаешь, что с твоей
стороны это невероятная жертва. Ты глубоко заблуждаешься. Суть в том, что
делать с тобой я буду не то, что мне хочется, а то, что сделать вынужден.
Пример: я желал бы в порядке реванша за Танедд вырвать у тебя хотя б один
глаз, а не могу, ибо опасаюсь, что ты этого не переживешь.
Цири поняла, что либо сейчас, либо никогда. Она вывернулась в
полуобороте, выхватила Ласточку из ножен. Весь замок вдруг завибрировал,
она почувствовала, что падает, болезненно стукнулась коленями. Согнулась,
чуть ли не касаясь лбом пола, борясь с позывами. Меч выскользнул из
одеревеневших пальцев. Кто-то его поднял.
- Та-а-ак, - протянул Вильгефорц, положив подбородок на сложенные будто
для молитвы ладони. - Так на чем мы остановились? Ах да, на твоем
предложении. Жизнь и свобода Йеннифэр взамен... За что? За то, что ты
отдашься добровольно, с желанием, без насилия и принуждения? Печально,
Цирилла. Для того, что я с тобою сделаю, насилие и принуждение просто
необходимы.
Да-да, - повторил он, с интересом присматриваясь к тому, как девушка
uphohr, пускает слюни и пытается очистить желудок. - Без насилия и
принуждения просто не получится. На то, что я сделаю, ты никогда не
согласишься добровольно, уверяю тебя. Стало быть, как видишь, твое
предложение по-прежнему остается жалким и смешным, а сверх того еще и
бессмысленным. Поэтому я его отвергаю. Ну, возьмите ее. И сразу в
лабораторию.
Лаборатория мало чем отличалась от той, которую Цири знала по храму
Мелитэле в Элландере. Она тоже была ярко освещена, в ней тоже царила
идеальная чистота. И в ней тоже стояли длинные столы, покрытые листовым
металлом. На столах громоздились стекла, заполненные чем-то баночки,
реторты, колбы, пробирки, трубки, линзы, шипящие и бурлящие перегонные
кубы и другие удивительные приборы. Здесь, как и там, в Элландере, резко
пахло эфиром, спиртом, формалином и чем-то еще, что нагоняло страх. Даже
там, в дружественном храме, рядом с дружественными жрицами и дружественной
Йеннифэр, Цири испытывала в лаборатории страх. А ведь там, в Элландере,
никто не загонял ее в лабораторию насильно, никто не усаживал грубо на
скамью, никто не держал за плечи и руки железной хваткой. Там, в
Элландере, посредине лаборатории не было страшного стального кресла, сади
стская форма которого была совершенно очевидна. Не было там одетых в белое
и наголо обритых типов, не было там Бонарта, не было Скеллена,
возбужденного, раскрасневшегося и нервно облизывающего губы. И не было
Вильгефорца с одним нормальным и другим маленьким и кошмарно подвижным
глазом.
Вильгефорц повернулся к столу и долго раскладывал на нем вызывавшие
страх инструменты.
- Видишь ли, изумительная моя, - начал он, подходя к Цири, - ты для меня
ключ к могуществу и власти. Власти не только над здешним миром,
представляющим собой мерзопакостную мерзость, обреченную, кстати сказать,
на скорую гибель, но и над всеми мирами. Над полной гаммой мест и времен,
возникших после Конъюнкции. Ты наверняка понимаешь меня. Некоторые из этих
мест и времен ты уже посетила.
Меня, - продолжил он через минуту, подворачивая рукава, - стыдно
признаться, страшно привлекает власть. Это тривиально, знаю, но я хочу
быть властелином. Владыкой, которому будут бить поклоны, которого люди
станут боготворить и благословлять только за то, что он, то есть я,
существует, и воздавать ему, то есть мне, божественные почести, если,
скажем, я пожелаю избавить мир от катаклизма. Даже если я сделаю это
только ради собственного каприза. Ох, Цири, сердце мое ликует, когда я
думаю, сколь щедро я стану награждать верных и как жестоко карать
непослушных и непокорных. Медом, сладкой патокой для моей души будут
возносимые целыми поколениями молитвы ко мне и за меня, за мою милость и
мою ласку. Целые поколения Цири, целые миры. Послушай как следует!
Слышишь? Они будут молиться за то, что Всевышний, то есть я, дал им
воздух, избавил от голода, огня, войны и гнева Вильгефорца, то есть меня
же!
Вильгефорц пошевелил пальцами у нее перед лицом - и резко схватил за
щеки. Цири вскрикнула, рванулась, но ее держали крепко. У нее задрожали
губы.
Вильгефорц нервно захохотал, в уголках рта забелели пятнышки пены.
- Дитя Предназначения, - не мог остановиться он, - священная эльфья
Старшая Кровь... Qen Hen Ichaer... Теперь уже только моя, принадлежащая
только мне...
Он резко выпрямился, отер губы.
- Всяческие глупцы и мистики, - проговорил уже своим обычным холодным
тоном, - пытались подогнать, как-то приспособить тебя к небылицам,
легендам и предсказаниям, выискивали ген, который ты носишь, наследие
предков. Путая небо со звездами, отраженными в поверхности пруда,
мистически положили, что ген, от которого зависит осуществление великих
возможностей, будет эволюционировать дальше и полной мощи достигнет в
твоем ребенке либо в ребенке твоего ребенка. Так и ширилась окружающая
тебя магическая аура, извивался дымок кадил. А истина столь же банальна,
сколь и прозаична. Я бы сказал: органически прозаична. Важна, прелесть
моя, твоя кровь. Но в прозаически буквальном, отнюдь не поэтически-
возвышенном значении этого слова.
Вильгефорц взял со стола стеклянный шприц по меньшей мере полфута
длиной. Шприц оканчивался тонким, слегка изогнутым капилляром. Цири
почувствовала, как у нее начинает сохнуть во рту. Чародей осмотрел шприц
на свет.
- Через минуту, - заявил он сухо, - тебя разденут и усадят на кресло.
Именно то, на которое ты взираешь с таким любопытством. На этом кресле ты
проведешь - правда, в неудобном положении, - некоторое время. А вот при
помощи этого прибора, который, как я вижу, тебя также весьма
заинтересовал, ты будешь оплодотворена. Это вовсе не так уж страшно, почти
