и конников из Третьей без пехоты, чтобы идти быстрее. Эй, Джулия, будь я
на месте коннетабля Наталиса или короля Фольтеста...
- Знаю. - Глаза Сладкой Ветреницы вспыхнули. - Знаю, что бы ты сделал.
Ты послал бы к ним гонцов?
- Конечно.
- Наталис - тертый калач. Возможно, завтра...
- Возможно, - не дал ей докончить "Адью". - И даже думаю, что будет.
Подгони коня, Джулия. Хочу тебе кое-что показать.
Они быстро отъехали, значительно обогнав остальную часть войска. Солнце
уже почти коснулось холмов на западе, леса и кустарники поймы
перечеркивали долину длинными тенями. Но .видно еще было достаточно
хорошо, чтобы Сладкая Ветреница с ходу поняла, что хочет ей показать
"Адью" Пангратт.
- Здесь, - подтвердил он ее догадку, поднимаясь на стременах, - здесь я
принял бы завтра бой. Если б командовал армией.
- Удачное место, - согласилась Джулия Абатемарко. - Ровно, твердо,
гладко... Есть где построиться... Хммм... От тех вон холмов до тех вон
прудов... Мили три будет... А лучшего места для командира, чем тот вон
холм, и не придумаешь.
- Верно говоришь. А там, глянь, в середине, еще одно озерко или рыбный
пруд, вон, который там блестит... Можно использовать... Речка тоже
сгодится для рубежа, потому что и невелика, и болотиста... Как, Джулия,
ее?.. Мы ведь там вчера проходили. Помнишь?
- Забыла. Вроде бы Хохля. Или как-то так...
Кто тамошнюю округу знает, тот свободно сможет представить себе все, что
происходило, тем же, кои не столь хорошо со всем сим знакомы, поясню, что
левое крыло королевского войска до того места доходило, где ноне поселение
Бренна расположение имеет. Во времена же битвы никакого поселения там не
было, потому как в позатом году эльфами-Белками спалена она была до земли.
Так вот там, именно что на левом крыле, стоял реданский королевский
корпус, коим граф Руйтер руководил. А было в оном корпусе народу восемь
тысяч в пехоте и коннице преотменной.
Середина королевской силы стояла как раз насупротив холма, коми после
Шибеничным - Висельным, стало быть, - поименовали. Там, на холму на том,
стояли король Фольтест со свитою и коннетабль Ян Наталис, на всю битву с
высокости холма обозрение имевшие. Здесь главные силы войска нашего
сгруппированы были - двенадцать тысяч доблестных темерских и реданских
инфантеристов, в четыре огромадных четверобока уформованных, десятью
хоругвями конницы охраняемых, стоявших аж до северного краю пруда,
местными жителями Золотым именуемого. Серединная группировка имела во
второй линии резервную рать - три тысячи вызимской и мариборской пехоты,
коими воевода Бранибор верховодил.
От южного же края Золотого Пруда по сам ряд садков рыбных и заворот
речки Хотли на позиции в милю широтой стояло войска нашего крыло правое,
состоящее из Добровольческой Рати Махакамских краснолюдов, восьми хоругвей
легкой кавалерии и бандеры знаменитой Вольной Кондотьерской Компании.
Команду над правым крылом держали кондотьер Адам Пангратт и краснолюд
Барклай Эльс.
Насупротив, в миле почитай али двух, на поле голом, за лесом, построил
нильфгаардское войско фельдмаршал Менно Коегоорн. Стоял там народ
железный, аки стена черная, полк при полку, рота при роте, эскадрон при
эскадроне, покуда хватал глаз конца им не было. А по лесу хоругев15 и пик
вообразить себе можно было, что не токмо широкий, но и зело глубокий строй
там устроен. Потому как было того войска сорок и шесть тысячей, о чем в то
время мало кто ведал, и хорошо, потому как иначе у многих наших при
видимости той нильфгаардской мощи сердце и защемило.
А даже и у наихрабрейших воинов сердца забились под латами аки молоты
кузнечные, ибо явно стало, что сечь, да к тому ж кровавая теперь тут
m`wmerq, и мало кому из тех, что в строях стоят, заход солнца дадено
узреть будет.
Ярре, поддерживая сползающие с носа очки, еще раз прочитал написанное,
вздохнул, потер лысину, затем взял губку, немного сжал ее и стер последнюю
фразу.
Ветер шумел в листьях липы, звенели пчелы. Дети, как все дети мира,
пытались перекричать друг дружку.
По ноге старика ударил летящий по траве мяч. Прежде чем он, неуклюжий и
неловкий, успел наклониться, кто-то из его внучат пронесся, словно
маленький волчонок, и, не останавливаясь, схватил мяч. Стол покачнулся.
Ярре правой рукой удержал чернильницу, культей левой придержал листки
бумаги.
Звенели тяжелые от золотых шариков акациевой пыльцы пчелы.
Ярре продолжил свой труд.
Утро было хмурым, но солнце пробивалось сквозь облака и со своей высоты
явно о проходящих часах напоминало. Задул ветер, залопотали и зашумели
пропорцы, словно многих птиц стая, что к полету вспархивает. А Нильфгаард
как встал, так и стоял, аж все удивляться почали, почему бы это маршал
Менно Коегоорн не дает своим войскам приказа выступать?
- Когда? - Менно Коегоорн оторвался от карт, окинул военачальников
взглядом. - Когда, спрашиваете, я прикажу начинать?
Никто не отозвался. Менно поочередно взглянул на своих Командиров.
Самыми напряженными и встревоженными выглядели те, кому предстояло
оставаться в резерве: Элан Трахе, командир Седьмой Даэрлянской, и Кеес ван
Ло из бригады "Наузикаа". Явно нервничал также Удер де Вынгальт, адъютант
маршала, у которого было меньше всех шансов принять активное участие в
бою.
Те, кому предстояло ударить первыми, казались спокойными, более того -
явно скучающими. Маркус Брайбан зевал. Генерал-лейтенант Рец де Меллис-
Сток ковырял мизинцем в ухе, то и дело осматривая палец, словно и верно
ожидал увидеть на нем что-то заслуживающее внимания. Оберштер16 Рамон
Тырконнель, молодой командир дивизии "Ард Феаинн", тихо посвистывал, ус
тавившись в одному ему известную точку на горизонте. Оберштер Лиам аэп
Муир Мосс из дивизии "Деитвен" листал свой неразлучный томик поэзии. Тибор
Эггебрахт из дивизии тяжелых копейщиков "Альба" почесывал затылок концом
хлыста.
- Атаку начнем, - сказал Коегоорн, - как только вернутся патрули. Меня
беспокоят холмы на севере, господа офицеры. Прежде чем ударить, я должен
знать, что там творится, за теми холмами.
Ламарр Флаут трусил. Трусил чудовищно, страх ползал у него по кишкам,
ему казалось, что в утробе у него по меньшей мере дюжина скользких,
покрытых вонючей слизью угрей яростно пытается отыскать лазейку, через
которую можно было бы выбраться на волю. Час назад, когда патруль получил
приказы и отправился на разведку, Флаут в глубине души надеялся, что
утренний холод разгонит тревогу, что страх задушит рутина, отшлифованный
ритуал, жесткий и суровый церемониал службы. Он ошибся. Теперь же, по
прошествии часа и, пожалуй, пяти миль - далеко, опасно далеко от своих,
глубоко, опасно глубоко на территории врага, близко, смертельно близко от
неведомой опасности, - только теперь страх показал, на что он способен.
Они остановились на опушке пихтового леса, предусмотрительно не
высовываясь из-за растущих здесь больших можжевеловых кустов. Перед ними,
за полосой невысоких елочек, раскинулась широкая котловина. Туман стлался
по верхушкам трав.
- Никого, - отметил Флаут. - Ни живой души. Возвращаемся. Мы уже,
пожалуй, далековато зашли.
Вахмистр покосился на него. Далеко? Отъехали едва на милю. К тому же
ползли, словно хромые черепахи.
- Стоило бы еще, - сказал он, - заглянуть за те холмы, господин
лейтенант. Оттуда, думается мне, обзор будет получше. Далеко, на обе
долины. Если кто туда тащится, мы не сможем его не заметить. Так как?
Шмыгнем, господа? Тут всего парочка стае.
"Парочка стае, - подумал Флаут. - На открытой местности, будто на
qjnbnpnde!" Угри извивались в животе, настойчиво искали выход из его
внутренностей. Во всяком случае, один-то уж наверняка. Флаут определенно
чувствовал, что угорь - на верном пути.
"Я слышал звон стремян. Фырканье лошади. Там, в сочной зелени, меж
молодых пихточек на песчаном склоне. Что-то там пошевелилось. Чья-то
фигура?
Нас окружают?"
По обозу ходил слух, что несколько дней назад кондотьеры из Вольной
Компании напали из засады на разъезд бригады "Врихедд", взяли живым одного
эльфа. Говорят, кастрировали его, вырвали язык, обрубили пальцы рук... А
под конец выдавили глаза. Теперь-то, насмехались они, никаким манером ты
не поиграешь со своей эльфьей подружкой. И даже не сможешь глянуть, как
она забавляется с другими.
- Ну, господин лейтенант, - кашлянул вахмистр. - Сбегаем за холмы-то?
Ламарр Флаут сглотнул слюну.
- Нет, - сказал он. - Нельзя терять время. Мы убедились: здесь врага
нет. Необходимо доложить командованию. Возвращаемся!
Менно Коегоорн выслушал рапорт, оторвал глаза от карты.
- По подразделениям! - приказал кратко. - Господин Брайбан, господин де
Меллис-Сток. Наступать!
- Да здравствует император! - рявкнули Тырконнель и Эггебрахт.
Менно как-то странно посмотрел на них.
- По подразделениям, - повторил он. - Да осияет Великое Солнце вашу
славу.
Мило Вандербек, низушек, полевой хирург, известный под прозвищем Русти-
Рыжик, жадно втянул изумительную смесь запахов йода, нашатыря, спирта,
эфира и магических эликсиров, заполнявших палатку. Он хотел насытиться
этим ароматом - здоровым, чистым, невинным, незамутненным, незараженным и
клинически стерильным - сейчас. Русти знал, что долго он таким не
продержится.
Взглянул на операционный стол, девственно белый, и хирургические
аксессуары - десятки инструментов, вызывающих уважение и доверие
бесстрастным, грозным величием холодной стали, сияющей чистотой металла,
порядком и эстетикой расположения.
При инструментах возился его персонал - три женщины. "Тьфу, - мысленно
поправился Русти. - Одна женщина и две девушки. Тьфу, еще раз: одна
старая, хоть и прелестно выглядящая баба. И двое детей".
Магичка и знахарка по имени Марти Содергрен, волонтерка Шани, студентка
из Оксенфурта, Иоля, жрица из храма Мелитэле в Элландере.
"Марти Содергрен я знаю, - подумал Русти, - работал с этой красоткой не
раз. Чуточку нимфоманка со склонностью к истерии, но это не страшно, пока
действует ее магия. Анестезирующие, дезинфицирующие и останавливающие
кровотечение чары.
Иоля. Жрица, вернее - адептка. Девушка с красотой бесхитростной и
заурядной как льняное полотно, с большими, сильными крестьянскими руками.
Храм позаботился о том, чтобы эти руки не калечила тяжкая и грязная
изнурительная работа в поле. Но не смог скрыть происхождения девушки".
"Нет, - подумал Русти, - за нее я в принципе не беспокоюсь. Это руки
кметки - верные руки, им доверять можно. Кроме того, воспитанницы храма
редко подводят, в моменты отчаяния не расслабляются, а ищут опоры в своей
вере, в своей мистике. Интересно, что это им помогает".
Он взглянул на рыжеволосую Шани, ловко заправляющую в закривленные
иголки хирургическую нить.
"Шани. Дитя зловонных городских закоулков, попавшее в Оксенфуртский
университет благодаря собственной жажде знаний и невероятным
самоограничениям родителей, оплачивающих ее учебу. Жак. Франтиха. Веселый
шалопай. Что она умеет? Иглы заправлять? Накладывать жгуты? Держать
крючки? М-да, вопрос. А что, если она свалится в обморок, упустит крючки и
рухнет носом в распоротый живот оперируемого?"
"Люди такие нежные, - подумал он. - Ведь просил же я, чтобы мне дали
эльфку. Или кого-нибудь из моего народа. Так нет же. Видите ли, не
доверяют.
Мне, впрочем, тоже не доверяют.
Я - низушек. Нелюдь.
Чужак!"
- Шани!
- Слушаю, господин Вандербек?
- Русти. То есть для тебя - господин Русти. Что это, Шани? И для чего
