Семь душ экипажа, два матроса и пятеро ныряльщиков, в том числе
одна женщина. Когда они не вернулись к вечеру, мы начали
беспокоиться, хотя море было спокойное, словно маслом полили.
Послал я несколько быстрых скифов, и они вскоре обнаружили
лодку, дрейфующую в море. В лодке не было никого. Канули как
камень в воду. Неведомо, что случилось. Но бой там был, не бой,
а побоище... Были следы...
- Какие? - прищурился ведьмак.
- Вся лодка заляпана кровью.
Дроухард свистнул и беспокойно оглянулся. Зелест понизил
голос.
- Было, как я говорю, - повторил он, стискивая зубы. -
Лодка вся забрызгана кровью. Не иначе как там прям-таки резню
устроили. Что-то убило этих людей. Говорят, морское чудовище.
Не иначе морское чудовище.
- Не пираты? - тихо спросил Геральт. - Не
конкуренты-жемчужники? Обычную поножовщину исключаете?
- Исключаем, - сказал князь. - Нет тут никаких пиратов и
никаких конкурентов. А ножевые расправы не кончаются
исчезновением всех до единого. Нет, Геральт. Зелест прав. Это
морское чудовище, ничего другого. Слушай, никто не отваживается
выйти в море, даже в близкие и знакомые места. Людей охватил
жуткий страх, и порт парализован. Даже когги и галеры не
отрываются от пристаней. Понимаешь, ведьмак?
- Понимаю, - кивнул Геральт. - Кто покажет мне место?
- Ха. - Агловаль положил руку на стол и забарабанил
пальцами. - Это мне нравится. Вот это по-ведьмачьи. Сразу к
делу, без лишней болтовни. Да, так я люблю. Видишь, Дроухард,
говорил я тебе, хороший ведьмак - это голодный ведьмак. А,
Геральт? Если б не твой музыкальный дружок, ты сегодня снова
отправился бы спать на пустой желудок. Хорошие у меня сведения,
верно?
Дроухард опустил голову. Зелест тупо смотрел перед собой.
- Кто покажет мне место? - повторил Геральт, холодно глядя
на Агловаля.
- Зелест, - сказал князь, переставая усмехаться. - Зелест
покажет тебе Драконьи Клыки и дорогу к ним. Когда ты намерен
взяться за дело?
- С утра. Будьте на пристани, господин Зелест.
- Договорились, господин ведьмак.
- Ну и прекрасно, - потер руки князь и снова насмешливо
ухмыльнулся. - Геральт, я рассчитываю на то, что с чудовищем у
тебя пойдет лучше, чем с Шъееназ. Я действительно на это
рассчитываю. Да, вот еще что. Запрещаю болтать об этом: не
желаю, чтобы распространилась паника. Ты понял, Дроухард? Язык
велю выдрать, если проговоришься.
- Я понял, князь.
- Ну и прекрасно. - Агловаль поднялся. - Теперь иди, не
стану мешать пиршеству, не стану провоцировать слухи. Бывай,
Дроухард, пожелай нареченным счастья от моего имени.
- Премного благодарен, милсдарь князь.
Эсси Давен, сидевшая на табуретке в окружении плотного
венчика слушателей, напевала мелодичную и грустную балладу о
достойной сожаления судьбе покинутой любовницы. Лютик, опершись
о столб и бормоча себе под нос, высчитывал на пальцах такты и
слоги.
- Ну как? - спросил он. - Получил работу?
- Получил. - Ведьмак нс стал вдаваться в подробности, до
которых, впрочем, барду не было никакого дела.
- Говорил я, нюхом чую письма и деньги. Хорошо, очень
хорошо. Я заработаю, ты заработаешь, будет на что погулять.
Поедем в Цидарис, успеем на праздник сбора винограда. А сейчас,
прости на минутку. Я там, на лавке, высмотрел кое-что
интересное.
Геральт проследил за взглядом поэта, но, кроме нескольких
девушек с полураскрытыми ртами, не обнаружил ничего
любопытного. Лютик одернул курточку, сдвинул шапочку набекрень
к правому уху и пляшущей походкой направился к лавке. Ловким
фланговым маневром обойдя стерегущих девиц матрон, он начал
свой обычный "ритуал щеренья зубов".
Эсси Давен окончила балладу, получила аплодисменты,
небольшой мешочек и большой букет красивых, хоть и несколько
привядших хризантем.
Геральт кружил меж гостей, выискивая случай занять место за
столом, уставленным яствами. Он тоскливо поглядывал на
исчезающие в ускоренном темпе маринованные селедки, голубцы,
вареные тресковые головы и бараньи котлеты, на разрываемые на
куски кружки колбасы и каплунов, разрубаемых ножами вяленых
лососей и свиную ветчину. Проблема состояла в том, что на
лавках за столом не было свободного места.
Девушки и матроны, несколько расшевелившиеся, обложили
Лютика, пискливо требуя песен. Лютик искренне улыбался и
отказывался, неловко изображая из себя скромника. Геральт,
преодолев робость, чуть не силой пробился к столу.
Престарелый тип, остро пахнущий уксусом, поразительно
вежливо и охотно подвинулся, чуть было не свалив с лавки
соседей. Геральт незамедлительно принялся за еду и мгновенно
опустошил единственную тарелку, до которой смог дотянуться.
Пахнущий уксусом старик подсунул ему следующую. Ведьмак с
благодарностью и сосредоточенно выслушал длиннющую тираду
касательно теперешних времен и теперешней молодежи. "Уксусник"
упорно именовал послабление нравов "поносом", поэтому Геральту
непросто было хранить серьезность.
Эсси стояла у стены, под пучком омелы, в одиночестве,
настраивая лютню. Ведьмак видел, как к ней приближается юноша в
узком парчовом кафтане, как что-то говорит поэтессе, слабо
улыбаясь. Эсси взглянула на юношу, немного скривив красивые
губы, быстро произнесла несколько слов. Юноша ссутулился и
скоренько отошел, а его уши, красные, как рубины, еще долго
светились в полумраке.
- ...мерзость, позор и срамота, - продолжал "уксусник". -
Сплошной великий понос, милсдарь.
- Верно, - неуверенно подтвердил Геральт, вытирая тарелку
хлебом.
- Прошу тишины, благородные дамы, благородные, значить,
господа! - крикнул Дроухард, выходя на середину залы. -
Знаменитый мэтр Лютик, хоть и немного, значить, хворый телом и
притомившийся, споет для нас знаменитую балладу о знаменитой
королеве Марьенне и Черном Вороне! Он проделает это в ответ на
горячую, значить, просьбу мельниковой дочери мазели Биелки,
которой, как он выразился, отказать не может.
Мельникова дочка Биелка, одна из наименее пригожих девушек
среди всех сидевших на лавке, покрасивела в мгновение ока.
Поднялись крики и хлопки, заглушившие очередной "понос"
старичка, отдающего уксусом. Лютик выждал, пока наступит полная
тишина, проиграл на лютне эффектное вступление и начал петь, не
отрывая глаз от дочери мельника Биелки, которая хорошела от
куплета к куплету. "Воистину, - подумал Геральт, - этот сукин
сын действует эффективнее, чем чародейские кремы и мази,
которые продает Йеннифэр в своем Венгерберге".
Он увидел, как Эсси проскользнула за спинами столпившихся
полукругом слушателей Лютика, как осторожно скрылась в дверях,
ведущих на террасу. Руководимый странным предчувствием, он
ловко выбрался из-за стола и вышел следом.
Она стояла, опершись локтями о перила террасы-помоста,
втянув голову в маленькие приподнятые плечи. И глядела на
покрытое рябью море, блестевшее в свете луны и портовых огней.
Под ногой Геральта скрипнула половица. Эсси выпрямилась.
- Прости, я не хотел помешать, - сказал он скучным голосом,
думая увидеть на ее губах ту неожиданную гримасу, которой она
только что угостила "парчового юношу".
- Ты мне не мешаешь, - ответила она и улыбнулась, откинув
прядь. - Мне нужно было не уединение, а свежий воздух. Тебе
тоже мешают дым и духота?
- Немножко. Но еще больше тяготит сознание, что я обидел
тебя. Я пришел извиниться, Эсси, попробовать найти повод для
приятной беседы.
- Извиниться должна я, - сказала девушка. - Я слишком резко
отреагировала. Я всегда реагирую резко, не умею сдерживаться.
Прости и предоставь мне вторую возможность. Поговорить.
Он подошел, облокотился о перила рядом с ней. Почувствовал
пышущее от нее тепло, легкий аромат вербены. Он любил запах
вербены, хотя запах вербены и не был запахом сирени и
крыжовника.
- С чем у тебя ассоциируется море, Геральт? - вдруг
спросила она.
- С беспокойством, - ответил он, почти не задумываясь.
- Интересно. А ты кажешься таким спокойным и сдержанным.
- Я не сказал, что чувствую беспокойство. Ты спросила об
ассоциации.
- Ассоциация - зеркало души. Мне кое-что известно об этом,
я - поэт.
- А у тебя, Эсси, с чем ассоциируется море? - быстро
спросил он, чтобы покончить с рассуждениями о беспокойстве,
которое чувствовал.
- С вечным движением, - не сразу ответила она. - С
переменой. И с загадкой, с тайной, с чем-то, чего я не
схватываю, что могла бы описать тысячью способами, тысячами
стихов, так и не дойдя до сути, до сущности. Да, пожалуй,
именно так.
- Стало быть, - сказал он, чувствуя, что вербена все
сильнее действует на него, - то, что ты ощущаешь, - тоже
беспокойство. А кажешься такой спокойной и сдержанной.
- Я и не спокойна, и не сдержанна, Геральт.
Это произошло неожиданно, совершенно неожиданно. Жест,
который он сделал и который мог быть лишь прикосновением,
легким прикосновением к ее руке, переродился в крепкое объятие.
Он быстро, хоть и не грубо, привлек ее к себе, их тела
порывисто, бурно соприкоснулись. Эсси застыла, напряглась,
сильно выгнула тело, крепко уперлась руками в его руки, так,
словно хотела сорвать, сбросить их с талии, но вместо этого
только крепче схватила их, наклонила голову, раскрыла губы.
- Зачем... зачем это? - шепнула она. Ее глаз был широко
раскрыт, золотой локон опустился на щеку.
Он спокойно и медленно наклонил голову, приблизил лицо, и
они вдруг сомкнулись губами в поцелуе. Однако Эсси и теперь не
отпустила его рук, стискивающих ее талию, и попрежнему сильно
изгибала спину, стараясь не соприкасаться телами. Оставаясь в
такой позе, они медленно, словно в танце, кружились. Она
целовала его охотно, смело. И долго. Потом ловко и без труда
высвободилась из его рук, отвернулась, снова оперлась о перила,
втянув голову в плечи. Геральт неожиданно почувствовал себя
отвратительно, неописуемо глупо. Это ощущение удержало его от
того, чтобы приблизиться к ней, обнять ссутулившиеся плечи.
- Зачем? - спросила она холодно, не поворачиваясь. - Зачем
ты это сделал?
Она глянула на него краешком глаза, и ведьмак вдруг понял,
что ошибся. Неожиданно понял, что фальшь, ложь, притворство и
бравада завели его прямо в трясину, где между ним и бездной
будут уже только пружинящие, сбившиеся в тонкий покров травы и
мхи, готовые в любую минуту уступить, разорваться, лопнуть.
- Зачем? - повторила она.
Он нс ответил.
- Ищешь женщину на ночь?
Он не ответил.
Эсси медленно отвернулась, коснулась его плеча.
- Вернемся в залу, - свободно сказала она, но его не
обманула эта легкость, он почувствовал, как она напряжена. - Не
делай такой мины. Ничего не случилось. А то, что я не ищу
мужчины на ночь, не твоя вина. Правда?
- Эсси...
- Возвращаемся, Геральт. Лютик уже бисировал дважды. Теперь
моя очередь. Пойдем, я спою...
Она как-то странно взглянула на него и, дунув, откинула
прядь с глаза.
- Спою для тебя.
4
- Ого, - разыграл удивление ведьмак. - Явился, однако? Я
думал, не вернешься на ночь.
Лютик закрыл дверь на крючок, повесил на гвоздь лютню и
шапочку с эгреткой, снял куртку, отряхнул и положил на мешки,
валявшиеся в углу комнаты. Кроме мешков, лохани и огромного,
набитого гороховой соломой матраца, в комнате на чердаке не
было никакой мебели - даже свеча стояла на полу, в застывшей
лужице воска. Дроухард восхищался Лютиком, но, видать, не
