стихи, в которых сраннивал Гитлера с Богом" (96, с. 346).
Фашистская пропаганда вдалбливала в головы немцев: "Никто не имеет
права задаваться вопросом: прав ли фюрер и верно ли то, что он говорит? Ибо
то, что говорит фюрер, всегда верно" (96, с. 346),
При регистрации брака в нацистской Германии жениху и невесте в
осязательном порядке вручался экземпляр книги Гитлера "Майн Кампф".
Перед появлением Гитлера всегда звучала определенная музыка -
"Баденвайльский марш".
Описание одного из сборищ с участием Гитлера - митинг в цирке:
"Хайль! Хайль! Десять тысяч правых рук подняты кверху. Слезы на глазах
женщин, хриплые голоса мужчин... Царит наряженность. Возбужденность
политического собрания, но напряженность людей, ожидающих свадьбы или
похорон. Хайль! Хайль!
Появляется Гитлер. Мимо помоста, на котором он стоит, в течение часа
проходят тысячи молодых людей, с поднятой вверх правой рукой.
Глаза каждого... устремлены на Гитлера. Глаза, полные решимости умереть
за идеал" (32, с. 146).
Того же самого добивались - и в конце концов добились Сталин и Мао
Цзедун.
В СССР Сталин поставил себя в положение живого бога. Повсюду висели его
портреты, в каждом мало-мальски крупном поселке, не говоря уже о городах и
городках, возвышались его статуи. Пресса была переполнена в течение двух
десятилетий ежедневно подобострастными, до предела угодливыми восклицаниями
и высказываниями в адрес Сталина.
"Правда", 8 января 1935 г.: "Да здравствует тот, чей гений привел нас к
невиданным успехам, - великий организатор побед советской власти, великий
вождь, друг и учитель - наш Сталин!"
"Правда", 30 декабря 1936 г.: "Да здравствует наш гениальный вождь,
творец Конституции, первый и лучший друг науки - товарищ Сталин!"
"Правда", 17 октября 1938 г.: "Да здравствует вождь и учитель, наш отец
и друг, наша радость и надежда - родной, любимый, великий Сталин!"
"Правда", 8 марта 1939 г.: "Пусть живет отец, да здравствует наш отец
родной - Сталин-солнышко!"
"Правда", 21 декабря 1939 г.: "Ленина нет, Сталин стал для нас учителем
и другом.
...Высоко парит орел, видя с высоты то, что не видят в долине, и смело
ведет человечество к коммунизму".
В начале пятидесятых годов обычные определения Сталина - "великий вождь
и учитель всех народов" порой писались с большой буквы, то есть следующим
образом: "Великий Вождь и Учитель". Результаты этой обработки массового
сознания прослеживаются даже сегодня - до сих пор еще немало представителей
старшего поколения, а также людей определенного типа, страдающих бабской
тоской раба по господину, не избавились от чувства преклонения перед
"вождем".
Такого же положения живого бога достиг в Китае Мае Цзедун.
М. Яковлев, работавший в Китае 17 лет, вспоминает: "Непомерное
прославление и наделение личности Мао и его "идей" сверхъестественной силой
привели к прямому его обожествлению. Императоры всегда обожествлялись в
Китае. Но обожествление личности Мао Цзедуна превзошло все, что известно в
истории Китая о пышных царствованиях "наместников Бога на земле". Оно
приняло уродливые формы идолопоклонства.
Каждое его публичное появление преподносилось как исключительное
событие. Он сравнивался с небесным светилом или выдавался за второе светило.
Почти во всех общественных местах в вестибюле стояло гипсовое или мраморное
изваяние "кормчего". Хунвэйбины носили по улицам китайских городов портреты
Мао Цзедуна как иконы. Жених и невеста во время бракосочетания трижды
кланялись портрету "кормчего" (104, с. 245). Пропаганда внушала китайцам:
"Мы должны решительно выполнять все указания Мао Цзедуна, как те,
которые мы понимаем, так и те, которые мы в данный момент не понимаем...
Необходимо выполнять не только те указания председателя Мао, которые
хорошо осмыслены, но и те, которые пока не осмыслены". (88, с. 247).
Появлению Мао предшествовала также определенная музыка - марш "Алеет
Восток". Описание одного из митингов с участием Мао: "Площадь Тяньаньмэнь
забита хунвэйбинами, цзао-фанями и военными. Над площадью загремели звуки
песни "Алеет Восток" ("Дунфан хун"), песни, которая исполнялась только при
появлении Мао Цзедуна. По широкому коридору, образованному солдатами, на
зеленом военном вездеходе в сопровождении приближенных и охраны ехал
"великий кормчий". Он был облачен в военную форму. Площадь забурлила.
"Десять тысяч лет жизни председателю Мао! Миллион лет жизни председателю
Мао!" - вопили в исступлении сотни тысяч человек. И рвались к месту, где
только что проехал современный "сын неба", чтобы прикоснуться к "освященной
земле" (104, с. 243, 244).
Обычно после таких сборищ на земле оставались лежать десятки трупов
людей, задавленных в столпотворении.
После смерти Сталина, во время похорон, на улицах Москвы в толпе были
задавлены сотни людей.
Если печатная и устная пропаганда воздействовала преимущественно на
сознание человека, то огромным количеством портретов и статуй "вождя", а
также массовыми митингами, гигантскими театрализованными зрелищами фашисты
через образный уровень психического восприятия давили на подсознание
человека, формировали в нем чувство покорности "вождю" и чувство преклонения
перед ним. Вездесущность "вождя" подтверждалась вездесущностью его портретов
и статуй. Размах массовых мероприятий, толпы восторженных, стремящихся к
"вождю" людей создавали иллюзию его величия: эта картина запечатлевалась в
представлении людей и вызывала в них чувство психопатического преклонения
перед "вождем". Миллионы людей превращались в тех же самых
паранойяльно-истеричных психопатов, одержимых сверхценной идеей - идеей
всемогущества, непогрешимости и гениальности "вождя".
Это была, если так можно выразиться, искусственная, наведенная
психопатия.
Но эти театрализованные представления являлись не только акциями, с
помощью которых оболванивались миллионы людей, а фашистские "вожди" получали
возможность лишний раз ощутить остроту своей власти, ощутить ее необъятность
и беспредельность.
Элемент театральности в поведении фашистских "вождей" обусловливался и
некоторыми другими факторами.
Элемент театральности как симптом истерической психопатии
Театральность поведения фашистского "вождя" обусловлена и
необходимостью играть эту роль, которая предписана ему его формальной
идеологией. В связи с этим необходимо подробнее остановиться на элементе
театральности в процессе фашизации.
Эта особенность свойственна любому процессу фашизации, независимо от
того, где, когда и под какими лозунгами он осуществляется. Но особенно ярко
данная особенность проявляется в процессе фашизации коммунистической партии.
Как уже отмечалось, элемент театральности в поведении фашистов
обусловлен резким расхождением между их реальной и формальной идеологиями,
между реальной сущностью их действий и их формальным, официальным
истолкованием. Фашисты везде и всегда стремятся в первую очередь к власти,
но они не могут открыто объявить об этом и поэтому вынуждены прикрывать свои
подлинные устремления лживыми лозунгами, оправдывающими и обосновывающими их
направленные на захват власти действия. Вследствие этого фашистам приходится
предпринимать действия не только лишь по захвату власти, быть не только
самими собой, но в какой-то степени действовать в соответствии с теми
демагогическими лозунгами, которыми они маскируют свои подлинные цели и
побуждения. То есть фашисты в определенной степени должны быть и теми, кем
выставляют себя в своей лживой пропаганде, должны играть роль тех, кем они
себя объявляют.
Гитлер играл роль объединителя всего германского народа, всех его
классов и слоев вокруг идей борьбы за интересы Германии, в то время как его
настоящей целью была власть и одна только власть - над Германией, над
Европой, над всем миром.
Сталин играл роль "коммуниста", целью которого является построение
социалистического общества - свободного объединения гармонически развитых
людей, хотя на самом деле его цель была точно такая же, что и у Гитлера:
власть над партией, над страной, как можно большим числом государств. То же
самое можно сказать и про Мао Цзедуна.
Играя свои роли, фашисты, естественно, заставляют и всех вокруг себя
включаться в игру и играть те роли, которые отводятся фашистами другим
участникам спектакля. Чем глубже расхождение между реальной и формальной
идеологиями фашистов, тем сильнее в процессе фашизации элемент
театральности.
Нетрудно заметить, что наиболее велико это расхождение у фашистов,
прикрывающихся коммунистической идеологией.
Коммунизм и фашизм - это две противоположности, две взаимоисключающие
философии и идеологии.
Тем убедительней и решительней должны играть свою роль фашисты,
прикрывающиеся марксистской идеологией, тем грандиозней и тем беспощадней к
коммунистам должен быть спектакль процесса фашизации коммунистической
партии, истребляемой фашистами, тем нелепее и чудовищнее должны быть те
роли, которые в этом спектакле распределяются между фашистами и
коммунистами, тем нелепее и чудовищнее должно быть распределение ролей.
П. П. Владимиров отмечал в своем дневнике (запись от 13 января 1944
г.):
"Я на долгом, непрекращающемся, трагикомическом спектакле" (20, с.
255).
Для коммунистов тот чудовищный спектакль, который развертывается под
прикрытием шумных идеологических стереотипов о "правом уклоне", о
"меньшевистском крыле", "предателях", "шпионах", "диверсантах", сохраняет,
несмотря на всю его надуманность и фальшь, ясно ощущаемую всеми серьезность
и важность в том смысле, что речь идет о партии, о социализме, об угрозе им,
угрозе тому, что для каждого коммуниста является святыней.
Фашисты относятся к этим понятиям сугубо спекулятивно; играя вполне
серьезно свои роли, они в глубине души относятся к разворачивающемуся
спектаклю, именно как к спектаклю - таким образом, в этом плане у них было
определенное преимущество.
"В такой момент, когда буржуазия сама играла чистейшую комедию с самым
серьезным видом, - писал Маркс в "18 брюмера", - когда она была наполовину
одурачена, наполовину убеждена в торжественности своего собственного
лицедейства, - в такой момент авантюрист, смотревший на комедию, просто как
на комедию, должен был победить" (64, с. 469).
Сталин и Мао, несомненно, смотрели на трагикомедию процесса фашизации
ВКП(б) и КПК, именно как на трагикомедию, большевики и китайские коммунисты
Сталиным и Мао Цзедуном были наполовину одурачены, наполовину убеждены, и
поэтому должны были проиграть.
После того как 8 декабря 1932 г. Штрассер сложил с себя все партийные
полномочия и, таким образом, признал свое поражение в борьбе с Гитлером, тот
разыграл следующую сцену: собрав партийных бонз и депутатов в Берлине, чтобы
публично узаконить свое торжество над Штрассером и заодно представить его
изменником, Гитлер принял черзвычайно подавленный и убитый вид.
"Возмутительно, что Штрассер мог поступить так с нашим вождем", - воскликнул
с места на задней скамье Шлейхер, давний враг Штрассера.
"Я никогда не допускал, что Штрассер может так поступить", - сказал
Гитлер всхлипывая и положив голову на стол (27, с. 224).
Результатом этой душераздирающей сцены был бурный поток изъявлении
преданности и верности, хлынувший на Гитлера со всех сторон.
Сталин, организовывая убийство Кирова, а затем выражая публичную
