повернуться, чтобы ухватить ее.
- Посмотрим, что можно сделать, - сказал Кашинг.
Он прополз вперед на четвереньках, просунул руку под ветвь.
- Может, я смогу приподнять ее, - предположил он. - Я дам тебе знать,
когда буду готов. Тогда попытайся выдернуть ногу.
Кашинг подполз ближе, уперся, наклонился и сунул обе руки под ветвь.
- Давай! - сказал он. Напрягшись, он почувствовал, как дрогнула
ветвь.
- Все, - сказал Ролло.
Кашинг осторожно разжал руки и выпустил ветвь.
Ролло сидел рядом с ним. Он достал из-под груды листьев кожаный
мешок, порылся вокруг и извлек копье с железным наконечником.
- Не мог дотянуться раньше, - пояснил он Тому. - Когда упала ветвь,
они вылетели у меня из рук.
- Все в порядке? - спросил Кашинг.
- Конечно, - ответил робот. Он сидел, осматривая попавшую в ловушку
ногу.
- Даже не поцарапана, - сказал он. - Прочный металл.
- Не расскажешь ли, как попал в эту историю?
- Я шел тут и попал в бурю. Я не слишком беспокоился. Дождь мне не
повредит. И тут торнадо. Я услышал его приближение и попытался убежать.
Думаю, что вбежал прямо в центр торнадо. А вокруг падали деревья. Меня
подняло в воздух, потом бросило вниз... Когда я упал, на меня обрушилась
эта ветвь. Буря прошла, но я не мог двигаться. Вначале я решил, что это
лишь небольшое неудобство. Я был уверен, что смогу высвободиться. Но, как
видишь, не смог.
- Давно ли это случилось?
- Могу ответить точно. Я вел счет. Восемьдесят семь дней. Меня
беспокоила ржавчина. У меня в мешке медвежий жир...
- Медвежий жир?
- Конечно. Убиваешь медведя, разводишь костер и вытапливаешь жир.
Пойдет любой жир, но лучше всего медвежий. Где еще теперь можно достать
жир? Только у животных. Когда-то мы использовали нефтепродукты, но их нет
уже много столетий. Животный мир не очень хорош, но свою задачу выполняет.
Приходится заботиться о таком теле, как мое. Нельзя давать волю ржавчине.
Металл превосходный, но даже он подвержен коррозии. Восемьдесят семь дней
- это не очень много, но если бы не ты, у меня были бы большие
неприятности. Я думал, что со временем дерево истлеет и я освобожусь, но
на это потребовалось бы несколько лет.
Было, конечно, скучно. Все время смотреть на одно и то же. Не с кем
поговорить. Много лет около меня вилась Дрожащая Змея. Ничего не делала,
конечно, но все время вертелась вокруг, как будто играла. Но когда меня
зажало, Дрожащая исчезла, и я ее больше не видел. Если бы она оставалась
со мной, у меня было бы хоть какое-то подобие компании, нечто, на что
можно посмотреть.
Я мог бы разговаривать с нею. Она, конечно, не отвечала, но я много с
ней говорил. С нею можно было говорить. Но как только меня зажало, она
ускользнула, и с тех пор я ее не видел.
- Что это за Дрожащая Змея? - спросил Кашинг.
- Не знаю, - ответил Ролло. - Похоже, что только я ее и видел.
Никогда не слышал от других. Это всего лишь сияние. Не ходит и не бежит,
просто дрожит в воздухе, мерцает искрами. В солнечном свете ее с трудом
можно различить, но в темноте она хорошо видна. Никакой постоянной формы.
Всего лишь сверкающий пузырь, танцующий в воздухе.
- И ты не знаешь, откуда она? И почему висела над тобой?
- Иногда я думал, что это мой друг, - сказал Ролло. - Говорю тебе: я,
вероятно, последний робот и мне очень не хватало друзей. Большинство
людей, увидев меня, думают лишь о возможности добыть еще один головной
кожух. А тебе ведь не хочется добраться до моего кожуха?
- Вовсе нет, - сказал Кашинг.
- Это хорошо. Я должен предупредить тебя, что в противном случае
вынужден был бы убить тебя. Может, ты не знаешь, но роботы были наделены
запретом на убийство и на любой вид насилия. Этот запрет был вложен в нас.
Поэтому-то и не осталось уже роботов. Они позволяли убивать себя и не
могли даже руки поднять, чтобы защититься. Либо их съела ржавчина. Даже
если у них был запас смазки, его не хватило надолго, и когда он кончался,
они не могли добыть нового. Так они ржавели и исчезали. Оставались лишь
кожухи, прикрывающие наши мозги. Они не подвержены коррозии. Спустя много
лет кто-нибудь находил очередной кожух и подбирал его.
Ну, когда мой небольшой запас смазки кончился, я посоветовался с
самим собой, сказав себе, что эта глупая инструкция, запрещающая роботам
насилие, была, может быть, и хороша при старом порядке, но при новом она
не имеет смысла. Я понял, что могу добыть жир животного, если только смогу
заставить себя убить его. Под угрозой собственной гибели я решил нарушить
запрет и убить медведя, потому что знал, что медведи полны жира, но
сделать это было нелегко. Я изготовил копье и учился владеть им, потом
отправился на поиски медведя. Как ты можешь догадаться, я потерпел
неудачу. Не смог. И, наверное, никогда не смог бы. К этому времени я
совсем пал духом. На моем теле появилось несколько пятен ржавчины, и я
знал, что это начало конца. Я уже собрался сдаться, когда однажды в горах
встретился с большим гризли. Не знаю, что с ним было. Что-то его сильно
рассердило. Я часто думаю, что бы это могло быть. Может, у него болели
зубы. Или заноза в пятке. Не знаю. Может, при виде меня он вспомнил
какого-нибудь врага. Но он сразу бросился на меня, разинув пасть, с ревом
протягивая ко мне огромные лапы. Думаю, что если бы у меня было время, я
убежал бы. Но на это у меня не оказалось ни времени, ни места. И вот в тот
момент, когда он навалился на меня, мой испуг сменился гневом. Вероятно,
на самом деле это было отчаяние, а не гнев. Я подумал: "Ты, сын шлюхи,
собираешься расчленить меня! Так нет же! Я и сам расчленю тебя!"
Я плохо помню дальнейшее. Я лишь помню, как протянул копье ему
навстречу. После этого все скрылось в тумане. Когда мозг мой прояснился, я
стоял, покрытый кровью, медведь лежал на земле, а из его горла торчало мое
копье.
Запрет кончился. Убив один раз, я смог убивать еще. Я вытопил жир из
старого гризли и разыскал песчаный ручей. Несколько дней я провел там,
протирая песком ржавые места и смазывая себя жиром. С тех пор я всегда
смазываю себя. Запас жира у меня не выходит. Тут много медведей.
Но я до сих пор не спросил, кто ты. Конечно, если ты хочешь сказать.
Многие не хотят говорить, кто они. Но ты пришел один и спас меня, а я не
знаю, кого благодарить.
- Я Том Кашинг. И не нужно благодарить. Пойдем отсюда. Тут поблизости
лагерь. Ты захватил все свое?
- У меня только мешок и копье. Есть еще нож, но он по-прежнему в
ножнах.
- Теперь, когда ты свободен, что ты собираешься делать?
- У меня нет никаких планов. И не было никогда. Я просто брожу без
всякой цели. Иногда это меня беспокоит - отсутствие цели. Если бы мне
указали цель, я бы с благодарностью принял ее. Может, ты разделишь со мной
свою цель, друг? Я перед тобой в долгу.
- Ты ничего мне не должен, - сказал Кашинг, - но цель у меня есть.
Можем поговорить об этом.
10
Деревья окружали плоскую вершину большого холма, вглядываясь в ночь,
как смотрели много столетий, в холод и жару, в дождь и сушь, днем и ночью,
летом и холодной зимой. Над восточным горизонтом взошло солнце, и его
теплые лучи коснулись деревьев. Деревья в священном экстазе и
благодарности приняли тепло и свет, которые они чувствовали с тех пор, как
много лет назад появились их первые ростки, чтобы выполнять задачу.
Они воспринимали тепло и свет, впитывали и усваивали их. Они знали
легкий утренний ветерок и радовались ему, знали ответный шелест своих
листьев. Они приспособились к использованию жары, к тому небольшому
количеству воды, которое могли дать скалы: местность была сухой, и воду
нужно было использовать разумно. И они смотрели, они продолжали смотреть.
И они видели все происходящее. Видели лису, возвращавшуюся в нору на
рассвете; сову, возвращавшуюся домой, полуослепленную утренним светом (она
слишком задержалась на охоте); мышь, с писком спасавшуюся от нападения
лисы или совы; видели гризли на высохшей равнине, великого повелителя сей
земли, который не терпел никакого вмешательства в свои дела, в том числе и
вмешательства странных двуногих прямоходящих существ, которых изредка
видели Деревья; видели большую и хищную птицу, плывущую высоко в воздухе,
голодную, но уверенную, что до конца дня получит добычу.
Деревья знали структуру снежинки, химизм дождевой капли, молекулярный
рисунок ветра. Они осознавали свое товарищество с травами, другими
деревьями и кустами, с яркими цветами прерий, которые пышно расцветали
каждую весну; товарищество с птицами, вьющими гнезда на их ветвях; они
знали о каждом муравье, жуке и бабочке.
Они грелись на солнце и говорили друг с другом не для того, чтобы
обмениваться информацией (хотя могли и это), а просто, чтобы пообщаться.
Над ними, на плоской вершине холма, возвышались древние здания,
рисуясь на фоне яркого, без единого облачка, неба.
11
Небольшой костер не давал дыма. Мэг, склонившись над ним, пекла хлеб.
Ролло сидел, погрузившись в ритуал смазывания; дурно пахнущий жир он
держал в бутылке, сделанной из тыквы. Энди переступил с ноги на ногу,
отгоняя хвостом мух и уделяя серьезное внимание пучкам травы, росшей тут и
там. Невдалеке журчала невидимая река. Всходило солнце, день обещал быть
жарким, но здесь, под покровом деревьев, было еще прохладно.
- Ты говоришь, сынок, - сказала Мэг, - что в отряде было только
двадцать человек?
- Примерно, - ответил Кашинг. - Думаю, не больше.
- Вероятно, разведывательный отряд. Выслан к городу, чтобы определить
размещение племен. Может, нам стоит немного задержаться здесь. Тут уютно,
и нас здесь не найдут.
Кашинг покачал головой.
- Нет, мы двинемся вечером. Если орда движется на восток, а мы на
запад, то мы скоро от них избавимся.
Она кивком указала на робота:
- А он?
- Если захочет, пойдет с нами. Я еще не говорил с ним об этом.
- Я ощущаю в вашем путешествии цель и необходимость, - сказал Ролло.
- Даже и не зная этой цели, я с радостью присоединяюсь к вам. Горжусь тем,
что могу сослужить хоть небольшую службу. Мне не нужен сон, и я могу
сторожить, пока остальные спят. У меня острое зрение, я быстр и могу
разведывать местность. Я много лет провел в дикой местности и хорошо знаю
ее. И продукты мне не нужны: я питаюсь солнечной энергией. Два солнечных
дня дают мне запас энергии на месяц. И я хороший товарищ - никогда не
устаю от разговоров.
- Верно, - согласился Кашинг, - он болтает не переставая с той
минуты, как я его нашел.
- Раньше мне приходилось говорить с собой, - сказал Ролло. - Плохо,
когда не с кем поговорить.
Лучший год я провел, когда много лет назад наткнулся в скалистых
горах на старика, который нуждался в помощи. Он болел странной болезнью,
от которой скрипели суставы, и если бы я случайно не наткнулся на него, он
не пережил бы зимы; когда наступили холода, он не мог охотиться и добывать
дрова, чтобы отапливать свою хижину. Я оставался с ним и приносил ему
добычу и дрова, и поскольку он изголодался по разговорам не меньше меня,
мы говорили с ним всю зиму; он рассказывал о великих событиях, в которых
принимал участие или был свидетелем; вероятно, далеко не все в его
рассказах было правдой, но меня это и не беспокоило: мне нужна была не
правда, а разговор. А я рассказывал ему, немного приукрашивая, о своей
жизни со времен Катастрофы. В начале лета, когда ему стало легче, он
отправился в какое-то место, на "рандеву", как он говорил, с такими же,
