информации, чтобы узнать технологию в полном объеме и определить ее
влияние на цивилизацию и культуру. Старые планы университетского городка
свидетельствуют, что здесь некогда было несколько зданий, предназначенных
для обучения технологии и инженерному делу. Этих зданий больше нет.
Существует легенда, что камни, из которых были построены эти здания,
пошли на сооружение защитной стены, окружающей ныне городок.
Полнота уничтожения и очевидная методичность его свидетельствуют о
крайней ярости и фанатизме. Когда задумываешься о причине этого, то первым
делом приходит в голову, что принесла эта технология - истощение
невосполнимых ресурсов, загрязнение окружающей среды, массовая
безработица. Но когда подумаешь, такое объяснение кажется слишком
упрощенным. При дальнейших размышлениях приходишь к выводу, что главная
причина, вызвавшая катастрофу, кроется в социальной, экономической и
политической системах, порожденных технологией.
Технологическое общество, чтобы быть наиболее эффективным и
экономичным, стремится к гигантизму - к гигантизму в организации
производства, в правительственных учреждениях, в финансах и в сфере
обслуживания. Большие системы, пока они поддаются управлению, имеют
множество преимуществ, но по мере роста становятся неуправляемыми.
Достигая некоторой критической точки, системы превращаются в
сверхгигантские, ускоряют свое развитие и все более выходят из-под
контроля. В процессе такого роста накапливаются ошибки, исправить которые
почти невозможно. Неисправленные, ошибки становятся постоянными и вызывают
еще большие ошибки. Это происходит не только с машинами, но и на высших
правительственных и финансовых уровнях. Люди, руководящие машинами,
возможно, понимали, что происходит, но были бессильны что-либо сделать. К
тому времени машины полностью вышли из-под контроля, внося абсолютный хаос
в сложное социальное и экономическое устройство общества, которое стало
возможно лишь благодаря им. Задолго до окончательной катастрофы, когда
системы начали ошибаться, стала подниматься волна гнева. Когда пришла
катастрофа, гнев вызвал оргию разрушений, и она смела всю технологию,
чтобы ее никогда уже нельзя было вновь использовать. Когда ярость
поутихла, были уничтожены не только машины, но и сама концепция
технологии.
То, что вместе с машинами были уничтожены тексты, касающиеся
технологии, а вот другие книги сохранились, свидетельствует, что
единственной целью была технология, и что разрушители не имели возражений
против книг и обучения. Возможно, они даже испытывали уважение к книгам,
потому что даже в разрушительном угаре не тронули книг, не имевших
отношения к технологии.
С дрожью думаешь об ужасной ярости, вызвавшей такие странные
последствия. Невозможно себе представить хаос, воцарившийся после того,
как был уничтожен образ жизни, которого человечество придерживалось в
течение столетий. Тысячи погибли насильственной смертью во время
разрушений, другие тысячи погибли от его последствий. Все, на что
опиралось человечество, лишилось корней. Анархия сменила закон и порядок.
Коммуникации были нарушены так основательно, что в одном городе вряд ли
знали, что происходит в другом. Сложная система распределения
остановилась, и начался голод. Все энергосистемы были уничтожены, и мир
погрузился во тьму. Прекратилась и медицинская помощь. Обрушились
эпидемии... Мы можем лишь догадываться о том, что тогда происходило,
потому что никаких записей не сохранилось. Сегодня даже самое богатое
воображение не может представить себе всю глубину ужаса. Сегодня нам может
показаться, что случившееся было скорее результатом безумия, а не гнева,
но даже и в этом случае нужно ясно сознавать, что и у этого безумия была
какая-то причина.
Когда ситуация стабилизировалась - если можно представить себе хоть
какую-то стабилизацию после такой катастрофы, мы можем лишь гадать, что
увидел бы тогда сторонний наблюдатель. У нас слишком мало фактов. Мы видим
лишь самую общую картину. В некоторых районах группы фермеров создавали
коммуны, силой отстаивая свои посевы и скот от голодных мародерствующих
толп. Города превратились в джунгли, где шайки грабителей сражались друг с
другом за право грабить. Возможно, тогда, как и сейчас, местные вожди
пытались основать правящие династии, сражаясь с другими вождями и, как и
сейчас, сходя со сцены один за другим. В таком мире - и это сейчас
справедливо, как и тогда, одному человеку или группе людей невозможно
завоевать власть, которая послужила бы основой для создания постоянного
правительства.
Насколько нам известно, ближе всего к порядку и стабильности подошел
наш университет. Неизвестно в точности, как появился этот уголок порядка и
относительной безопасности на нескольких акрах. Мы сохраняем такой порядок
только потому, что не пытаемся расширить свои владения или навязывать свою
волю, и оставляем в покое тех, кто оставляет в покое нас.
Многие живущие вне наших стен, возможно, ненавидят нас, другие
презирают нас как трусов, укрывающихся за стенами, но я уверен, что есть и
такие, для которых этот университет превратился в чудо, в колдовство и,
возможно, именно по этой причине нас уже больше ста лет никто не трогает.
Характер общества и настроения интеллектуалов диктовали реакцию -
разрушение технологии. Большинство, не задумываясь о последствиях, дало
волю гневу, отчаянию и страху. Лишь немногие, очень немногие, вероятно,
оказались способны заглянуть дальше, думая о том, что будет через десять
или сто лет. Университет при тех условиях, что существовали перед
катастрофой, превратился в тесно сплоченную группу, хотя, возможно, многие
его члены и не желали признавать это. Все они считали себя
индивидуалистами, но когда разразилась катастрофа, они поняли, что под
внешним индивидуализмом скрывается общий образ мыслей. Вместо того, чтобы
бежать и скрываться, как поступало большинство, университетское сообщество
скоро осознало, что лучше всего оставаться на месте и пытаться среди
всеобщего хаоса сохранить порядок, основанный на традициях, которые
создавались в течение многих лет в высшей школе.
Маленькие островки безопасности и здравомыслия, они оставались сами
собой в гибнущем мире. Можно вспомнить о монастырях, которые были
островами спокойствия во времена европейского средневековья. Разумеется,
были такие, которые напыщенно говорили о необходимости высоко держать
факел знаний, когда ночь поглотила человечество, и были даже такие, кто в
это искренне верил. Но все же главное было в необходимости выжить, выбрать
способ действий, наиболее благоприятствующий выживанию.
Даже здесь должен был наступить период смятения, во время которого в
первые годы Катастрофы разрушительные силы уничтожали научные и
технологические центры городка, убирали из библиотек все, что касалось
технологии. Видимо, во время смут была уничтожена и часть ученых,
представителей технических направлений. Возникает даже мысль, что
некоторые ученые могли сыграть определенную роль в разрушениях. Не хочется
думать об этом, но в старых университетах существовала глубокая вражда
между учеными, основанная на противоречиях в научных взглядах, и эта
вражда и могла перерасти в личную.
Однако, когда разрушение завершилось, университетское сообщество,
вернее то, что от него осталось, снова сплотилось, старая вражда была
забыта, и началась работа, направленная на создание замкнутой территории,
отгороженной от остального мира. Здесь должны были сохраниться хотя бы
остатки человеческой цивилизации. Опасность уничтожения сохранялась много
лет, о чем свидетельствуют защитные стены, возведенные вокруг отдельных
зданий. Строительство же главной стены было долгим и трудным, но под
компетентным руководством оно было завершено. Во время этого периода
университет, вероятно, не раз подвергался набегам грабителей.
Но, к счастью для городка, грабителей больше привлекало содержимое
складов, магазинов и домов города за рекой и другого города,
расположенного дальше к востоку.
Поскольку никаких связей с внешним миром у нас нет и единственные
сведения, которыми мы располагаем, это рассказы случайных
путешественников, мы не можем утверждать, что знаем о происходящем.
Возможно, происходит много событий, о которых у нас есть информация,
по-видимому, высший уровень социальной организации представлен фермерскими
общинами, с которыми у нас установлены непрочные торговые связи.
Непосредственно к востоку и к западу от нас, где когда-то были богатые и
красивые города, теперь почти совершенно разрушенные, несколько племен
добывают средства к жизни, возделывая землю и изредка воюя друг с другом
из-за вымышленных обид, или чтобы получить желанный участок земли (хотя
бог знает почему желанный); или же просто ради иллюзорной славы,
полученной в сражениях. На севере обитает небольшая фермерская община из
дюжины семей, с которой мы торгуем. Полученные от них продукты несколько
разнообразят наше меню, состоящее в основном из картофеля и овощей. За еду
мы расплачиваемся безделушками - бусами, плохо сделанными украшениями,
кожаными вещами, которые им в их простодушии кажутся прекрасными. Как
низко мы пали - гордый некогда университет вынужден изготовлять безделушки
и платить ими за продукты.
Раньше семейные группы могли держаться поместий, укрываясь от всего
мира. Большинство этих поместий уже не существует, а их жители либо
погибли, либо вынуждены были присоединиться к племенам ради защиты,
которую они там получали. Есть еще кочевники, воинственные банды с их
скотом и лошадьми, все время высылающие отряды для грабежа, хотя уже мало
что осталось грабить. Таково состояние известного нам мира, и в
определенном смысле нам гораздо лучше, чем остальным.
Мы пытаемся до некоторой степени поддерживать обучение. Наши дети
учатся читать, писать и считать. Тот, кто хочет, получает добавочное
образование, и, конечно, есть книги для чтения, тонны книг, и многие члены
нашей общины хорошо информированы именно благодаря чтению. Умение читать и
писать - сегодня редкое искусство, потому что некому учить людей. Изредка
к нам обращаются люди со стороны, желающие обучаться, но таких мало,
потому что образование в наши дни не ценится высоко. Некоторые из
пришедших остаются с нами, расширяя тем самым наш генофонд, в чем мы очень
нуждаемся. Вероятно, некоторые из пришедших за обучением на самом деле
ищут безопасности за нашими стенами. Неважно, мы все равно их принимаем.
Пока они приходят с миром и живут в мире, мы встречаем их радушно.
Нетрудно заметить, что мы почти перестали быть научным заведением. Мы
можем обучить лишь немногому; начиная со второго поколения, уже никто не
мог давать высшее образование. У нас нет преподавателей физики или химии,
философии или психологии, медицины и многих других наук. Да в них и нет
необходимости. Какая польза в медицине, если нет никаких лекарств, если
нет оборудования для терапии и хирургии?
Мы часто бесплодно рассуждаем, существуют ли другие колледжи и
университеты. Кажется вероятным, что существуют, но мы о них ничего не
знаем. В то же время мы не делаем попыток искать их, так же как и
обнаруживать свое присутствие.
В книгах, которые я читал, содержится много пророчеств о том, что нас
ожидает именно такое будущее. Но во всех случаях причиной считали войну.
