поняли нас, вот что. Даже не то слово "поняли". "Ракетки", по-видимому,
давно поняли, что мы такое, может быть, еще на Странной. Судя по тому, как
они с расстояния в тысячу километров сумели разобраться в том, что
творилось в звездолете, для них это не проблема... Но сейчас они впервые
приняли нас всерьез. Да, да! - Он тряхнул головой. - Они поняли, что мы не
только "что-то": слабая и еле-еле живая белковая материя, но и что мы -
кто-то. Ты был прав, Антон: для "ракеток" это явилось несравненно более
трудной задачей, чем для нас... и все-таки они постигли! Поняли, что
встретились с иной высокоорганизованной жизнью, которая развивается по
своим законам, стремится к своим целям. И что нельзя ни пренебречь этой
жизнью, ни бесцеремонно вмешаться в нее. Трудно сказать, что им внушило
уважение: нацеленный на рой контейнер с антигелием, наши схватки...
- ...или, может быть, наша кинограмма дошла до их сознания? - вставил
Патрик.
- Во всяком случае, единственное, в чем ты был прав, Антон: к ним
нельзя подходить с нашими мерками и нашими представлениями, - заключил
Максим.
- Что ж... - устало опустил глаза Новак, - если вы считаете, что во
всем остальном я был не прав, то... мне нельзя быть вашим капитаном.
Выбирайте другого.
- Ну зачем так? - примирительно сказал Торрена. - Собственно, пока
еще никто не прав. Мы так и не узнали, что они хотели...
- Э! Зачем слова, зачем выяснять отношения, Антон? - с ленивой и
холодной усмешкой молвил Максим. - Долетим как-нибудь... Хотел бы я знать,
что будет на Странной через десять лет?
А Новак думал о том, что согласие в команде восстановится не скоро.
