так, как он не ожидает.
Склонившись, он начертил на голой земле возле костра грубую карту
Разоренных Земель.
- Здесь и здесь - наиболее удобные места, чтобы пересечь реку и
подобраться к Замку для атаки. Экумен наверняка усилил здесь ночные
патрули. Но мы обойдем их.
- Каким образом?
- Это будет означать длинный крюк, но мы можем сделать это. Пойдем
дальше на юг и пересечем Доллс в твоих местах, в дельте. Будем двигаться
маленькими группами, большей частью ночью, конечно. И там же, на юге,
перейдем через горы. Соберемся снова где-нибудь в пустыне... - Речь Томаса
замедлилась. Он почувствовал, что новая идея начала обретать очертания.
Оланта словно читала его мысли.
- Это недалеко от Оазиса.
Томас повернулся к ней.
- Оланта, сколько фермеров Оазиса захотят присоединиться к нам,
учитывая опасности, которые нас ожидают?
- Сколько? Да все до единого! - Ее лицо осветилось. - Две сотни
мужчин и парней или немного больше. И некоторые из женщин. Если вы
сбросите захватчиков с шеи моего народа, они отправятся к Замку и будут
сражаться, они последуют за вами вплоть до Черных гор, если вы захотите, и
будут драться своими вилами и мотыгами.
- Они получат мечи, щиты и стрелы, если мы сможем как следует ударить
по гарнизону Оазиса! - Томасу было радостно видеть, как надежда проступила
на лицах этих сильных людей, которые теперь так зависели от его слов.
Упрямец из дельты был готов к спору и не упускал случая обрезать
крылья мечтам Томаса.
- Эй, предположим, мы атакуем Оазис ночью. Предположим, мы победим! А
что потом, на следующий день, когда из Замка прилетят кожистокрылые и
увидят, что случилось? Мы будем там, в сердце пустыни; мы не сможем
вернуться в болота или уйти в горы прежде, чем нас настигнет кавалерия
Экумена. - В его голосе звучал сарказм. - Или, может, ты думаешь, мы можем
достичь Оазиса, вырезать гарнизон и вернуться обратно, и все в течение
одной ночи? - Мужчина фыркнул в знак недоверия. - Это уже было бы сделано,
если бы было так просто.
- Мы теперь получили новые силы, припоминаешь? - Томас снова показал
на Грозовой Камень, подвешенный в новом мешочке на боку у Оланты. - Он
принесет не только молнию, но и густой покров облаков и дождь. И я
собираюсь полностью использовать эти возможности.
В свою первую ночь в стенах Замка Рольф из-за огромной усталости мог
только спать. Утром его сытно накормили, в обед - тоже. И утром, и в
полдень приходил старый солдат, чтобы отвести его на учебный двор, где они
каждый раз проводили час или два. В полдень они занимались с настоящими
щитами и тренировочными мечами, а на Рольфе был гребенчатый гладиаторский
шлем, чтобы он привык к доспехам.
Его кисти огрубели от работы на ферме, и он думал, что его руки тоже
достаточно крепки. Но новый непривычный груз оружия, похоже, выявил новые
мышцы и заставил их мучительно ныть. Наставник изматывал его Рольфа
бесконечными повторениями простых ударов и парирований, отступлений и
контрударов. Это была работа, которая вскоре стала рутинной; и при всем
угрюмом стремлении Рольфа поразить своего противника ему не удавалось
ударить этого человека, в то время как старый солдат исправлял технику
Рольфа, ударяя и царапая его ребра, казалось, как и когда ему хотелось.
Словно бы их держали в секрете, практические занятия Рольфа
прекращались, как только другие солдаты приходили во двор, чтобы рубить
чурбаки или упражняться попарно, друг против друга. Рольфа это удивляло,
но его занимали гораздо более неотложные заботы. Теперь, когда он был
накормлен и отдохнул, мысль об освобождении не покидала его. Но вокруг
были высокие стены, и только его мысли могли перескочить через них.
Время от времени поглядывая вверх из тренировочного двора, Рольф
замечал все более активные приготовления к приближающейся свадьбе. Цветы и
праздничные знамена грузовыми фургонами свозили в Замок, где из-за
окружающей обстановки они сразу начинали казаться какими-то гротескными.
По указанию Распорядителя Игр их развешивали на стенах, парапетах и
ограждениях. Рольфу было любопытно узнать, прикроют ли цветами и
обглоданные человеческие кости, висящие рядом с гнездами рептилий.
А где-то рядом с его камерой в течение всего дня звучала приятная
музыка. Замок готовился к празднествам, но Рольф не замечал ни тени
радости ни в одном из лиц в отличие от того, что он видел во время
приготовлений к сельским свадьбам. Здесь же даже Распорядитель Игр был
угрюм, словно узник.
Во время второй ночи в своей отдельной камере Рольф увидел бригаду
рабочих, которые сразу после захода солнца спотыкаясь и хромая
возвращались в свои темницы, откуда их вытащили рано утром. Этой ночью они
были выпачканы в каменной пыли и песке, а не в речном иле - и он понял,
что большинство их работало на северной стороне прохода, убирая камни с
того места, где покоился Слон.
Прислонившись к стене камеры рядом с дверью, Рольф услышал, как двое
надзирателей устало проковыляли мимо. Один из них сказал, что сегодняшние
раскопки открыли угол двери, но работы оставалось еще на день. Нет, сказал
другой. Не раньше, чем состоится свадьба. Голоса затихли. Рольф растянулся
на своей постели из соломы. Конь Арднеха - Слон, который принадлежал
Рольфу больше, чем кому бы то ни было, был почти освобожден. Даже
приближающаяся схватка с Чапом отступила в его мыслях на второй план.
Этой же ночью вторая партия рабов отправилась на работу из темницы;
рядом с ними шагала колонна солдат, таких же угрюмых, как и они. Тюремные
дворики освещались факелами почти всю ночь. Рабочие и гонцы продолжали
прибывать и отбывать, и даже пение не смолкало, так что раскопки, похоже,
переплелись со свадебными делами. Рольфу удалось поспать, но очень мало
из-за света и шума. И он снова забеспокоился - жизнь больше не казалась
ему не имеющей ценности. Он не должен был умереть ради шанса зарубить Чапа
- не тогда, когда Вольный Народ мог оказаться перед лицом гибели из-за
недостатка информации о Слоне, информации, которую только Рольф мог
сообщить.
Когда пришло утро и его снова, как обычно, вывели из камеры к баракам
для тренировки, он заметил сгоревший факел среди носилок, случайно
оставленных на камнях покрытия с ночи. Охранник, который сопровождал его,
то ли переработал ночью, то ли перепил, то ли и то и другое, так как его
глаза были прикрыты примерно столько же времени, сколько и открыты. На
обратном пути Рольфу удалось наклониться и потянуть время, якобы завязывая
ремешки сандалий. Когда двери его камеры захлопнулись за ним снова, у него
во вспотевшей руке был маленький обломок обугленной палочки.
Ему снова принесли воду и сытную пищу. И снова старый солдат пришел
забрать его для тренировки. Рольф умудрился спрятать свой уголек под
рубашку. И бессознательный импульс, побудивший его поднять деревяшку,
преобразовался в его голове в подобие плана.
Сегодня его инструктор принес с собой мечи, хотя и с затупленными
кромками и остриями. Во время тренировки мозг Рольфа был слишком занят,
чтобы продумывать план. Он начинал постигать истинность предупреждения
Мевика - воинские искусства не освоишь за неделю. Не успел он подумать,
что его рука приобрела некоторую уверенность, как оружие учителя снова
ткнулось ему в ребра.
Но во время перерыва на обед и с наступлением ночи, когда его вновь
заперли в камере, он мог спокойно подумать. Он уже сообразил, что ночью
птицы безусловно должны прилетать к Замку на разведку - вероятно, каждую
ночь. Он видел, что после того, как с закатом солнца рептилии поспешно
возвращаются домой, над замком всегда тщательно натягиваются защитные
сети. Но ничто не могло помешать птицам летать еще выше, над ними. Они
всегда могли добыть немного информации благодаря своему острому зрению и
сообразительности. Если бы теперь он сумел передать какое-нибудь
сообщение, которое они смогли бы прочесть...
Эта ночь в стенах Замка была спокойней, чем предыдущая; похоже, что
работу по раскопкам Слона в две смены запретили. Может быть, просто не
хватало рабов. Этой ночью во дворе не было никаких факелов, и камера
Рольфа была незаметна караульным, которые через равные промежутки времени
проходили в нескольких метрах от нее. Рольф понимал, что никто не мог
разглядеть крыши его камеры. Нависающий козырек скрывал ее от взглядов
сверху.
Вывернув свою относительно новую рубашку наизнанку, он получил почти
белую поверхность, на которой можно было писать. После короткого раздумья
о том, как передать побольше информации в нескольких словах, он написал:
Я ЕЗДИЛ НА С. В ПЕЩЕРЕ
Затем он задумался о том, как передать то, что было необходимо, о
мощи, которую он видел и ощутил. В конце концов он прибавил:
СПАСИТЕ ЕГО ОТ ЭКУМЕНА. РОЛЬФ
Он жирно обвел и подчеркнул буквы двумя линиями и, послюнив пальцы,
втер в материю. Он свернул надпись и развернул ее снова; его сообщение,
похоже, вышло достаточно стойким.
Теперь ему оставалось только выставить его на плоскую крышу камеры и
постараться расправить, чтобы птицы смогли прочесть.
После небольшого раздумья он просунул руку сквозь прутья решетки у
основания двери и собрал немного маленьких камешков и кусочков высушенной
известки. Выбрав несколько подходящих по размерам, он сделал из них
грузики, которые прикрепил к подолу рубашки. На то, чтобы безопасно
сделать это, потребовалось некоторое время, но времени у Рольфа было
достаточно.
Затем он свернул рубашку в виде свитка и несколько раз развернул для
пробы, заставляя ее рывком быстро расстелиться на полу. Один из грузиков
выпал, и его пришлось прикрепить заново, но Рольф не видел причин, чтобы
его план не удался.
До этого он считал про себя, грубо отмечая интервалы между
прохождением часового. Теперь Рольф подождал, пока человек пройдет еще
раз, затем подошел к двери. Он просунул свернутую рубашку сквозь верхние
прутья решетки, затем, держа ее за плечи, рывком заставил развернуться. Он
услышал, как мелкие камешки со слабым цокотом ударились о плоскую крышу
над его головой.
Оставив рубашку развернутой - как он надеялся - на крыше, Рольф
отошел в самый темный угол камеры. Он так строго запрещал себе питать
какую-либо надежду на успех, что, когда раздался еще один слабый стук по
крыше, вскочил на ноги, убеждая себя, что этот звук должен означать, что
его сигнал замечен врагом. Но ни крика, ни шагов рассерженных людей с
факелами не последовало.
Он постепенно осознал, что удар по крыше был похож на звук мелкого
предмета, упавшего с большой высоты. Часовой снова был рядом. Рольф
заставил себя спокойно лежать на соломе, пока человек не прошагал мимо. Не
успел охранник скрыться из виду, как упал новый камешек, на этот раз на
брусчатку перед камерой, слабо звякнув о прутья решетки; Рольф не смог его
разглядеть, но у него не оставалось сомнений по поводу происхождения этого
звука. Он подскочил к двери, вытянул руку, схватил свою рубашку и подвигал
ею из стороны в сторону по крыше. Затем быстро втащил надпись в камеру,
оторвал камни и выбросил их наружу. Он затер свое сообщение так, чтобы
надпись невозможно было прочесть, и снова надел рубашку.
У него были деятельные и внимательные друзья. Он не был забыт, не был
совершенно одинок. Он плотно запахнул на себе рубашку. Только тогда до
него дошло, что он дрожит не от холода и не от страха, а от торжества,
которое нужно было держать при себе.
