грандиозный творческий процесс. Не знаю, когда и как он начался. Так же,
как ты, на самом-то деле, в точности совсем не знаешь, когда и в честь
чего бабахнул большой взрыв. Так вот именно этот творческий процесс, раз
начавшись, не мог не вызвать этот бабах! И ты посмотри, какая масса всякой
всячины к этому моменту была уже напридумана, ведь как бурно шел процесс
расширения Вселенной поначалу! Помнишь, еще в институте у нас буквально
поджилки тряслись от какого-то... мечтательного благоговения, когда мы
читали про то, что результаты процессов, совершившихся буквально в течение
первых минут, когда из хаоса чистой энергии отпочковывались сначала
гравитация, потом нейтрино... определили фундаментальные свойства мира на
всю оставшуюся жизнь. Но такой темп... не свидетельство ли того, что сами
эти процессы шли по неким ранее возникшим матрицам? А теперь? Да не в
гомеостазисе мы живем - в развивающейся системе! И именно крохи
переполняющей мир информации о том, как эта система развивается,
улавливали пророки и пытались сформулировать в откровениях... Вероятно, и
по сей день улавливают и пытаются - ведь система продолжает развиваться!
Продолжает! По классической теории, электрический заряд, барионное и
лептонное числа на единицу объема меняются обратно пропорционально кубу
размера Вселенной. Но уточненные измерения показывают некоторое странное,
необъяснимое отклонение. Погрешностью его американцы обозвали... Так вот
именно оно есть численная характеристика интенсивности идущего и поныне
интеллектуального процесса, сопровождающегося сбрасыванием на наш уровень
уже выработанной и овеществленной информации. Помнишь, Сахаров еще в
шестьдесят седьмом угадывал несохранение барионов, только не умел его
объяснить...
Он говорил и говорил, и уже не мог остановиться. То, чего не смог
вчера алкоголь, сделало сегодня сострадание; а теперь заслонки были
сорваны - и он наконец говорил. От нежданной свободы кружилась голова. Так
они говорили и спорили когда-то. Он выволок Вечеровского под фонарь и
чертил подобранной тут же, на остановке, обгорелой спичкой формулы и
уравнения в грязи, он вдруг перестал бояться; он снова был молод; он снова
был бог, и Вселенная, мерцая, раскручивалась у него на ладони.
- Конечно, оттуда никто не диктует: Мю Змееносца, лети туда! Черная
дыра в Лебеде, начинай испаряться! Так он топтался бы на месте, а не
двигался дальше, не развивал из мысли мысль... Наоборот, организованная
материя, самостоятельно развиваясь по возникшим вначале... я даже не
говорю - заданным, потому что, скорее всего, там и речи нет о том, чтобы,
скажем, нарочно фиксировать скорость света или число "пи", просто некие
представления, возникшие там, здесь проявляются как те или иные константы
и закономерности... так вот, материя сама, развиваясь по возникшим вначале
законам, отражающим что-то такое там, чего нам, хоть лопни, даже не
представить... поставляет дальнейший материал для размышлений... а
результаты этих размышлений вновь вываливаются сюда. Считается, что
скрытая масса Вселенной по крайней мере больше наблюдаемой массы и что
составляют ее реликтовые нейтрино. Думаю, это действительно так, и именно
нейтрино, с их способностью проникать везде и всюду, не поглощаясь,
работают как приводные ремни, как материальные носители обратных связей.
Потому их и должна быть чертова пропасть - они сканируют мир, от каждой
отдельной элементарной частицы до Метагалактик! И они же выносят
наработанный материал оттуда!
Смутно и мертвенно белело во мраке лицо Вечеровского. Транспорт
совсем перестал ходить, за последние полчаса ни к метро, ни от метро не
прогудел ни один автобус и ни один троллейбус, кругом была пустыня.
Темная, унылая, промозглая. Набухшая тишиной. Только говорил Малянов.
- А вот с нами получилась трагедия... И, наверное, не только с нами.
Ты правильно угадал тогда факт торможения... Глухов даже четче сказал
вчера, хоть и по-гуманитарному эмоционально: не пустили... так вот, факт
непускания. Только критерий отбора мы тогда сформулировали совершенно
неверно. И теперешняя удача Вальки - тому лучшее доказательство. Не враги
тебе путают карты и над тобой издеваются, Фил, дорогой, поверь... Просто
ты попытался взяться за рычаг, который не от мира сего. Не дергайся,
пойми. Мы можем использовать в своих целях любой закон природы, пока
соблюдаем некие, я сейчас скажу о них, ограничения. Но этот рычаг - весь
по ту сторону от нас. Его нельзя использовать с животными целями...
- Что еще такое? Какие животные цели? При чем тут цели, что ты
несешь?
- Сейчас объясню... Хотя... Это самая неприятная часть того, что я
должен тебе сказать.
Малянов почувствовал вдруг усталость. Возбуждение прошло. Ощущение
было сродни похмелью; только что, вот буквально только что был полет, а
теперь - пустота и ужас от содеянного. Топливо - сочувствие и желание
защитить - иссякло.
Потому что Вечеровский так и не оттаял.
- Понимаешь... Это очень трудно формулировать... потому что очень
тошно. Мы возникли как часть животного мира. И живем по его законам. Мы
возникли по его законам и должны жить по его законам, и пока живем - то
живем. Хотя в определенном смысле мы действительно созданы по его образу и
подобию, потому что имеем возможность овеществлять результаты нашего
творчества. В книгах, в машинах, в учениях... Во второй природе. Как он -
в первой. Письменность, деньги, лазеры - такие же продукты метаболизма
нашего сознания, как Вселенная, с нами в том числе, - продукт метаболизма
его сознания. Тут нет ограничений, мы можем измышлять себе в подспорье
все, что только сможем, до чего додумаемся... Ограничение лежит совершенно
в иной области.
- Ну, понял, понял, не тяни! - вдруг почти крикнул Вечеровский.
- Да я не тяну... Мы можем открывать закономерности второй - для нас
первой - природы, учиться использовать их, шить из них шмотки, ездить на
них на работу или по кабакам, находиться под угрозой отравления ими, как
находятся под угрозой отравления продуктами своей жизнедеятельности любые
животные в замкнутой экосистеме, и бороться с этой угрозой всеми
доступными животным средствами... только пока живем по законам животного
царства. В мире целей, присущих всем животным на свете, только реализуемых
иначе. Можем разрабатывать какие угодно новые средства, покуда цели
остаются старыми. Обычными. Здесь никакие фундаментальные законы
Мироздания не нарушаются. И никакого торможения, никакого непускания. Что
тормозить? С какой стати? Какая разница, клыком, оперением или зарплатой
привлек ты самку? Какая разница, под влиянием инстинкта или идеологии идет
стая на стаю в борьбе за корм и пространство, рогами бодает друг друга или
"стингерами"? Повкуснее поесть, поинтенсивнее размножиться,
погарантированнее сохранить потомство, послаще отдохнуть, понадежнее
избавиться от соперника... Все как у всех. Но вот стоит тебе перестать
быть животным в сфере целей... все, шабаш. Такое поведение чревато
возникновением мира, или хотя бы, поначалу, мирка, который начнет жить по
неким иным, новым... здесь, а не там придуманным законам. А потому -
тащить тебя и не пущать. Миллион лет человечество стоит перед этой
стенкой, бьется об нее мордами своих лучших представителей... Потому что
суть конфликта совершенно не в уровне техники. Этот конфликт может
происходить и в "шаттле", и в пещере. Думаю, он и животным знаком. Когда
какой-нибудь волчара, сам не понимая почему, равнодушно трусит мимо удачно
подвернувшейся и явно беззащитной косули или оставляет пожрать своему
волчьему старику...
Малянов перевел дух. Вечеровский слушал, сгорбившись и глядя в землю.
Складки на его страшном лбу ходили ходуном. Поднятый воротник плаща
трепетал от темного ветра, как крыло раздавленной бабочки.
- Этика есть один из продуктов метаболизма сознания, ни больше ни
меньше. Очень удобный для использования и очень полезный. Она делает жизнь
стаи гораздо продуктивнее, устойчивее, безопаснее для всех членов этой
стаи. Но время от времени рождаются извращенцы... сдвинутые... знаешь, как
кто-то ни с того ни с сего с детства помешан на машинах и становится
автогонщиком или конструктором, другой так же помешан на доброте и
честности. Они начинают воспринимать этику слишком всерьез. Начинают
слишком ею руководствоваться. Начинают ставить жизненные цели,
обусловленные только ею. Следовательно, начинают вести себя
противоестественно. Создавать свой мир. Они подлежат безусловному
вытаптыванию. И уж тем более немедленному и яростному... плохо сказал.
Ярости тут в помине нет, срабатывает мертвый защитный механизм, блюдущий
неприкосновенность придуманного там. Яростное по... интенсивности. Тем
более вытаптыванию подлежат те, кто, руководствуясь этими
противоестественно этичными, гипертрофированно человеческими,
противопоказанными полноценному животному существованию целями, измышляет
некие принципиально новые средства для их достижения. Учение... книгу...
ревертазу... - Малянов чуть улыбнулся печально. - Пусть даже цели
абсолютно неопределенны, намечены чисто эмоционально, чисто образно - все
равно. Шестеренки уже чуют и начинают крутиться, размалывая извращенца в
мелкий прах.
Издалека, из тьмы, донесся медленно приближающийся надсадный вой.
Малянов замолчал. От новостроек, мутно мерцавших пятнышками далеких, как
Магеллановы Облака, окошек, немощно надрываясь, накатывал троллейбус.
Может быть, последний сегодня. Вот он, тяжело раскачиваясь на буграх
асфальта, выбрасывая темные фонтаны из-под колес, подрулил к вынутому из
тьмы островку остановки, притормозил, но даже не остановился. Никто не
собирался выходить, и на остановке никого не было. Они с Вечеровским
стояли поодаль. Вой вновь начал набирать высоту, троллейбус, помаленьку
разгоняясь, покатил дальше.
Я в синий троллейбус... Как много, представьте себе, доброты...
- А этот рычаг абсолютно не приспособлен для использования волками и
медузами, - сказал Малянов. - Не съесть, не выпить, не поцеловать. И
никого не ухайдокать. И даже не полюбоваться, чтобы скрасить переваривание
пищи или зарядить энергией для придумывания чего-либо, что можно съесть,
выпить или поцеловать. Потому он и выкручивался у тебя из рук - а тебе
казалось, над тобой враги куражатся... Вот какое дело.
Они помолчали. Хорошо бы, наверное, сейчас закурить, подумал Малянов.
В такие минуты он завидовал курящим. Ирке, например. Сам он пробовал не
раз, даже дымил иногда с Иркой за компанию или под рюмашку - но
по-настоящему удовольствия от вонючего дыма никогда не мог получить. И это
удовольствие мне заказано, иногда думал он с обидой.
- Ты не пробовал писать об этом? - глухо спросил Вечеровский.
- Как? - усмехнулся Малянов. - Ты можешь себе представить подобную
работу? "К вопросу о метрическом тензоре лестницы Иакова"...
"Тождественность мюонных характеристик Аллаха и Кришны"... Так, что ли?
- Ну сейчас полно всякой контактерской белиберды, - пожал плечами
Вечеровский. - Мог бы там... Между прочим, именно кришнаиты тебе бы по
гроб жизни, по-моему, "Харе Рама" под окошком пели.
Малянов сдержался.
- Вот тебе еще одно доказательство, - сказал он, выждав немного. -
Правда, косвенное. Но Глухов тоже это уловил, вчера просто поразил меня
своим чутьем...
- Ну разумеется! - издевательски скривился Вечеровский. - Главный
