трехкомнатной богато обставленной квартиры (румынская мебель, бухарские
ковры, чешский хрусталь), которая с холлом, кухней, подсобными
помещениями, занимала весь второй этаж дома-особняка на улице
Червоноказачьей, пятнадцать, был мертв.
Входную дверь пришлось вскрыть, что не составило особого труда,
поскольку она была заперта только на верхний самозакрывающийся замок.
Григорий Борисович Липницкий лежал во второй от входа комнате на диване с
подушкой под головой. На нем были пижамные брюки, носки, расстегнутая на
груди вельветовая рубашка, которую сослуживцы видели на нем накануне.
Костюм, в котором он ходил на работу, висел в шкафу, туфли стояли в
коридоре у вешалки, комнатные тапочки - у дивана. В квартире был почти
идеальный порядок: дочь покойного, за которой съездил Глушицкий, осмотрев
все комнаты, шкафы, тумбочки, не нашла каких-либо бросающихся в глаза
пропаж. Создавалось впечатление, что, придя вчера домой, Григорий
Борисович начал переодеваться, но почувствовал себя настолько плохо, что
не смог снять рубашку, лишь расстегнул ее, добрался до дивана, лег и уже
не встал. Это предположение подтверждалось оброненным на ковер
пластмассовым цилиндриком с таблетками нитроглицерина.
Судебно-медицинский эксперт не нашел на теле каких-либо следов
насилия. Он констатировал, что смерть наступила примерно сутки назад, то
есть вскоре после того, как Липницкий вернулся с работы. Если учесть, что
вчера днем Григорий Борисович жаловался на боли в сердце и что в
оброненном у дивана пластмассовом цилиндрике недоставало нескольких
таблеток, то, казалось, можно было сделать единственный вывод: Липницкий
умер естественной смертью. Однако судмедэксперт не спешил подтверждать это
предположение и увез тело на вскрытие. Его, как и оперативных работников,
насторожили два отнюдь не пустячных факта. Как показали соседи, живущие на
первом этаже, Григорий Борисович последнее время тщательно запирал входную
дверь на два замка и внутреннюю цепочку. А тут дверь была лишь захлопнута
на верхний "английский" замок. Второй, более разительный факт, который
бросался в глаза каждому, кто заходил в квартиру, заключался в том, что в
кабинете на журнальном столике стояли распечатанная бутылка марочного
коньяка, две рюмки, наполненные тем же коньяком, прикрытая и уже неполная
коробка с шоколадным набором "Ассорти", ваза с фруктами, пачка сигарет
"Мальборо", пепельница.
Вывод напрашивался сам собой: незадолго до того, как Липницкий
почувствовал себя плохо, у него был гость. Очевидно, гость явился следом
за хозяином, поскольку тот не успел завершить переодевание. Тем не менее
Липницкий поспешил с угощением, из чего можно заключить, что он был либо
очень рад гостю, либо напуган его появлением. Если допустить, что этим
гостем был Михайлов-Нагорный, такая реакция хозяина понятна - он хотел
задобрить Нагорного и, надо полагать, не только коньяком. Ну с коньяка
было легче начать малоприятный для Григория Борисовича разговор. Вот он и
засуетился: стал потчевать Нагорного.
А вот что произошло затем, предстояло установить.
Мандзюк считал, что хозяин и гость мирно побеседовали и о чем-то
договорились, но затем Липницкому стало плохо: коньяк - не подходящее
лекарство для сердечников, и он оставил недопитую рюмку, лег на диван.
Нагорному же не оставалось ничего другого, как уйти. Но это предположение
было поколеблено экспертом-криминалистом, тщательно осмотревшим бутылку и
рюмки.
- Они не выпили ни грамма, - сказал эксперт. - Бутылка
свежераспечатана: вот в пепельнице обрывки фольги, которой было обернуто
горлышко. А объем налитого в рюмки коньяка соответствует недостающему до
первоначального в бутылке. И конфеты они не трогали: разве что гость унес
обертки с собой.
- Значит, Липницкому стало плохо, едва он наполнил рюмки, -
упорствовал Алексей.
- Или гость отказался от угощения, - возразил Валентин.
Последнее предположение было более вероятным.
В какой-то мере можно было составить мнение и о характере визита
Нагорного. Парикмахер Димаров, из первой квартиры, рассказал, что вчера
около восемнадцати часов он вышел во двор вытрясти половики и услышал
громкие голоса, доносящиеся из квартиры Липницкого: окно кабинета Григория
Борисовича было приоткрыто. О чем шел разговор, Димаров не может сказать,
поскольку голоса доносились неясно. Он разобрал лишь несколько слов,
произнесенных Григорием Борисовичем в сильном волнении. О том, что тот
волновался, можно было судить по громкости и тону его голоса. Обычно
Григорий Борисович говорит спокойно, с чувством собственного достоинства,
а тут чуть ли не кричал. Слова же, которые расслышал Димаров и которые
Григорий Борисович повторил несколько раз, можно было понять как
возражение собеседнику (что-то вроде "Я уверяю: вы ошибаетесь!"). Потом
окно закрыли, и Димаров больше ничего не услышал. Нет, гостя Липницкого он
не видел и не может сказать, когда тот ушел. Не видели его и другие
соседи.
Зато домохозяйка Костецкая из второй квартиры показала, что в тот же
вечер, приблизительно в половине восьмого, наверх к Липницкому поднялась,
но, не дозвонившись, ушла девица в комбинезоне стального цвета. Эта девица
не впервые посещала Липницкого: она приходила к нему, когда его жена
уезжала на курорт, к сестре в Ялту, к брату в Чернигов - супруга Григория
Борисовича любит разъезжать. Что же до "стальной" девицы, то зовут ее
Нелли, живет она неподалеку - на улице Богдана Хмельницкого. Последнее
время ее часто видели с Григорием Борисовичем в машине, которую водит
помощник Григория Борисовича (так он его представил соседям) - Жора.
Валентин приказал Глушицкому немедленно задержать Бурыхина, Алексей
направился на поиски "стальной" Нелли. Сам же Валентин остался со
следователем, экспертами, понятыми в квартире Липницкого, где было
совершено по меньшей мере одно преступление - покушение на убийство
Михаила Нагорного. Шансы на то, что удастся распутать это, уже намного
отступившее во времени преступление, были невелики, но пренебрегать ими не
следовало. Не исключалось, что при обыске будут обнаружены свидетельства
других темных дел Липницкого, особый интерес к которым проявляли работники
городского ОБХСС во главе с подполковником Жмурко.
Жмурко не заставил себя долго ждать. Вместе с ним приехал Билякевич.
Выслушав Валентина, Билякевич забарабанил пальцами по столу, уже
осмотренному экспертами, и лишь затем сказал:
- Согласен, что этим гостем был Михайлов-Нагорный. Но с какой целью
он приходил? Высказать Липницкому свое негодование и только?
- Еще нет окончательного судебно-медицинского заключения.
- Будем ориентироваться на предварительное. В совокупности с другими
обстоятельствами оно позволяет утверждать, что смерть хозяина дома
все-таки была естественной. Это не исключает сильного душевного волнения,
вызванного визитом Нагорного. Но ставить такое в вину Нагорному, по
меньшей мере, несерьезно - он не мог предвидеть, что его визит сам по себе
убьет Липницкого.
- После визита к Липницкому у Нагорного появилась значительная сумма
денег. Очевидно, у них были какие-то расчеты.
- Очевидно, - согласился Билякевич. - И все-таки Нагорный пришел сюда
не за этим. В ином случае он не одалживался бы перед тем у завгара. Это
одно. Теперь другое: расчет с кредитором, в том числе нежелательный,
вынужденный расчет - не такое уж исключительное событие для дельца,
каковым являлся Липницкий, инфаркта от этого он не получил бы. И еще. Уже
после визита к Липницкому, Нагорный говорил Прокопенко о каком-то важном
долге, который предстоит отдать. А это значит, что расчет с Липницким не
исчерпал всех его намерений.
- "Светлоусый"?
- Не исключено.
- Видимо, Липницкий сумел убедить Нагорного в своей непричастности к
покушению, - после недолгого раздумья предположил Валентин.
- Я тоже верю, что голову Нагорному проломил не Липницкий. Что ни
говорите, пожилой человек с больным сердцем. Да и преступная квалификация
у него иная. Он мог быть организатором, пособником, но не исполнителем.
- Значит, Липницкий назвал исполнителя, и теперь Нагорный намерен
предъявить счет этому человеку.
- Можно допустить и другое, - возразил Билякевич. - В июне, когда
Нагорный приехал сюда, он ставил перед собой какую-то задачу, в ходе
решения которой вступил в конфликт с Липницким или его сообщником.
По-другому конфликт с таким финалом не объяснишь - дельцы не проламывают
друг другу головы из-за пустяков. Следовательно, была серьезная причина.
Настолько серьезная, что не утратила своего накала спустя четыре месяца.
Стало быть, необходимо определить, вычислить, угадать - как уж получится,
эту причину. При том безотлагательно.
- Теперь, когда Нагорный вспомнил все, установить эту причину будет
нетрудно.
Билякевич внимательно посмотрел на Валентина.
- Не разделяю вашего оптимизма. Все говорит за то, что Нагорный,
решая свои проблемы, меньше всего уповает на помощь милиции.
К ним подошел Жмурко. В руке у него были две записные книжки, которые
оперативники, производящие обыск, нашли в письменном столе и костюме
Липницкого.
- Натолкнулся на любопытный адресок, - показывая потрепанную книжку,
сказал Жмурко. - Очевидно, хозяин позабыл об этой книжке - валялась среди
старых бумаг. Не то бы давно уничтожил и этот адресок, и саму книжку.
- Что за адресок? - полюбопытствовал Валентин.
- Вот, читай, - ткнул пальцем Жмурко.
- Киев, бульвар Шевченко... Редченко Геннадий Константинович. Вам
знаком этот человек?
- Встречаться не доводилось, но кое-какими сведениями о нем
располагаю. Редченко ведает распределением фондов на металлы в одном из
республиканских снабженческих главков. Несколько месяцев назад он побывал
в Сосновске на межобластной базе, подчиненной его главку. Такой визит
можно было бы считать закономерным (почему не поинтересоваться, как идут
дела на местах?), если бы накануне отдел, в котором работает Редченко, не
выдал наряд на внеплановое железо под липовую заявку. Получателем
значилась несуществующая организация, поставщиком - Сосновая база.
Улавливаете связь?
- Не совсем, - признался Валентин.
- Редченко приехал посодействовать кому-то в получении железа по
этому наряду, - сказал Билякевич. - Наряды на внеплановые материалы
поставщики неохотно принимают к исполнению. К тому же здесь, на месте,
могли установить, что организации-получателя, как таковой, не существует.
- Метишь на мое место? - весело прищурился Жмурко.
- Меня вполне устраивает мое, - улыбнулся Билякевич, но тут же
спросил: - Считаешь, что Липницкий был причастен к махинации?
- Капитан Годун из УБХСС республики убежден в этом. К сожалению, ни
он, ни я тогда не смогли этого доказать. Редченко приехал на базу третьего
июня в конце дня. Ни заведующего базой, ни его заместителя на месте не
оказалось, других работников он не знал. Проформы ради Редченко
представился, поинтересовался общим положением дел, а затем куда-то
заторопился, сказав, что придет на следующий день, и велел заведующему
ждать его. Однако на следующий день, это было уже четвертого, он на базу
не явился. А еще через день поступила телеграмма главка об аннулировании
наряда на это железо: кто-то из проверяющих обнаружил подлог.
- Почему подозрение пало на Липницкого? - спросил Валентин.
- Второго июня, когда был выдан этот наряд, Липницкого видели в
