звук гонга: дядя Берендей давал сигнал о том, что ужин начнется через
десять минут.
- Ой! - сказала Забава. - Вы же опоздаете на ужин.
И принялась расстегивать крючки на Верином платье.
Репня лежал на диване, глядя в потолок и зажав пуговицу в кулак
шуйцы. Странное томление осеняло его душу: не хотелось ни двигаться, ни
думать. Хотелось одного - увидеть Веру. Но теперь это было невозможно, и
от дневного восторга жизнью не осталось и следа. Восторг сменился тоской.
Конечно, если бы Репня был бы хоть раз влюблен в обычную женщину
обычной любовью, он бы знал, что для влюбленного резкая перемена
настроения - нормальное явление. Впрочем, собственное настроение его
сейчас совершенно не интересовало. Ведь эта тоска была совсем не такой,
как тогда, с матерью Ясной, она щемила сердце по-особому, и это ощущение
казалось даже приятным.
- Ах, Вера-Верочка, - сказал Репня в потолок. - Какое счастье, что вы
все-таки появились!
Он бы не удивился, услышав в ответ ее нежный голосок, но в комнате
жила тишина. Даже водопроводные трубы сегодня почему-то не соизволили
исполнять свои обычные концерты. И за окном было тихо. Словно дом обложили
толстым слоем ваты.
Постепенно стемнело. Сквозь слой ваты донеслось издалека мелодичное
"бом-бом". Это часы с Кокуевой башни Кремля возвестили новгородцам, что в
столицу Словении явилась Паломная седмица.
А вместе с Паломной седмицей к Репне пришло понимание, что никто на
него капканов не ставил. И никто не заколдовывал его перунов корень. Все
гораздо проще: он, Репня, влюбился. И если есть тут вина Веры, так только
в том, что он влюбился именно в нее. Однако точно так же можно было винить
в случившемся Додолу. Или самого Сварога, которому взбрело в седовласую
голову с целью продолжения рода поделить богов и людей на мужчин и женщин.
Да еще заставить их при сем процессе испытывать наслаждение. И ради этого
наслаждения обречь их на то, чтобы они мучили друг друга.
Репня вовсе не желал испытывать мучения. Любые. Даже мучения любви. И
потому, сам того не желая, взмолился:
- О Додола! Отпустите мою душу от чар ваших, и я буду вечно
благодарить вас за милосердие!
Наверное, Додола его услыхала. Поелику ответила:
- Мне не нужна душа, вахлак, мне нужно кое-что совсем другое!
И хотя Репне было неизвестно слово "вахлак", он хорошо понял, что
именно она имела в виду. А потому испугался. И с перепугу тут же
проснулся.
Нераздетый, он лежал на диване. Шуйца сжимала теплую влажную пуговицу
- так вспотела ладонь. В комнате по-прежнему висела ватная тишина. Но в
ушах все еще раздавался насмешливый голос Додолы.
- Тьфу, пропасть! - пробормотал Репня. - Чего токмо не приснится
человеку!
Он разделся и лег в постель. Сердечная боль не помешала ему уснуть.
Во сне он еще не раз разговаривал с Додолой. А потом с Верой. Но
проснувшись, не помнил ничего. Кроме того что голос Додолы в его снах был
очень похож на голосок Веры.
За завтраком в первицу Свет обратил внимание на странное поведение
Забавы. К тому, что ее глаза перестали метать молнии, он как-то уже начал
привыкать, но сегодня девица вообще была похожа на сонную куклу. Нет, она
выглядела, как обычно (разве что казалась немножко бледненькой), и
двигалась, как обычно, да и с точки зрения хозяина дома к ней нельзя было
придраться, но что-то в ее глазах изменилось. Свет даже не мог понять, что
именно. Просто глаза сделались какими-то другими. Словно бездонное доселе
небо подернулось белесой дымкой...
Он попытался восстановить в памяти, какой она была вечор за ужином. И
вспомнил: за ужином прислуживала Ольга, а Забава ему на глаза не
показывалась. Впрочем, он тут же вспомнил и другое - Забава вчера была
сама не своя всю вторую половину дня. Э-э, да она же встречалась со своей
воспитательницей...
Свет тут же успокоился. Право дело, волноваться не о чем. Погрустит,
погрустит и перестанет. Грусть - нормальное состояние для молодой
влюбленной девушки.
Вера сегодня тоже вела себя странно, не задевала его, на обыденные
вопросы отвечала односложно - в общем, находилась, как и Забава, явно не в
своей тарелке. Но ее настроение сегодня значило для Света еще меньше, чем
настроение служанки.
С Верой к ночи все будет предельно ясно.
- Будет к ночи ясно - Ясна иль не Ясна, - промурлыкал Свет чуть
слышно.
Его вдруг охватило нетерпение. Захотелось поговорить с Репней
Бондарем немедленно. Зачем откладывать? А может, и сюда его привести, не
дожидаясь вечера? Долой спячку! Как говорят германцы, Sturm und Drang!..
Он посмотрел на Веру. Гостья пребывала в задумчивости, лишь
озабоченно поглядывала время от времени на служанку. Наверное, ей тоже не
нравилась печаль на мордашке Забавы. Хотя Вере-то подобное настроение
должно быть по сердцу - глядишь, ревностью донимать не станут.
И тут до Света дошло, что сегодня началась Паломная седмица. Он даже
фыркнул: вечно так, ждешь-ждешь праздник, а наступает всегда неожиданно.
Хотя ныне нельзя сказать, чтобы он уж очень ждал этот праздник. Просто в
прошлом Паломная седмица всегда у него была связана исключительно с
переменами к лучшему. После празднеств 81 года он узнал, что остается при
канцелярии Кудесника. После Паломной седмицы 88 его избрали в
Государственную думу, и он стал самым молодым в истории Словенского
княжества членом палаты чародеев. Нынешняя Паломная седмица могла бы
ознаменоваться тем, что он станет самым молодым в истории Словенского
княжества Кудесником. Могла бы... Но Остромир, при всей своей
энергичности, никогда не проявлял излишней торопливости, принимая
стратегические решения, да и самому Свету надо бы сперва застраховаться от
краха.
Тем не менее даже последняя мысль не испортила ему настроения.
Наоборот, раз Паломная седмица всегда приносила радости, боги непременно
позаботятся о том, чтобы и эта не обманула его ожиданий.
- С праздником всех! - сказал он громко.
Домашние оживились, даже на лице у Забавы появилось некое подобие
улыбки. Лишь Вера посмотрела на него с удивлением:
- А какой ныне праздник?
Свет фыркнул. Хороша паломница, понятия не имеющая о том, для чего
идет в столицу!..
Но цепляться к ней сегодня не хотелось.
- Забава вам объяснит.
Оказалось, что людям очень легко поднять настроение - скажите пару
слов, и все тут же улыбаются. Словно им жалование прибавили.
А что, подумал Свет. Это мысль... Он дождался, пока в трапезной
появится Берендей, и громогласно объявил:
- С сегодняшнего дня каждый из домашних будет получать на пять
процентов больше, чем вчера.
После такого сообщения заулыбалась даже Забава. Правда, Берендей
особенной радости не проявил, но тот всегда считал, что лишние деньги лишь
портят прислугу. Улыбалась и Вера, хотя ее-то сие радостное сообщение
ничуть не касалось. Но она тоже получит свой кусочек радости, ближе к
вечеру. А может, и раньше... И было бы со стороны богов совсем неплохо,
если бы после этого свой кусочек радости получил к празднику и Свет.
Эта мысль опять привела его в возбуждение.
Свет собрался ехать к Репне Бондарю сразу после ежедневного утреннего
делового совещания с Берендеем.
Уже и экипаж велел Петру закладывать, когда обнаружил, что адресом
Репни в записной книжке и не пахнет. Впрочем, никакой проблемы это
открытие собой не представляло. Репня был врачом, и разумеется, его адрес
имелся в министерстве охраны здоровья. Свет тут же вызвал министерство по
волшебному зеркалу. Ответа, однако, не дождался и вновь вспомнил, что
началась Паломная седмица. А значит, в министерстве никого нет. Дежурные
на случай заболеваний среди паломников работают в палаточном городке около
Перыни, а все остальные отдыхают, стараясь побыстрее забыть суматошную
последнюю декаду.
Впрочем, проблемы не было и тут. Министерство охраны порядка в
Паломную седмицу работало, как в обычные времена, а адреса врачей были там
в неменьшем ходу, чем адреса подпольных игорных домов.
Так что не прошло и десяти минут, а записная книжка уже удостоилась
чести содержать в себе информацию о нынешнем местожительстве
несостоявшегося волшебника. Но ехать к нему расхотелось. Репня тоже
завершил суматошную декаду и вполне мог сейчас где-нибудь лежать кверху
пузом. Поэтому Свет решил послать к Бондарю курьера, а поелику Петр уже
заложил карету, в качестве курьера вполне можно было использовать и его -
все равно никаких поездок на сегодняшний день не намечалось.
Вызвал Берендея, велел прислать Петра. Петр тут же возник на пороге
кабинета.
- Экипаж заложен, чародей!
- Спасибо, Петруша. Я передумал. Попрошу съездить вас. Вот адрес. -
Свет переписал адрес и вручил бумажку кучеру.
- Слушаюсь, чародей! Что я должен передать? Пакет?
- Нет, сообщение будет на словах. Попросите этого человека прийти
сегодня сюда, ко мне. - Он поразмыслил, как дать понять Репне о цели их
встречи. И, придумав, добавил: - Я приглашаю его на тот же час, что и в
прошлый раз. Но если он пожелает прийти пораньше, я ему неудовольствия
высказывать не стану. Даже если он явится к обеду... Так и передайте!
- Должен ли я ждать, буде нужного вам человека дома не окажется?
Свет снова немного подумал. Пожалуй, в этом случае Репня может
возомнить, что чародей Сморода слишком в нем нуждается. Конечно, хотелось
бы определиться с Верой пораньше, но с другой стороны, еще день-два
практически ничего не решают. Ему вдруг пришло в голову, что он и вовсе
затеял полнейшую мерзость, но признаться себе в этом значило осознать: то,
что произойдет между Репней и Верой, волнует его не только с точки зрения
государственных интересов. Ни подобного нетерпения, ни подобного осознания
у члена палаты чародеев Государственной думы Великого княжества
Словенского быть не могло даже в кошмарном сне. И потому Свет быстренько
принял половинчатое решение.
- Если нужный мне человек окажется дома, передадите ему мое сообщение
на словах. Если же его дома не будет, вернетесь и доложите. Ждать не надо.
Потом можете быть свободны.
Петр, мгновенно сообразивший, что есть возможность провести с семьей
всю вторую половину дня, обрадованно кивнул и выкатился из кабинета.
А Свет сел за стол, достал перо с бумагой и принялся сочинять
концовку "Нового приишествия"
Разумеется, земной путь Кристы должны были завершить насильники и
только насильники. В этом Свет был теперь абсолютно уверен. Такая смерть в
чем-то перекликалась со смертью Иисуса на кресте. Распятие в дорожной пыли
- это было символично и не глупо. И где-то даже касалось судьбы любой
колдуньи реального мира. В подобной реминисценции имелся определенный
смысл. Если ему на старости лет удастся когда-нибудь опубликовать свои
произведения, над судьбой Кристы будут рыдать и колдуньи, и обычные
женщины. Первые, потому что для них изнасилование - в первую очередь конец
Таланта, а вторые, потому что для них подобная смерть - изнанка
наслаждения, постоянное напоминание о той грани, которая существует во
всех жизненных коллизиях, о которой никогда не вредно вспоминать, которую
в любых обстоятельствах не стоит переступать. И выписать эту смерть нужно
именно в той мизансцене, что он видел в душе Веры. На нее-то, судя по
всему, эта мизансцена наведена со стороны, нечто сходное с ложной памятью,
но для Кристы мы сделаем чью-то выдумку реальной судьбой. И пусть потом
Криста вознесется к Цебаоту, чтобы жестокий иудейский боженька,
