Буривой Смирный.
- Здравы будьте, чародей!
- Здравы будьте, брат!
- Чародей, мне бы хотелось встретиться с вами. Лучше всего немедля:
дело очень важное. Могу ли я сейчас приехать к вам?
Свет знал: по пустяковой причине Смирный к нему в гости набиваться бы
не стал. Значит, разговором по волшебному зеркалу дело не решается.
- Я жду вас, брат, - сказал он.
- Буду не позднее, чем через сорок минут. - Лицо Смирного
растворилось в темноте.
Ольга поставила перед сыскником кружку медового кваса и вышла. Свет
наложил на дверь охранное заклятье, чтобы не помешали, сел за стол, сделал
рукой приглашающий жест. Этакий радушный хозяин, потчующий гостя...
Смирный единым махом осушил полкружки кваса, торопливо, но аккуратно
вытер усы.
- Душно. Давно уже не было такой жаркой предпаломной седмицы.
Свет отметил про себя множественный смысл произнесенной сыскником
фразы.
- Я вас слушаю, брат. По-видимому, вы приехали продолжить наш
вчерашний разговор...
- Вы не ошибаетесь, чародей. Я-таки послушался вашего совета. -
Смирный достал из кармана кафтана записную книжку в переплете из опойка. -
И вот что мне удалось выяснить. - Он принялся перелистывать страницы
записной книжки. - Я проверил алиби всех приглашенных на эксперимент
Барсука. Даже Кудесника. Сначала, разумеется, начал с ратников. Никто из
них, вестимо, без помощи волшебника совершить это убийство не мог, но ведь
столь высокопоставленные лица способны как организовать подобное
преступление, так и найти подходящего к соучастию волшебника. Не правда
ли?
Свет кивнул. Конечно, любой из присутствовавших на эксперименте
штабных имел подобную возможность. А волшебника можно и обмануть,
сославшись на государственные интересы. Правда, в таких случаях любому
волшебнику потребуется указание Кудесника, но это указание может быть и
письменным, а раздобыть бланк с магической печатью Остромира дело хоть и
невероятно трудное, но возможное. Особенно для высокопоставленного
штабника. Впрочем, у штабных времени на подготовку такого преступления не
было. Они, наверное, и все значение увиденного-то поняли лишь на следующий
день. Известно, какими категориями мыслят ратники: атака да отступление,
"Вперед, на супротивника!" да "Рад стараться!"...
- Проверка показала, что все штабные имеют безупречное алиби, -
продолжал Смирный. - Я, разумеется, понимал, что ратники могли
организовать дело и руками своих подчиненных. Поэтому я попросил опекуна
Лаптя поговорить с министром ратных дел и провести негласную проверку, не
отдавались ли кем-либо из подозреваемых подобные приказы по своему
ведомству. Ничего подобного мы не обнаружили. Конечно, это не значит, что
приказов вообще не существует, но если таковые были, то неофициальным
порядком и доказать ничего не удастся. - Смирный вновь приложился к кружке
и высосал остаток кваса.
Свет понимал, что не ради уже сказанного Смирный примчался к нему, и
лишь молча смотрел на следователя.
- Уф! Хорош квасок! - Смирный поставил кружку на стол и вновь
принялся ворошить страницы записной книжки. - Проверили мы алиби и всех
остальных. Включая вас. - Смирный виновато развел руками.
Свет кивнул:
- Разумеется... Продолжайте.
- Проверка оказалась безрезультатной. Я доложил об этом опекуну
Лаптю, поелику именно он назначен министром в качестве руководителя
следствия. Получил от него приказ расширить поиски других возможных
подозреваемых - особенно среди научных противников Барсука - и еще раз
проверить уже проверенных. И тут мне пришла в голову одна любопытная
мысль... - Смирный покусал костяшку перста. - Одним словом, я
поинтересовался, чем занимался вечером того дня, когда было совершено
убийство, опекун Лапоть.
У Света от предчувствия похолодело на сердце.
- У Лаптя алиби нет.
- У Лаптя алиби нет, - эхом отозвался Смирный. - Правда, нет и
мотивов. Но это на мой взгляд. - Он вопросительно посмотрел на Света.
- Лаптю известно о том, что вы проверяли его?
- Я пока еще никому не докладывал. Даже министру. - Смирный опять
принялся крутить в руках записную книжку.
И поелику именно чародей Сморода посоветовал вам проверить
присутствовавших при эксперименте, подумал Свет, вы решили теперь
поинтересоваться у него, как поступать дальше. Раз Сморода дал вам такой
совет, стало быть, он кого-то подозревает. Стало быть, он знает о
существовании мотивов, которые могут быть неизвестны вам.
- Опекун Лапоть очень квалифицированный волшебник, - сказал Смирный.
- Думаю, ему не составит большого труда выяснить, что я его проверял. И
если это преступление осуществил он, ему не составит большого труда от
меня избавиться. Вот потому я и приехал в первую очередь к вам. Чтобы о
результатах моей проверки знал хотя бы еще один человек. Если бы приказ
проверить Лаптя мне отдал министр, я бы в первую очередь доложил обо всем
министру. Но он такого приказа не отдавал. К тому же, он не волшебник и
беззащитен перед Лаптем еще более, чем я. - Смирный с шумным вздохом
откинулся на спинку кресла. - Говорят, ваша квалификация уступает лишь
квалификации Кудесника. С вами Лаптю будет справиться значительно труднее.
Если вообще возможно...
- Благодарю за комплимент, - сказал Свет. - Только не вижу, чем я в
такой ситуации могу вам помочь. Ведь отсутствие алиби - еще не улика. А
Кудеснику, как и суду, потребуются стопроцентные улики.
Смирный вновь принялся терзать свою записную книжку. Потом сказал:
- Помочь вы мне можете. Более того, в этой ситуации именно вы и токмо
вы способны мне помочь. Разумеется, того, о чем я хочу вас попросить, вы
делать не имеете права, но ведь в конце концов и подобной ситуации еще в
истории не бывало. Если, вестимо, наши с вами подозрения окажутся
обоснованными. Если же опекун Лапоть чист, то знать никто ничего не будет
и Лапоть не окажется скомпрометированным. Разумеется, вы вольны и
отказаться, но... - Смирный развел руками.
Но ведь вы сами посоветовали мне сделать эту проверку, мысленно
закончил Свет недосказанную Смирным фразу. Он уже понял, о чем пойдет
речь, но стратегическая инициатива в подобном разговоре должна была
исходить от собеседника. И потому Свет спросил:
- Так чем же я могу вам помочь?
- У меня есть два предложения. Первое. Вы поставите мне магический
защитный барьер. Заклятие должно быть таким, что бы я ни при каком
воздействии со стороны не мог выдать Лаптю имеющуюся у меня сейчас и
полученную в дальнейшем информацию о его причастии к преступлению...
- На это в одиночку, да еще без санкции вашего руководства, я и в
самом деле не имею права, - быстро сказал Свет.
- Да, но ведь вы входите в число тех, кто уже накладывал подобные
заклятья. Я понимаю ваши опасения. Конечно, если бы я сопротивлялся, для
моей психики могла бы возникнуть опасность. Однако в данной ситуации мы с
вами будем тянуть канат в одну сторону. Не вижу причин для возникновения
опасности. Ведь магической отдачи не будет. Наоборот, в таком контакте
должна наступить полная проницаемость.
Свет с сомнением покачал головой:
- В теории-то оно так, но... А второе предложение?
Смирный, поняв, что дело пошло на колею, расцвел в победительной
улыбке:
- Если наши с вами подозрения по поводу опекуна Лаптя соответствуют
действительности, он наверняка неспокоен. Должен быть неспокоен... Ведь не
может же он быть уверен в том, что не оставил абсолютно никаких следов. В
таких делах всегда возможны неприятные случайности, сами понимаете. А если
мы, заподозрив его, вышли на подобную случайность, но не до конца
уверены?.. Поэтому беспокойство Лапоть, будь он хоть трижды хитроумен,
испытывать должен. А обнаружив, что он не может проникнуть в мой мозг,
Лапоть забеспокоится еще больше. Кто мог поставить мне магический защитный
барьер без его санкции? Только Кудесник. Это напугает опекуна еще больше.
Но вы должны наложить заклятье так, чтобы ему было понятно, что оно
наложено...
- Лапоть это поймет вне зависимости от того, как я наложу заклятье, -
сказал Свет.
- Очень хорошо! Но предположим, что он и в самом деле не оставил
никаких следов. Тогда надо его загнать в такую ситуацию, чтобы он совершил
оплошный поступок. И вот тут мне бы хотелось, чтобы вы подсказали, как
организовать такую ситуацию. Вы ведь лучше знаете слабости
высококвалифицированных волшебников.
Свет улыбнулся. Все-таки голова у этого Буривоя варила. И, надо
полагать, если бы он находился на более важном государственном посту, там,
где даже содержание работы заставляет человека мыслить вне привычных
рамок, то и сам бы дошел до возможных мотивов, имевшихся у Буни Лаптя.
Тогда бы эти мотивы имелись у самого Смирного... Но во имя Семаргла, если
это все-таки и в самом деле Буня, то он глупец и ему не место на нынешнем
месте. На таких должностях давать волю эмоциям - не меньшее преступление,
чем предумышленное убийство.
- Хорошо, - сказал он. - Как загнать опекуна Лаптя в необходимую нам
ситуацию, я сейчас не скажу. Этот вопрос требует немалых размышлений -
Лапоть действительно высококвалифицированный волшебник. Что же касаемо
вашего первого предложения...
Он встал из-за стола, вытащил из баула Серебряный Кокошник. Потом
достал с полки справочник по практическому волшебству и обновил в памяти
акустическую формулу нужного заклинания.
- Вы готовы, брат?
- Готов, чародей.
- Надевайте на голову Кокошник и ложитесь на оттоманку. И не забудьте
собрать в кулак всю свою добрую волю.
Сразу после ухода сыскника в кабинет к Свету ворвалась Забава.
- Чародей, мне надо с вами серьезно поговорить!
Хотя глаза Забавы и не метали молний, было видно, что возбуждена она
не меньше, чем при очередном приступе ревности. Однако Свет сразу понял,
что дело сейчас вовсе не в этом вечном чувстве.
- Слушаю вас, душа моя.
Ее глаза распахнулись - подобным образом он ее никогда не называл.
Впрочем, перевести разговор в спокойное русло Свету все равно не удалось -
Забава обрушилась на него так, как никогда раньше не обрушивалась. Словно
он стал ее личным непримиримым врагом... И только через некоторое время
ошалевший от неожиданности Свет понял, за что его ругают. Оказалось, его
ругают за беспечность и легкомыслие, за неосторожность и глупость, за
безобразное отношение к собственному здоровью и идиотское неумение
организовать свою работу. И за многое-многое другое...
Опустив голову, Свет слушал и удивлялся. Такой Забаву он еще ни разу
не видел. И в былые времена быстро бы дал ей за такое поведение хороший
окорот. Но сегодня не мог! Потому что сегодня Забавой руководило
исключительно беспокойство за своего хозяина, и он это прекрасно понимал.
А послушав ее некоторое время, он понял и нечто другое: ею руководило
беспокойство еще и за СВОЕГО ВОЗЛЮБЛЕННОГО, а это беспокойство давало ей
право разговаривать с ним в таком тоне, в каком она бы ввек не стала
разговаривать со своим хозяином. И в том, что он мог ей дать в ответ
только свою жалость, ее вины не было никакой. Поэтому он молчал и слушал.
Когда Забава стала иссякать и вместо ноток возмущения в ее голосе
стали появляться откровенные слезы, он встал, подошел к ней, взял за руку.
И попытался не поморщиться, когда она порывисто прижалась к нему всем
своим телом и принялась поливать слезами франкские кружева на его камзоле.
