- Я это понимаю, - терпеливо согласилась она. - Но если мы
задержимся, нас будет легче найти.
Я показал на источник.
- Видишь те каракули? Они защищают не только воду. Здесь в
неприкосновенности все путешественники пустыни.
- Даже путешественники, обвиняемые в убийстве мессии? -
заинтересовалась она.
Я оскалил зубы.
- Да.
Вообще-то я этого не знал, но спорить не хотелось.
Дел не унималась.
- И люди с уважением отнесутся к этому закону?
- Все зависит от того, кто нас разоблачит, - я пошатнулся и расставил
ноги пошире, когда жеребец прижал голову к моей руке и начал тереть
зудящую от жары и пыли шкуру. - Племена всегда уважали перемирие путников.
Они кочевники, баска... места вроде этого много значат для них. Это
племена придумали вырезать символы на камнях, обещая защиту воде и
путешественникам. Вряд ли они нарушат обычай даже если найдут нас, а в
этом я тоже сомневаюсь.
- А если приедет кто-то другой? Кто не уважает обычаи?
Жеребец потерся сильнее и чуть не свалил меня. Я отпихнул назойливую
голову.
- Значит придется с ними разбираться. Рано или поздно. Сегодня
вечером или завтра утром, - я прищурился и посмотрел на нее. - Тебе не
кажется, что пора дать лошади напиться? Она тянет повод с того момента как
мы сюда приехали.
Так оно и было. Чалый, чувствуя запах воды, пританцовывал от
нетерпения и хлестал хвостом, пытаясь добраться до бассейна, но Дел
держала его на коротком поводе, не позволяя опустить голову.
После моих слов Дел сморщилась, вынула ноги из стремян и соскочила с
мерина. Как и я за несколько минут до этого, она подвела лошадь к бассейну
и чалый припал к воде. Несколько секунд Дел стояла неподвижно, нахмурив
светлые брови в слабом раздражении, потом выражение ее лица изменилось.
Дел оттащила чалого от бассейна - нельзя позволять лошади пить очень много
сразу - и начала расседлывать его. Работа отвлекла ее, и морщины на лбу
разгладились. Дел снова стала молодой.
И восхитительно великолепной той смертоносной острой красотой,
которая так похожа на только что отточенный клинок меча.
Обычно на время наших остановок я снимал с жеребца уздечку и,
стреноженного, оставлял его в одном недоуздке. Теперь это было рискованно.
В любой момент могла появиться погоня и нам пришлось бы тут же садиться на
лошадей и уезжать, а седлая стреноженную лошадь без уздечки мы рисковали
потерять весь драгоценный запас времени. Так что уздечку я снимать не
стал. Я просто придавил повод камнем, хотя жеребец и сам не собирался
никуда уходить. Рожденный и выросший в пустыне, он понимал, что нельзя
променять воду на неизвестность.
Я повесил седло и потник на каменную стену сушиться, а сам занялся
одеялами, флягами и сумками. В общем, я чувствовал себя довольно бодро.
Молот в голове совсем затих, хотя небольшое неприятное ощущение осталось,
и желудок уже не возмущался. Я снова стал человеком и наконец-то послал
Дел свою обычную ухмылку.
Дел покосилась на меня и занялась мерином. Как и я, она придавила
повод камнем и освободила мокрую спину от седла и вещей. Чалый был
неплохой лошадью, хотя и высокой, но это на мой взгляд. Я привык к моему
коротконогому, крепенькому жеребцу, и не променял бы его на большого,
мохнатого Северного мерина, у которого под шкурой было слишком много жира.
Конечно на Севере лишний слой жира и густая шкура согревали в морозы, но в
пустыне чалый, конечно, начал линять. Дел, сморщившись, вырвала несколько
клоков влажной шерсти и пустила их лететь по воздуху.
Закончив с чалым, Дел повернулась ко мне.
- Значит мы остаемся здесь на ночь.
Я задумчиво осмотрел ее.
- Я думал, с этим вопросом мы уже разобрались.
Она решительно кивнула, потом повернулась ко мне спиной и
прошествовала по траве, песку и камням в сторону Севера. Отойдя на
несколько шагов, она вынула из ножен меч.
- Только не снова, - простонал я.
Дел подняла меч над головой, положив рукоять и клинок на раскрытые
ладони, и запела. Песня была тихая и нежная, но полная силы и достоинства.
Она так легко отзывалась на призыв и совершала то, для чего и была
создана. Жемчужно-розовое сияние, слепящая белая вспышка, глубокая
голубизна зимней бури. Они скользили по клинку, а потом срывались с него
как дыхание баньши, умывая руки Дел.
Я не видел ее лица, только выгнутую спину под бурнусом, волосы,
стекающие с плеч, но и этого было достаточно. Глубоко изнутри меня,
болезненно, поднимались чувства, в которых я не мог разобраться. Не
обычное желание, к нему я уже привык, не поклонение, потому что Дел не
была совершенством, а все, что есть между ними. Хорошее и плохое, черное и
белое, мужское и женское. Две половины создают целое. Дел была моей второй
половиной.
Она долго пела. Потом опустила меч, прорезав дыхание мороза, и
воткнула меч в землю.
Я вздохнул.
- И это тоже.
Другая мягкая, нежная песня. Дел, конечно, предпочла бы, чтобы я ее
не слышал, а может ей было все равно. Она нарочно выдавала свои чувства. Я
понял, что этот маленький ритуал, такой бесконечно Северный, был
предназначен для меня так же как и для богов, к которым она обращалась.
Внезапно я чуть не расхохотался. Если я действительно был джихади,
она могла бы помолиться и мне. По крайней мере я был Южанином.
И тут же из темноты выкралось сомнение, чтобы напасть на меня при
дневном свете. Гнетущее, неразрешимое сомнение, древнее по своей сути, но
одевшее теперь новые, модные одежды.
Был ли я Южанином? Или кем-то совсем другим?
Я дернул плечом, хмурясь и пытаясь отогнать его. Для сомнения места
не было, я должен был защититься от него. Я наконец-то вернулся домой,
после стольких месяцев вдали: теплый, здоровый и довольный жизнью, я снова
чувствовал себя уютно. Знакомо.
Дома.
Дел пела свою Северную песню, уверенная в своем наследстве, родне,
обычаях. У меня всего этого не было.
Я раздраженно нахмурился. Аиды, ну что за ерунда лезет в голову? Я
был дома, как бы странно это ни звучало. Ну то есть, даже если я не был
совсем Южанином, я родился здесь. Вырос здесь.
Был рабом.
Дел вырвала клинок из земли и повернулась ко мне. Лицо у нее было
спокойным и непроницаемым, скрывая мысли и чувства.
Я тоже постарался ничего не выдать.
- Теперь лучше? - спросил я.
Она ссутулила одно плечо.
- Им решать. Если они захотят предложить защиту, мы будем под двойным
благословением.
- Под двойным?
Дел коротко махнула рукой на окаймленный камнями бассейн.
- Южных богов и Северных богов. Можно ведь попросить благословения и
тех и других.
Я умудрился ухмыльнутся.
- Наверное можно. Значит двойное благословение, да? - я поднял ножны
и вынул собственный меч. - Ну ты знаешь, что в пении я не мастер, но
думаю, что смо... аиды!
- Что? - встревожилась Дел.
С чувством отвращения я изучал порез на правой руке.
- Так, ерунда... царапина, - я нахмурился, обсасывая неглубокий, но
болезненный порез на перепонке между большим пальцем и указательным. - А
жжет как в аидах, - я оторвался от пореза и осмотрел его. - Ладно, это
слишком далеко от сердца, чтобы быть смертельным.
Дел, успокоившись, села на свое одеяло, разложенное рядом с моим.
- Стареешь и становишься небрежным.
Я нахмурился, но она, сама невинность, уже занялась чисткой меча,
покрытого пылью и липким соком травы.
Мне бы следовало заняться тем же самым. Я вытащил из сумы масло,
точильный камень, ткань. Такая забота необходима, если вы хотите иметь
чистую, сильную сталь. Я даже не считал это привычной работой. Люди ведь
не считают дыхание работой: дышат не задумываясь.
Скрестив ноги, я положил меч на бедра. Под солнечными лучами сиял
весь клинок, кроме потемневшего кончика. Чернота, пачкавшая прекрасную
сталь, забралась почти на ширину ладони. Уже по привычке я тихо выругался.
Когда-то клинок был чистым, нежным и новым, и сиял серебром. Но
обстоятельства - и волшебник - замыслили все изменить. Замыслили изменить
меня.
- Трижды проклятое отродье! - прошептал я. - Почему ты влез в МОЙ
меч?
Этот вопрос я задавал уже неоднократно. Никто не потрудился ответить.
Я сжал пальцы на рукояти. Я чувствовал тепло, приветствие, интерес:
меч был яватмой, благословенной Северными богами, потому что я
побеспокоился попросить их об этом. Он был "создан" Северным способом
рожденным на юге танцором меча, которому такой меч не был нужен. Я
неправильно напоил его кровью, убив снежного льва вместо человека; позже,
узнав про него достаточно, чтобы суметь навлечь на себя беду, я повторно
напоил его в Чоса Деи, волшебнике из легенды, который оказался слишком
реальным. Повторно напоив меч, я наконец-то призвал его и он стал живым и
магическим - по мнению Северян - только жизнь и магия в нем были
извращенными, потому что в яватме поселился Чоса Деи.
Тот факт, что сделал я это находясь в безвыходном положении, ничего
не менял. Моя яватма, Самиэль, приютила душу волшебника.
Душу злого волшебника.
- Расскажи мне еще раз, - попросила Дел.
Я растерянно уставился на нее.
- Что?
- Расскажи мне еще раз. О Джамайле. Как он говорил.
Нахмурившись, я уставился на запятнанную сталь.
- Говорил и все. Толпа разошлась, оставив его в центре, и я услышал
его. Он пророчествовал. Ведь он Оракул - или по крайней мере все это
утверждали, - я пожал плечами. - Вообще-то все сходится. Ходили слухи, что
Оракул не женщина и не мужчина... Ты помнишь старика в Ясаа-Ден? Он
говорил что-то насчет... - я нахмурился, пытаясь вспомнить, - "он не
мужчина и не женщина", - я кивнул. - Точно, так он и сказал.
- И ты веришь, что он имел в виду Джамайла? - обеспокоенно спросила
Дел.
- Я не знаю, что он имел в виду. Я знаю только, что Джамайл появился
во время танца мечей и показал на меня как на джихади. ПОСЛЕ того, как он
говорил.
- Но у него вырезан язык, Тигр! Это сделал Аладар, помнишь? - лицо
Дел было бледным и напряженным, слова с шипением вырывались из горла. - Он
сделал его немым и кастрировал...
- И может быть сделал его Оракулом, - я пожал плечами, вытирая мягкой
тканью всю длину клинка. - Я не знаю, баска. На все эти вопросы у меня нет
ответов. Точно я могу тебе сказать только одно: он показал на меня.
- Джихади, - тихо сказала она. Простое слово потерялось в неразберихе
эмоций: неверие, растерянность, разочарование. И полная путаница, такая же
как у меня.
- Я не знаю, - повторил я. - Я не могу все это объяснить. И кроме
того, я не знаю, зачем все это нужно. Ну то есть я хочу сказать, что
сейчас все хотят убить меня, а не поклоняться мне. Вряд ли так полагается
обращаться с мессией.
Дел вздохнула и убрала свой меч в ножны.
- Я хотела бы... - голос сорвался и она начала снова. - Хотела бы
поговорить с ним. Увидеть его. Я хочу узнать правду.
- Нам нужно было уезжать, баска. Иначе они бы убили нас.
- Я знаю, - она посмотрела в сторону Севера. - Я просто хотела... -
неуверенность в голосе пропала. - Пыль.
Аиды. Она не ошиблась.
Я начал подниматься на ноги, а Дел вынула из ножен меч.
- Можно удирать, - предложил я. - Лошади отдохнули.
- Я тоже, - сказала Дел, вставая в позицию. Она не собиралась
садиться на лошадь.
Два шага, и я был рядом с ней.
- После этого я бы не отказался от ужина.
Дел пожала плечами.
- Твоя очередь готовить.
- Моя!
