поездом в Оройю. Дело очень просто. Они намереваются отправиться в
Пуэрто-Бермудес, а оттуда в Икитос, где у Кончи есть брат, который должен
устроить дальнейшее путешествие. Все это подтверждено письмами, которые мы
нашли на вилле Сен-Клэр. Но донна не доедет так далеко. Черный Антонио
едет завтра за нею и за ее девушкою. Он нагонит беглянок в городе Парма.
Там произойдет следующее: Конча исчезнет бесследно. Багаж будет украден, а
деньги донны Инесы перекочуют в другие карманы. Эта прихотливая юная
сеньора останется одна на степной дороге, без подруги, без денег, без
багажа, лишенная пуха, как курица прерий, приготовленная для вертела. Что
тогда останется делать донне Инесе? Тут-то и начинается роль Черного
Антонио, пребывавшего до сих пор в тени. Он предлагает проводить грустную
одинокую женщину обратно в Оройю и одолжить ей необходимые средства.
Милосердный самаритянин выступает с благородным достоинством, а у донны
Инесы нет выбора. Он возвращается обратно, как кающаяся грешница. Мы
принимаем ее, как ни в чем не бывало. И тогда меня очень удивит, если она
не смягчится и не сдастся. Быть свадьбе прежде, чем закончится год... Ну,
что скажешь ты на это, старый разбойник?
Вальдес засмеялся от всего сердца.
- Этот план неподражаем. Дон Хосе - знаток своего дела. Он настоящий
пройдоха. Не может быть сомнений, что он в конце концов сделается
президентом.
- А ты министром торговли. Ты ведь помнишь наш уговор?
Вальдес кивнул головой, но без особого воодушевления. На переносице
гладкого, безбородого, почти мальчишеского лица, обозначилась тонкая
морщинка. В ту же самую минуту в дверь постучался кельнер и доложил, что
иностранный доктор уже ждет.
Мануэль вскочил и придал своим чертам самое сияющее выражение. Затем
он пожал руку другу и поспешил выйти.
Но молодой директор гостиницы "Делигенсия" остался сидеть,
углубленный в свои думы. Его лицо попеременно принимало все оттенки
выражений от глубочайшей меланхолии до дьявольского злорадства. И когда он
поднялся, то сделал это с быстротой, которая свидетельствовала о том, что
он принял важное решение.
13. НОЧНАЯ ЖИЗНЬ В ЛИМЕ
Как ясно видно из этой истории, Мануэль обладал, по правде сказать,
весьма сомнительными качествами. Несмотря на то, что он был изящен и
строен, как пиния, - он был изрядная скотина. Лимские дамы находили, что в
нем есть что-то демоническое и загадочное. Но надо признаться, что он умел
отлично принимать гостей. Он знал лучшие кухни и винные погреба Лимы, он
знал, где найти красивейших девушек и фешенебельные игорные притоны. Кроме
того, он был почетным членом союза распространения петушиной борьбы и не
упустил случая познакомить Фьельда с этим кровожадным, тропическим,
отвратительным спортом.
Вообще, Мануэль, по-видимому, прилагал все усилия, чтобы привести
своего гостя в особенно откровенное и болтливое настроение. Выпито было
порядочно, и Фьельд ни в чем не отставал от перуанца. Но если Мануэль
рассчитывал всеми этими шампанскими, виски, коктейлями и ликерами
вскружить голову белокурого великана с севера, - то он ошибался.
Случилось, как это часто бывает, что тот, который старался напоить
другого, сделался сам жертвой алкоголя.
Но разыгрывать слегка выпившего человека как раз входило в намерения
Фьельда. Он рычал, когда другие орали, и перещеголял болтовню перуанских
денди к взаимной радости и общему удовольствию. Он принимал участие в
различных пробах физической силы, чем приобрел необычайную популярность.
Постепенно, по мере того, как подвигался вечер, Мануэль переменил
свое мнение об этом удивительном жителе Севера, который, казалось,
чувствовал себя, как рыба в воде, повсюду, где бы он не очутился. Он
оказался знатоком петушиной борьбы, коннозаводства и овцеводства,
познакомил юного хирурга, присоединившегося к их обществу, с последними
знаменитыми операциями, открывшими новую эпоху в медицине. Тут же Мануэль
решил про себя, что подозрения отца против этого добродушного скандинава
глубоко смешны.
Но алкоголь продолжал понемногу свое роковое действие в этом
оживленном обществе лимской золотой молодежи. Наступил момент, когда
закипевшая южная кровь дала себя знать, и слова полились без удержу из
алых губ. Настало время для вечно возвращающейся в этих случаях темы:
женщины. Общество находилось в так называемом "артистическом клубе",
который под другими небесами едва ли бы удостоился столь громкого имени.
Не подлежало сомнению, что Фьельд был приведен Мануэлем в этот храм
скоро преходящих радостей с совершенно определенной целью.
Женщины-"артистки" встретили общество радостными возгласами, и шампанское
снова запенилось. Но между гостями находился также человек, которого
Фьельд не ожидал здесь встретить. Это был тот самый мужчина, которого он
сегодня вечером увидел перед конторой Мартинеса, - а именно, Черный
Антонио, прозванный "Ужасом Перу".
Тайные знаки, которыми он обменивался с Мануэлем, были достаточно
ясны. Итак, эта встреча, которая при других обстоятельствах не обратила бы
на себя внимание Фьельда, была не совсем случайной. Его в чем-то
подозревают. Интриги конторы Мартинеса были, значит, направлены и на счет
его особы.
В то время, как веселое общество шумело вокруг него, он заметил, что
Антонио исподтишка пристально наблюдал за ним, словно он хотел отметить
себе рост и силу огромного норвежца.
Знаменитый боксер сильно проигрывал в безукоризненном вечернем
платье. Его крепкая мускулатура словно протестовала против туго
накрахмаленной сорочки; узкий жилет и фрак хорошо сидят лишь на светских
львах. Впрочем, общий его облик был весьма обычен и вовсе не похож на
облик разбойника. Глаза не наливались кровью, зубы не выставлялись с
хищным выражением. Единственной его особенностью была его темная кожа,
которая могла бы навести на мысль о легкой примеси негритянской крови,
если бы чистые линии лица не опровергали этого предположения. Губы были,
может быть, чуточку толсты, но прекрасной формы. Нос был прямой, нисколько
не обезображенный. Глаза небольшие и тусклые. Но коротко остриженные
волосы и злосчастное ухо - типичнейшая "cauliflower's ear" ["Цветная
капуста" - как и сломанный нос, характерный признак профессионального
боксера], - выдавали достаточно ясным образом его профессию.
- Это опасный человек, - подумал Фьельд. - Он отлично укрывается под
своею маскою спокойствия и добродушия. Сорви только маску с этого лица -
и, наверное, увидишь бездну хитрости, чувственности и кровожадности.
Несмотря на то, что Мануэль к этому времени был уже сильно пьян, он
все же сумел устроить так, чтобы новый гость был представлен Фьельду.
- Это наша знаменитость, - сказал он Фьельду. - Дон Антонио Веласко.
Великий мастер бокса. Его прозвали "Ужасом Перу", но он чрезвычайно
добродушен.
- А этот джентльмен, - продолжал Мануэль, указывая на Фьельда, -
ученый из далекой страны. Он - доктор, и приехал изучить нашу знаменитую
горную болезнь. Его имя - Фьельд, доктор Йунас Фьельд.
На миг среди общества наступила тишина. Эти оба, что стояли друг
против друга, составляли разительную противоположность остальным
джентльменам. Норвежец был выше, но могучие плечи и крепкая голова
перуанца могли постоять за себя не хуже.
- Вы тоже должны быть "ужасом" в вашей стране, - промолвил Антонио
любезно. - Если я не ошибаюсь, то вы в борьбе, вероятно, один из первых.
- Ну, да, - ответил Фьельд, - когда бывает необходимо.
Маленькие глаза-угольки Черного Антонио искоса разглядывали Фьельда.
Он заметил правую руку гиганта, опиравшуюся о спинку кресла, но то, что
произвело на него самое глубокое впечатление, был шрам, пересекавший лицо
и шею норвежца. Этот шрам давно зажил, но боксеру было ясно, что причиной
его была глубокая и опасная рана.
- Участвовали ли вы в войне? - спросил Антонио вскользь.
- Нет, - ответил Фьельд, - я принадлежу к нейтральной нации.
- В таком случае вы, наверное, много путешествовали и много пережили?
Фьельд кивнул головой.
- Я испытал всего понемножку... Вы смотрите на мой шрам. У меня есть
еще несколько таких же на теле. Это, по большей части, ножевые раны. Между
прочим, длинный шрам, идущий от коленной чашечки до самых паховых желез,
произошел от удара "мизерикордиа"... Знаете ли вы, что это такое?
Легкая тень пробежала по лицу Черного Антонио.
- Я знаю это, - сказал он. - Вы уже побывали раньше в нашей стране?
- Нет, - ответил Фьельд. - Последний раз, когда я был в Южной
Америке, мое пребывание ограничилось Бразилией и Аргентиною.
- Быть может, вы были в Куяба?
- Вы угадали, - ответил любезно Фьельд.
- Не встречали ли вы там человека по имени Хередиа?
- Не только встречал, но был даже знаком.
В маленьких глазах боксера появилось выражение напряженного
любопытства. Фьельд, казалось, не обнаруживал интереса к продолжению
разговора, а Мануэль, откинувшись на спинку дивана, тщетно боролся с
тяжелым пьяным сном, и на каждом колене его сидели дамы, недовольные своим
кавалером.
- Этот Хередиа, о котором я говорю, - сказал Антонио с ударением и
нагнулся вперед, - он был моим другом. Он был убит одним иностранцем.
Фьельд медленно зажег сигару и положил спичку.
- Да, да, - сказал он, помолчав. - Кому же, как не мне знать об этом.
- Почему, сеньор?
- Потому что я убил его.
Черный Антонио подскочил на месте. Затем он спохватился, уселся снова
и улыбнулся. Его белые зубы сверкнули, меж тем как он с беспокойством
оглядывался вокруг себя. Молодые испанки колыхались в танце, а Мануэль
громко храпел на своем диване.
- Я позволил себе упомянуть, - сказал Антонио с несколько
принужденным смехом, - что Хередиа был моим другом...
- Я слышал, - возразил кратко Фьельд. - И поэтому я предполагаю, что
вы, который хорошо знал его, что вы, говорю я, были достаточно знакомы с
его достойною сожаления привычкою устраивать от времени до времени
несчастные случаи с путешественниками, проводником которых он был. Вы,
наверное, тоже борец, сеньор? Вы, значит, знаете, что в борьбе часто
бывают случаи, когда падаешь вследствие своего собственного захвата. Такой
именно случай произошел с Хередиа... Но, я думаю, теперь уже пора идти
домой. Передайте мой поклон дону Мануэлю. До свидания.
И Фьельд вышел вон, не подавая руки боксеру.
Несколько минут спустя Мануэль был разбужен весьма грубым образом.
Дамы куда-то упорхнули. Но над ним стоял Антонио, подобный грозовой туче.
Добродушия его как и не бывало.
- Мне надо спешить, - заявил боксер. - Поезд в Оройю отходит через
час. Но скажи твоему отцу, что белокурого малого, которого вы оба навязали
мне на шею, надобно под всевозможными предлогами удерживать здесь до моего
возвращения.
- Разве ты думаешь, что он опасен? - пробормотал Мануэль. - Мне он
кажется совсем безвредным малым.
- Безвредным, - проворчал Антонио, - безвредным!.. Он опасен для нас
всех. Если нам не удастся отправить его как можно скорее на тот свет, то
наша безопасность не стоит и спички! Передай это дону Хосе. Расскажи ему,
что этот доктор, приехавший изучать горную болезнь, - сам дьявол во плоти!
Понимаешь ты, в чем дело?
Нет, дон Мануэль не понимал ни бельмеса. И, когда мало-помалу кое-что
прояснилось в его голове, "Ужас Перу" давно исчез.
14. ТРОПИЧЕСКАЯ НОЧЬ
