Проповеди никаких угроз нет, она не требовала, чтобы нарушитель был
"побит камнями до смерти", "повешен на дереве" или, наконец, "искупил
свое прегрешение ценой омовения рук в крови телицы". Худшее, что могло
постигнуть грешника, это "быть наименьшим в Царствии небесном", а самая
большая награда праведнику была "назваться наибольшим в Царствии
Небесном".
Молодой Галилеянин никогда не учил раболепству, но лишь
внутреннему смирению, и лишь в одном неизменно и постоянно сказывался
Его гнев: в нападках на фарисеев. Слово фарисеи означало "не
соприкасающихся с нечистыми людьми и вещами". По словам Еврейской
Энциклопедии, "Иисус отличался от фарисеев только в своем отношении к
множеству нечистых и немытых". Хорошо сказано - "только"! Именно это
"только" включало в себе пропасть между понятиями племенного божества и
Единого Всеобщего Бога, между доктриной ненависти и учением любви.
Вызов был очевиден, и фарисеи его немедленно приняли, начав расставлять
Христу ловушки по их старой системе, описанной много лет назад Иеремией:
"Все, жившие со мною в мире, сторожат за мною, не споткнусь ли я: может
быть, говорят, он попадется, и мы одолеем его и отмстим ему".
Фарисеи следили за ним, спрашивая: "Для чего Учитель ваш ест и пьет
с мытарями и грешниками?" (это было наказуемым нарушением Закона). Но
Христос и в спорах побеждал их, избегая ловушек и отвечая быстро, но
спокойно: "...не здоровые имеют нужду во враче, но больные... ибо Я пришел
призвать не праведников, но грешников к покаянию".
Следя за ним далее, фарисеи увидели, что ученики Его срывали
колосья и ели их в субботу (что было новым нарушением их "Закона"): "Вот
ученики Твои делают, чего не должно делать в субботу". Их вопросы всегда
относились только к обрядам, но никогда не к вере или поведению: "Зачем
ученики Твои преступают предание старцев? Ибо не умывают рук своих,
когда едят хлеб" "Лицемеры!" - отвечал Он - "Хорошо пророчествовал о
вас Исаия, говоря: приближаются ко Мне люди сии устами своими и чтут
меня языком; сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча
учениям, заповедям человеческим". Это было не в бровь, а в глаз: "Закон"
был законом не Божьим, но законом левитов и фарисеев, другими словами,
"заповедями человеческими".
После этого ни о каком компромиссе не могло быть речи, Иисус
Христос отвратился от фарисеев, "и призвав народ сказал им: слушайте и
разумейте. Не то, что входит в уста, оскверняет человека; но то, что выходит
из уст, оскверняет человека". Этим Он обличил ничтожность одной из
наиболее ревниво охраняемых прерогатив священства связанной с
приготовлением и употреблением пищи и облеченной целым ритуалом убоя
скота, выцеживания крови, с негодностью "того, что помирает само по себе"
и т.д. Все это были, несомненно, "заповеди человеческие", хотя и
приписываемые Моисею; строгому соблюдению этого диетического ритуала,
под контролем фарисеев, придавалось ими первостепенное значение.
Вспомним, что для "искупления беззаконий, творимых народом", Иезекиилю
было приказано есть хлеб, испеченный на человеческом кале; он же, в свое
оправдание, сослался на безоговорочное выполнение им всех диетических
предписаний, и тогда это приказание было несколько смягчено. Даже ученики
Христа были настолько приучены к этим столовым традициям, что не могли
понять как вдруг "то, что выходит из уст", может осквернить человека, но не
то, что входит; они попросили разъяснения, добавив: "Знаешь ли, что
фарисеи, услышав слово сие, соблазнились".
Иисус ответил ученикам простой истиной, которая, однако, для
фарисеев была неслыханном ересью: "Еще ли не понимаете, что все входящее
в уста проходит в чрево и извергается вон? А исходящее из уст - из сердца
исходит; сие оскверняет человека. Ибо из сердца исходят злые помыслы,
убийства, прелюбодеяние, любодеяние, кражи, лжесвидетельства, хуления;
это оскверняет человека; а есть неумытыми руками - не оскверняет
человека".
Эти слова опять были наказуемым нарушением "Закона", и фарисеи
стали готовить смертельный удар. Они подготовили хитроумные вопросы:
"тогда фарисеи пошли и совещались, как бы уловить Его в словах". Было
поставлено два главных вопроса: "Позволительно ли давать подать кесарю,
или нет?", и второй: "а кто мой ближний?" За отрицательный ответ на первый
вопрос Он мог бы быть наказан по законам чужеземных правителей страны,
т.е. Рима. Неверный ответ на второй позволил бы фарисеям обвинить Его
перед римскими властями в нарушении их собственного закона, потребовав за
это наказания.
Подобный же метод был описан уже Иеремией, но он в ходу и сейчас, в
20-ом веке после Р.Х. Все, кто принимает участие в публичных дискуссиях,
хорошо знают, как можно заранее подготовить хитрый вопрос, на который
трудно ответить сразу. Есть много способов избежать ловушки: опытный
оратор может, например,-либо вообще отказаться отвечать,-либо ответить
встречным вопросом. Гораздо труднее, однако, вместо того, чтобы
увертываться, дать прямой и полный ответ, не отступая от своих принципов, и
в то же время избегая ловушки и не подставляя себя под удар. Это требует
высших качеств быстроты соображения, присутствия духа и ясности мысли.
Ответы Христа на оба вопроса фарисеев, представляют собой для всех времен
образцы такого совершенства, сравниться с которым простой смертный
может только мечтать.
"Итак скажи нам: как Тебе кажется? позволительно ли давать подать
кесарю, или нет?" (Вопрос звучит в поддельно честном и дружелюбном тоне).
"Но Иисус, видя лукавство их, сказал: что искушаете меня, лицемеры?,
..отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу. Услышавши это, они удивились и,
оставивши Его, ушли". (Матф. 22:22).
Во втором случае "один законник встал и. искушая Его, сказал:
Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?" Отвечая,
Христос опять отбросил весь груз левитского закона, восстановив две истины:
"Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим ...и ближнего твоего, как
самого себя". И тут последовала коварная ловушка: "а кто мой ближний?".
Кто из смертных сумел бы ответить, как Иисус? Конечно, нашлись бы
люди, которые, как и Он, открыто высказали бы свои взгляды, зная, что
рискуют жизнью: людей, готовых идти на мученичество не так уж мало. Но
Он сделал больше: как опытный фехтовальщик. он обезоружил противника,
выбив шпагу из его рук. Его провоцировали заявить открыто, что "язычники"
тоже "ближние", и этим осудить самого себя в нарушении закона.
По сути Христос так и ответил, но Его слова совершенно посрамили
спрашивавшего; редко случалось законникам терпеть такое унижение.
Левитско-фарисейское учение признавало "ближними" только иудеев, а из
всех отверженных язычников самаряне считались самыми отвратительными
(об этом говорилось выше). Даже прикосновение к самарянину оскверняло и
считалось злейшим "нарушением" (так это считается и до сего дня, но кому
из не-евреев об этом известно?). Целью вопроса было спровоцировать Христа
на такой ответ, который поставил бы Его под самое суровое наказание;
однако, избрав для ответа притчу о самарянине, Христос проявил поистине
сверхчеловеческие смелость и гениальность, рассказав, как некоторый
человек "...попался разбойникам... которые изранили его и оставили едва
живым. По случаю один священник шел тою дорогою... а также один левит
(обычный укор Христа тем, кто искал предать Его смерти)...и прошли мимо.
Самарянин же некто, проезжая... увидев его, сжалился и подошел перевязал
ему раны... и привез его в гостиницу", заплатив за уход за ним. "Кто из этих
троих, думаешь ты, был ближний попавшемуся разбойникам?" (Лука, 10).
Прижатый в угол законник, не посмел произнести грязное имя
"самарянин", но ответил: "тот, кто проявил милосердие", и, видимо, только
потом сообразил, что тем самым он присоединился к осуждению тех, от чьего
имени он действовал: священника и левита. "Тогда Иисус сказал ему: иди, и
ты поступай так же". Этими немногими словами Христос, не делая прямого
намека, заставил спрашивавшего самого осудить всю расовую ересь, на
которой был построен фарисейский закон.
Один из сравнительно умеренных критиков-иудаистов, Монтефиоре,
жалуется, что, говоря "любите врагов своих", Христос сделал исключение, не
сказав ни одного доброго слова о самих фарисеях. Об этом можно спорить.
Христос знал, что и Он, и любой другой, разоблачающий фарисеев, будут
убиты. Верно и то, что Он выделял фарисеев и книжников, как главных
виновников секты, извратившей Закон, заклеймив их не имеющими равных в
мировой литературе словами:
"Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство
Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете ...
вы обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного; и когда это случится,
делаете его сыном гиены, вдвое худшим вас ...вы даете десятину с мяса, аниса
и тмина, и оставили важнейшее в законе: суд, милость и веру... вы очищаете
внешность чаши и блюда, между тем как внутри они полны хищения и
неправды... Горе вам книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь
окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны
костей мертвых и всякой нечистоты... Строите гробницы пророкам и
украшаете памятники праведников и говорите, "если бы мы были во дни
отцов наших, ото не были бы сообщниками их в пролитой крови пророков";
таким образом вы сами против себя свидетельствуете, что вы сыновья тех,
которые избили пророков; дополняйте же веру отцов ваших. Змии,
порождение ехиднины!"
Если некоторые критики находят эти три последних слова чересчур
жесткими, то пусть они прочтут их в связи с предшествующими тремя
фразами, в которых видно предчувствие Христом своего близкого конца.
Готовый умереть обращается здесь к тем, кто собирается предать его смерти,
и здесь никакие слова не могут быть слишком суровыми. Но, ведь, даже и
смертельный упрек: "дополняйте меру отцов ваших", позже дополняется
словами: "Отче, прости им, ибо не знают, что делают".
Мы видим, как близится конец. "Первосвященники, книжники и
старейшины" (Синедрион) собираются под главенством Каиафы, чтобы
согласовать меры против того, кто оспаривает их авторитет и Закон. Иуда
Искариот, единственный иудей среди Его учеников-галилеян, "и с ним
множество народа с мечами и кольями от первосвященников, и книжников, и
старейшин народных", идет в Гефсиманский сад и предает Иисуса поцелуем
смерти.
Этот Иуда заслуживает нашего внимания. Он был дважды
канонизирован в двадцатом столетии: первый раз в большевистской России
(т.н. "живой церковью" - прим. перев.), а потом в Германии, после
поражения Гитлера. Смысл этих двух эпизодов ясен: та секта, что была в
начале нашей эры в Иерусалиме сильнее Рима, стоит сегодня и на Западе у
вершины власти. Согласно Евангелию от Матфея, Иуда впоследствии
повесился; предательство не принесло ему счастья, и он избрал вид смерти,
"проклятый Богом". Сионистские историки школы Кастейна питают к Иуде
явную симпатию. По мнению самого Кастейна, Иуда был добрым малым,
который разочаровался в Христе и "тайно порвал" с Ним: формулировка,
которую мы находим только в сионистской литературе.
Правившие Синедрионом фарисеи предали Христа тому, что мы
сегодня назвали бы "еврейским судом", хотя более подходящим современным
термином было бы "народный суд": Христос был предан доносчиком,
захвачен и арестован толпой, обвинен трибуналом, не имевшим законной
власти, и осужден на смерть после того, как лжесвидетели подтвердили
возведенную на него нарочитую ложь. "Старейшины", направлявшие тогда
ход событий, как в наше время это делают различные "советники", сумели
обвинить Христа в таких преступлениях, которые карались смертью не только
по их Закону, но и по законам римского правителя. По "закону Моисея"
Христос был повинен в богохульстве, объявив себя Мессией, а по законам
Рима Он совершал измену, называя Себя царем иудеев.
Римский правитель Пилат всячески пробовал, то одним, то другим
путем, уклониться от выполнения настойчивых требований "старейшин",
