дверь, но окованную железом она не возьмет.
- Я не думаю, что он находится на борту,- сказал Симсон.
- Я очень хотел бы бросить взгляд во внутрь.
- Нужно будет взломать замок.
- Я возьму на себя ответственность.
Он достал из лодки маленький якорь, которым мы после некоторых усилий
открыли дверь.
Внутри судна стоял запах плесени и сырости. Около двери висела
карманная лампа, которая действовала. Я взял ее и направил ее луч на
пространство передо мной. Я открыл дверь на кухню. Я приподнял матрацы
четырех коек. Я посмотрел в шкафах. Я пролез в складское помещение и
приподнимал каждый парус. Ничего. Благодарение Богу.
Я снова стал водить лучом фонарика передо мной. На этот раз я искал
предмет менее громоздки, чем труп, что-нибудь наводящее на след. Письмо,
записную книжку, пакет с написанным на нем адресом, где он может сейчас
находиться. Ничего. Карты, морские карты и обозначения. Я внимательно
осмотрел все, искал малейший знак или слово.
Судно сильно накренилось на бок, потом выпрямилось. Тяжелое тело
влезло на борт. Я ждал, держа Кобру в руке.
Массивная фигура возникла в проеме двери. Я на мгновение опешил, но то
был Симсон.
- Хронометр здесь?
Я поискал его немного, потом обнаружил, лежащим на койке, в деревянном
футляре.
- Он действует?
Я открыл его.
- Нет.
Я обнаружил докторскую сумку. Внутри не оказалось ампул с морфием.
Плоский футляр содержал набор скальпелей: каждый из них сидел в своем чехле
из фетра, точно сделанным по его форме.
Лучшая шведская сталь. И одного недоставало. Я закрыл футляр и сунул
его в карман. Симсон повесил на место замок и мы спустились в лодку.
Когда я взялся за весла, Симсон сказал:
- Этот хронометр.
- Да?
- Это такая вещь, которую совершенно машинально заводишь, совершенно
не думая об этом. Другими словами, он вероятно более недели уже не был на
своем корабле.
Неделю. Я всегда мог посетить квартиру доктора и поискать какие-нибудь
следы. Это могло дать превосходные результаты, если только этот врач не
слишком уж предусмотрителен, чтобы оставить улику, которая может его
подвести. Я обменялся с Симсоном рукопожатием и вернулся к Мазерати.
- Куда мы теперь направимся, господин и мой хозяин?
- Мы возвращаемся в Нью-Йорк. И очень медленно.
- Медленно? Что это такое означает слово медленно? И почему?
- Потому что я хочу немного подумать. А я не могу думать при скорости
езды больше, чем шестьдесят километров в час.
Г л а в а 20
Когда мы выехали из Гринвича, полицейская машина сделала нам знак
остановиться. Она толкнула Мазерати до ста десяти в час, но так проделала
это незаметно и постепенно, что я ничего не заметил.
- Надеюсь, что полицейский будет славным парнем,- сказала она.
- Посмотрим, как вы вылезете из этой истории.
Полиция дорог в Конектикуте славилась своей репутацией зверей.
- Вам стоит лишь показать свою бляху этому парню, дорогой.
- Об этом не может быть и речи.
- А почему?
- Я вам сказал, чтобы вы ехали медленно.
- Простите, мисс. Могу я посмотреть на вашу серую карточку и на
водительские права?
- Покажите ему свою бляху,- настаивала она.
- Нет.
- Но какое свинство вы делаете!
- Ну довольно,- перебил ее полицейский.- Подождите трогаться с места.
Пожалуйста, покажите мне ваши водительские права.
- Дайте ему ваши водительские права.
Она вытащила из джунглей хаоса своего крокодилового мешка права, а
серую карточку она вытащила из ящика для перчаток. Флик прошел к переду
машины, чтобы сверить номера.
- Почему вы не хотите показать свою бляху?
- Потому что я вам сказал, чтобы вы ехали медленно весь обратный путь
и вы согласились со мной. Теперь вы будете расплачиваться.
- Знаете, вы просто какой-то монстр в стиле морального урода.
- Нет.
- Почему? Скажите мне только, почему?
- Существует испанская пословица, которая...
- Я плюю на ваши пословицы!
- Это вам понравится. Она гласит:"Бери то, что хочешь, но плати, чтобы
иметь".
- Я не нуждаюсь в ваших поучениях, исчадие попугая.
Полицейский вернулся к нам и протянул мне серую карточку и
водительские права.
- У вас итак достаточно неприятностей, мистер Санчес,- сказал он мне
адресуя широкую улыбку. Я удовольствуюсь лишь предупреждением. Но не
позволяйте ей вести машину, если вы не можете ее контролировать.
- Ха-ха,- сказал я.
Он влез в свою машину и умчался.
- Вы разрешите мне вести машину? - вежливо спросил я.
- Ну разумеется! - ледяным тоном ответила она.
Я обошел кругом машину, в то время, как она подвинулась. Это была
превосходная в управлении машина. Мы оба молчали, а я пытался
проанализировать остолбенение, в котором я находился. Я чувствовал себя
очень плохо, произошел несчастный случай, а мне еще не удалось сунуть в
него палец. Потом, глядя на дорогу, я еще вспомнил слова полицейского.
- У вас и так много неприятностей, мистер Санчес.
Откуда он знает мое имя? Откуда, к дьяволу, он мог узнать мое имя? Я
повторил этот вопрос громким голосом. Она открыла ящик для перчаток,
достала оттуда серую карточку и сунула ее мне под нос. Я опустил глаза и
пробежал написанное.
Мазерати 1968 года. Номер мотора 191087. Приписана в штате Нью-Йорк
под номером РС 1677. Зарегистрирована за неким Пабло Санчесом. 142
Восточная 74 улица, Нью-Йорк.
Я резко затормозил. Пояс безопасности не позволил герцогине удариться
о стекло. Я расстегнул пояс и вышел из машины.
- Я подозревал, что вы ненормальная,- сказал я,- но теперь я в этом
уверен. Но что же у вас в голове, боже мой?
- Это подарок от меня. Что же в этом плохого?
- Что плохого? Что в этом плохого и она еще спрашивает об этом! Но,
боже мой, как можно быть такой глупой? Прежде всего, если не говорить о
вас, это означало бы, что отхватил где-то хороший куш денег, чтобы смочь ее
купить!
- Вы можете сказать, что выиграли ее в игру.
- Я не играю и все это знают. И никто бы в это не поверил, если бы я
играл на скачках.
- Ну так что ж, я подарила ее вам.
- У вас должно быть очень толстый череп. Это означало бы, что я
жигало. И даже, если ваш муж никогда и не увидит главного комиссара, все
равно я пропал. И я точно сказал, пропал. И так как ваш муж хороший
приятель главного комиссара, мне остается только перестать дышать. Сделайте
мне удовольствие, возьмите машину и поставьте на ней другое имя.
Отправляйтесь провести сезон на Ямайке. Попросту говоря, уходите прочь.
- Не может быть никакого разговора об Ямайке. Сейчас хороший сезон в
Сарекеше.
- Отлично. Отправляйтесь туда!
Она открыла дверцу.
- Влезайте, дорогой мой! - проговорила она нежным голосом.
- Отправляйтесь на восток! - возразил я хлопнув дверцей.
Она с гримасой немного нагнулась вперед. Ее губы были чудесного
розового цвета. Ее большой вырез позволял видеть ее грудь.
- Отвезите меня в свою постель и получите ее, эту машину,- сказала она.
- Не превышайте установленных восьмидесяти.
- Поцелуйте меня только один раз.
- Вы просто динамит, моя красотка.
Она приветствовала меня небрежным жестом и ознаменовала свой отъезд
целой тучей пыли и скрежетом покрышек. Это то, что помешанные за рулем
называют "сжигать резину". Когда она исчезла из моих глаз, она ехала со
скоростью восемьдесят километров в час. Я попросил у бога содействия, чтобы
она вернулась домой одним целым куском и стал передвигать ноги. Через
несколько минут около меня остановилась машина. Это был тот же полицейский.
- Вы собираетесь сделать "стоп", старина?
- Да.
- А, это вы, мистер Санчес. Семейная ссора?
- Да, если хотите.
- Я очень сожалею, но "стоп" запрещен на Маррит.
- Исполняйте свои обязанности, мистер агент. Какая здесь ближайшая
дорога?
- Шесть километров. Но здесь запрещено ходить пешком.
- Я могу ползти на четвереньках.
Он улыбнулся и открыл дверцу.
- Влезайте,- сказал он. У вас и так достаточно неприятностей без
этого. Я довезу вас до ближайшей дороги.
Когда мы доехали до места, он посоветовал мне идти километров пять по
направлению к югу. Там я смогу сесть на поезд из Нью-Хавена на Главную
Центральную.
Прогулка была приятной. Я вытаскивал песчинки из своих башмаков,
выпотел добрый литр воды, вынужден был ударами ноги отогнать большого пса,
который не хотел позволить мне пройти мимо какой-то лавки и был вынужден
лишь один раз показать свое удостоверение флику.
Но у меня была возможность дышать свежим воздухом и запахом
свеже срезанной травы. Травы. Этим Соединенные Штаты были покрыты раньше на
больших пространствах. Это было отлично, так проветрить свои легкие. И я
дышал этим воздухом до самой границы штата Нью-Йорк.
Г л а в а 21
Два часа спустя я был уже у себя дома. Я принял душ, побрился и
переменил свою одежду. Я снял свою повязку. Рана немного затянулась, но
точки швов выделялись черными пятнышками, было очень неприятно смотреть на
руку. Я наложил чистую повязку, потом спустился вниз, съел бифштекс, потом
отправился в гараж. Они как раз закончили с Олдсом.
Я, действительно, не знал, что мне делать. Я медленно направился по
Медисое Авеню, по дороге я смотрел на цены, выставленные в магазинах и на
женщин, готовых тоже быть проданными. Я вошел в какой-то бар, заказал
стакан вина, поднес к губам и резко поставил на стол, не дотронувшись до
него. Я открыл справочник Манхеттена.
Знаменитый доктор жил на 50 улице, около первой Авеню. Я оплатил и
вышел, оставив стакан нетронутым на столе.
Я остановился перед зданием и закурил сигарету. Это было небольшое, но
элегантное здание. Семь этажей, по одной квартире в каждом. Фасад из
розового мрамора и много стекла: фонтан при входе в виде лягушки, которая
выпускает воду. Перед домом ни деревьев, ни кустарников. Просто гравий и
много больших камней расположенных вокруг. Как раз то, что необходимо
усталому человеку, после тяжелого рабочего дня, для отдыха глаз.
Швейцар в белых перчатках перед входом. Над батареей кнопок, экран
телевизора. Другой тип внутри, для обслуживания подъемника. Также в белых
перчатках. Все кругом било в нос большим фриком.
Я вздохнул и бросил свою сигарету. Когда я приблизился, швейцар окинул
меня взглядом с ног до головы. Его взгляд задержался на моих ботинках. Они
еще были покрыты пылью после моего шатания по деревне. Я остановился и стал
ждать, что он выдаст какое-нибудь интересное замечание или скажет "добрый
день", или сообщит мне адрес, где я смогу купить себе более элегантные, чем
я ношу, рубашки или еще чего-нибудь.
- Добрый вечер,- сказал я.
- Что такое это?
Еще один грубый гражданин.
