Равик посмотрел на нее.
- . Жоан...
- Нет! Это все неправда! Все ложь! Ложь!
- Жоан, - осторожно произнес Равик. - Вернись к своему столику.
В ее глазах стояли слезы.
- Вернись к своему столику.
- Ты во всем виноват! - вырвалось у нее. - Ты! Ты один!
Она резко повернулась и пошла. Равик слегка отодвинул столик и сел. Его
взгляд упал на рюмку кальвадоса, он потянулся за ней, но не взял. Во время
разговора с Жоан он оставался совершенно спокойным. Теперь его охватило
волнение. Странно, подумал он. Грудные мускулы дрожат под кожей. Почему
именно грудные? Он поднял рюмку и стал разглядывать свою руку. Рука не
дрожала. Не глядя на Жоан, он отпил глоток.
- Пачку сигарет, - бросил он проходившему кельнеру. - "Капорал".
Он закурил, допил рюмку и снова почувствовал на себе взгляд Жоан. Чего
она ждет? - подумал он. - Что я напьюсь с горя у нее на глазах? Он подозвал
кельнера и расплатился. Когда он встал, Жоан начала что-то оживленно
говорить одному из своих спутников. Она не подняла глаз, когда он прошел
мимо ее столика. Лицо ее было жестким, холодным и ничего не выражало. Она
напряженно улыбалась.
Равик бродил по улицам и неожиданно для самого себя снова оказался
перед "Шехерезадой". Морозов встретил его улыбкой.
- Хорошо держишься, солдат! Я уж думал, ты совсем погиб. А ты вот
вернулся. Люблю, когда мои пророчества сбываются.
- Не торопись радоваться, Борис.
- И ты не торопись. Она уже ушла.
- Знаю. Я встретил ее.
- Неужели?
- Да, в "Клош д'Ор".
- Ну и ну... - изумился Морозов. - У судьбы-злодейки всегда сюрпризы
про запас. Удивит так удивит!
- Когда ты освободишься, Борис?
- Через несколько минут. Все уже разошлись. Вот только переоденусь. А
ты пока что зайди в зал, выпьешь водки за счет заведения.
- Нет. Я подожду здесь.
Морозов испытующе посмотрел на него.
- Как ты себя чувствуешь?
- Скверно.
- Разве ты ждал другого?
- Всегда ждешь чего-то другого. Пойди переоденься.
Равик прислонился к стене. Рядом с ним старая цветочница складывала в
корзину нераспроданные цветы. Хотя это и было глупо, но Равику захотелось,
чтобы она предложила ему букет. Неужели по его лицу видно, что цветы ему
сейчас ни к чему? Он посмотрел вдоль улицы. Кое-где в окнах еще горел свет.
Медленно проезжали такси... Чего он ждал? Он все предвидел заранее. Он не
ждал лишь того, что Жоан опередит его. А почему бы и нет? Всегда прав тот,
кто наносит удар первым!
Из "Шехерезады" вышли кельнеры. Ночью они были кавказцами в длинных
красных черкесках и высоких мягких сапогах. На рассвете это были про- сто
усталые люди. Они шли домой в своем обычном платье, которое выглядело на них
очень странно после ночного маскарада. Морозов вышел последним.
- Куда пойдем? - спросил он.
- Сегодня я уже везде побывал.
- Тогда пойдем в отель, сыграем в шахматы.
- Что ты сказал?
- Сыграем в шахматы. Есть такая игра с деревянными фигурками. Она и
отвлекает и заставляет сосредоточиться.
- Хорошо, - сказал Равик. - Давай сыграем.
Он проснулся и сразу же почувствовал, что Жоан находится в комнате.
Было еще темно, и он не мог ее видеть, но знал, что она здесь. Комната стала
иной. Окно стало иным, воздух стал иным, и он стал иным.
- Перестань дурачиться! - сказал он. - Включи свет и подойди ко мне.
Она не пошевелилась. Он даже не слышал ее дыхания.
- Жоан, - сказал он. - Не будем играть в прятки.
- Не стоит, - тихо ответила она.
- Тогда иди ко мне.
- Ты знал, что я приду.
- Не мог я этого знать.
- Дверь не была заперта.
- Она почти никогда не бывает заперта.
Она с минуту помолчала.
- Я думала, ты еще не вернулся, - сказала она наконец. - Я только
хотела... Думала, ты сидишь где-нибудь и пьешь.
- Я тоже думал, что так будет. Но вместо этого я играл в шахматы.
- Что ты делал?
- Играл в шахматы. С Морозовым. Внизу, в комнате, похожей на аквариум
без воды.
- Шахматы! - она отошла от двери. - Шахматы! Как же так?.. Разве можно
играть в шахматы, когда?..
- Я бы и сам не поверил, но, оказывается, можно. И совсем не плохо
получается. Мне даже удалось выиграть одну партию.
- Ты самый холодный, самый бессердечный...
- Жоан, не устраивай глупых сцен. Я люблю театр, но сейчас мне не до
него.
- Я и не думаю устраивать тебе сцен. Я безумно несчастна.
- Хорошо. Не будем говорить об этом. Сцены уместны, когда люди не очень
несчастны. Я был знаком с одним человеком, который сразу после смерти своей
жены заперся у себя в комнате и просидел там до самых похорон, решая
шахматные задачи. Его сочли бессердечным, но я знаю, что свою жену он любил
больше всего на свете. Просто он ничего лучшего не мог придумать. День и
ночь решал шахматные задачи, чтобы хоть как-то забыться.
Жоан стояла теперь посредине комнаты.
- Значит, поэтому ты и играл в шахматы, Равик?
- Нет. Я же рассказал тебе о другом человеке. А я спал, когда ты
пришла.
- Да, ты спал! Ты еще можешь спать!
Равик привстал на постели.
- Я знал и другого человека. Потеряв жену, он лег спать и проспал двое
суток. Его теща была вне себя. Она не понимала, что можно делать самые,
казалось бы, неуместные, противоестественные вещи и быть при этом совершенно
безутешным. Просто удивительно, до чего нелеп этикет горя. Застань ты меня
мертвецки пьяным - и приличия были бы соблюдены. А я играл в шахматы и потом
лег спать. И это вовсе не говорит о том, что я черств или бессердечен. Что
же тут непонятного?
Внезапно раздался грохот и звон: Жоан схватила вазу и швырнула ее на
пол.
- Спасибо, - сказал Равик. - Я терпеть не мог этой штуки. Смотри не
поранься осколками. Она расшвыряла осколки ногой.
- Равик, - сказала она. - Зачем ты говоришь мне все это?
- Действительно, - ответил он. - Зачем? Вероятно, подбадриваю самого
себя. Тебе не кажется?
Она порывисто повернулась к нему.
- Похоже, что так. Но у тебя никак не поймешь, когда ты серьезен, а
когда шутишь.
Осторожно пройдя по усеянному осколками полу, Жоан села на кровать.
Теперь, при свете занимающегося утра, он мог отчетливо разглядеть ее лицо. И
удивительное дело: оно нисколько не казалось усталым, напротив, оно было
молодым, ясным и сосредоточенным. На ней был новый плащ и уже не то платье,
в каком он видел ее в "Клош Д'Ор".
- Я думала, ты никогда больше не вернешься, Равик, - сказала она.
- Мне пришлось пробыть в Швейцарии дольше, чем я рассчитывал. Я не мог
приехать раньше.
- Почему ты ни разу не написал?
- А что бы от этого изменилось?
Она отвела взгляд в сторону.
- Все-таки было бы лучше.
- Лучше всего было бы вообще не возвращаться. Однако я не могу жить ни
в какой другой стране, кроме Франции, ни в каком другом городе, кроме
Парижа. Швейцария слишком мала, в других странах - фашисты.
- Но ведь здесь... полиция.
- У полиции сейчас так же много или, если угодно, так же мало шансов
схватить меня, как и прежде. В последний раз мне просто не повезло. Не будем
больше говорить об этом.
Он взял сигареты со стола около кровати. Это был удобный, средних
размеров стол, с книгами, сигаретами и всякой мелочью. Равик не выносил
ночных столиков с резными ножками и столешни- цами из поддельного мрамора,
какие встречаются почти в каждом отеле.
- Дай и мне сигарету, - попросила Жоан.
- Ты не хочешь выпить?
- Хочу. Не вставай. Принесу сама.
Она нашла бутылку и налила две рюмки - ему и себе. Когда она пила, плащ
соскользнул с ее плеч, и в свете редеющих утренних сумерек Равик увидел, что
на ней то самое платье, которое он подарил ей перед поездкой в Антиб. Зачем
она его надела, это единственное платье, которое он ей купил? Единственное?
Он никогда над этим не задумывался. И сейчас он тоже не хотел думать об
этом.
- Когда я увидела тебя, Равик... так неожиданно... - сказала она, - я
ни о чем другом не могла думать. Просто не могла. А когда ты ушел -
испугалась, что никогда больше не увижу тебя. Сначала ждала - а вдруг ты
вернешься в "Клош д'Ор". Мне казалось, ты вернешься. Почему ты не вернулся?
- А к чему было возвращаться?
- Я пошла бы с тобой.
Он знал, что она сказала неправду, но не хотел думать об этом. Он
вообще не хотел теперь ни о чем думать. Раньше он бы не поверил, что ее
приход успокоит его. Он не понимал, зачем она пришла и чего хотела. Но
неожиданно он почувствовал какое-то странное, глубокое успокоение. Она была
здесь, и этого было достаточно. Что же это такое? - подумал он. - Неужели я
снова теряю самообладание, снова погружаюсь во мрак и попадаю под власть
воображения? Опять в висках стучит кровь, опять на меня надвигается
опасность?
- Мне казалось, ты хочешь уйти от меня, - сказала Жоан. - Да ты и
хотел! Скажи правду. Равик молчал.
Она смотрела на него, ожидая ответа.
- Я это знала! Знала! - повторяла она с глубокой убежденностью.
- Дай мне еще рюмку кальвадоса.
- А это кальвадос?
- Да. Разве ты не заметила?
- Нет.
Наливая рюмки, она положила руку ему на грудь, и он вдруг почувствовал,
что ему нечем дышать. Она взяла свою рюмку и выпила ее.
- Да, это действительно кальвадос.
Она снова взглянула на него.
- Хорошо, что я пришла. Знала, что это будет хорошо.
Стало еще светлее. Послышался тихий скрип ставен. Поднялся утренний
ветерок.
- Ведь правда хорошо, что я пришла? - спросил она.
- Не знаю, Жоан.
Она склонилась над ним.
- Нет, знаешь. Должен знать.
Он видел над собой лицо Жоан, ее волосы касались его плеч. Знакомая
картина, подумал Равик, бесконечно чужая и близкая, всегда одна и та же и
всегда новая. Он видел, что кожа у нее на лбу шелушится, видел, что она
небрежно накрасилась - к верхней губе прилипли кусочки помады. Он смотрел на
ее лицо, заслонившее весь мир, вглядывался в него и понимал, что только
фантазия влюбленного может найти в нем так много таинственного. Он знал -
есть более прекрасные лица, более умные и чистые, но он знал также, что нет
на земле другого лица, которое обладало бы над ним такой властью. И разве не
он сам наделил его этой властью?
- Да, - сказал он. - Это хорошо. В любом случае хорошо.
- Я не пережила бы этого, Равик...
- Чего бы ты не пережила?
- Если бы ты ушел от меня. Ушел навсегда.
- Но ведь ты уже решила, что я никогда не вернусь. Ты сама сказала...
- Это разные вещи. Живи ты в другой стране, мне казалось бы, что мы
просто ненадолго расстались. Я могла бы приехать к тебе. Я знала бы, что
всегда смогу приехать. А так, в одном городе... Неужели ты не понимаешь
меня?
- Понимаю.
Она выпрямилась и откинула назад волосы.
- Ты не смеешь оставлять меня одну. Ты отвечаешь за меня.
- Разве ты одна?
- Ты отвечаешь за меня, - повторила она и улыбнулась.
Какую-то долю секунды ему казалось, что он ненавидит ее, ненавидит за
эту улыбку, за ее тон.
- Не болтай глупостей, Жоан.
- Нет, ты отвечаешь за меня. С нашей первой встречи. Без тебя...
- Хорошо. Видимо, я отвечаю и за оккупацию Чехословакии... А теперь
хватит. Уже рассвело. тебе скоро идти.
- Что ты сказал? - Она широко раскрыла глаза. - Ты не хочешь, чтобы я
осталась?
- Не хочу.
- Ах вот как... - произнесла она тихим, неожиданно злым голосом. - Так
вот оно что! Ты больше не любишь меня!
- Бог мой, - сказал Равик. - Этого еще не хватало. С какими идиотами ты
провела последние месяцы?
