Эд вернулся к своему стулу и сел.
Высокий седой профессор заговорил в своей лекторской манере:
- Ораторы на ящиках из-под мыла, - сказал он.
- Кто такие, черт возьми, ораторы на ящиках из-под мыла? - спросил
Эд.
- Может быть, вы их уже не застали. Они уже уходили в прошлое в те
времена, когда радио распространилось повсеместно и разнообразные передачи
стали постоянным источником развлечений для масс. В 1930-е годы все еще
были остатки ораторов на ящиках из-под мыла, но очень немного, если не
считать исключений в Бостон Коммон и лондонском Гайд Парке. В середине
столетия они исчезли окончательно. Это люди, выступающие на открытом
воздухе, которые обращаются к своей аудитории с импровизированных трибун.
В старые времена, когда по улицам в погожий весенний или летний вечер
прогуливались толпы народа, эти ораторы могли заполучить аудиторию и
удержать ее внимание.
- Ну и о чем они говорят? - нахмурился Эд.
- Ни о чем и обо всем. Некоторые были религиозными маньяками.
Некоторые хотели что-нибудь продать, например, патентованные лекарства.
Другие были радикалами, социалистами, коммунистами, профсоюзными деятелями
и так далее в том же духе. Это был их шанс донести до широкой публики то,
что они хотели сказать, неважно, что это было.
- Ну так что? - спросил Эд. - Пусть говорят. Это даст людям какое-то
занятие, особенно если вы при этом снова запустите цирки, карнавалы и
варьете.
- Не рассчитывайте чересчур на живые развлечения, мистер Уандер, -
сказал профессор Брейсгейл. - Живое представление может посетить весьма
ограниченное количество зрителей. Варьете теряет смысл, если вы сидите
слишком далеко от сцены, равно как театр и цирк. Может быть, именно из-за
этого потерпел крах Рим. Им приходилось строить все новые арены, чтобы
туда вместилось все их население. Они просто не в состоянии были
поддерживать столько шоу одновременно.
- Что все-таки плохого в этих ораторах на ящиках из-под мыла?
- Мистер Уандер, - сказал профессор Брейсгейл, - с появлением кино,
радио и, наконец, телевидения, которое их перекрыло, голоса недовольных
перестали быть слышны. Партии меньшинств и прочие несогласные не могли
использовать эти средства массовой информации, потому что у них не было
необходимых значительных денежных средств. Они были отброшены назад к
распространению листовок, брошюр и небольших журналов или еженедельных
газеток. И, разумеется, нам известно, как мало людей на самом деле читает
что-либо, на чем нужно сосредотачиваться и размышлять. Даже те из нас, кто
вообще читает, ежедневно сталкиваются с таким количеством материала, что
мы относимся к нему весьма избирательно. Из чистой самозащиты мы должны
посмотреть на заглавие или аннотацию, чтобы сориентироваться, о чем пойдет
речь, и быстро решить. Очень немногие в группах, представляющих
меньшинство, имеют талант или ресурсы представлять свои материалы
завлекательным образом, как это делают более богатые издатели. Это привело
к тому, что голос недовольных нашим процветающим обществом не достигал
слуха масс.
До Эда Уандера начало доходить.
Хопкинс завершил рассказ:
- Но теперь каждый вечер сотни тысяч воинствующих ораторов-любителей
стоят на углах улиц, собирают людей, которым больше нечего делать, кроме
как слушать, людей, которые изнывают от желания найти хоть какое-то
занятие.
- Вы хотите сказать, что эти, мм, ораторы на ящиках из-под мыла
организованы? Что у них идея...
Хопкинс поднял вверх худую руку.
- Нет. Пока нет. Но это всего лишь вопрос времени. Рано или поздно
один из них выскажет мысль, которая понравится толпе. Он привлечет
последователей, ему начнут подражать другие уличные ораторы. В том
состоянии, в котором сейчас находится страна, почти любая по-настоящему
популярная идея способна распространиться как лесной пожар. Новая религия,
например. Или, еще вероятнее, новая политическая теория, безразлично -
крайне правая или крайне левая.
- А! - сказал Эд. Теперь он окончательно понял, в каком направлении
работают мысли политика Дуайта Хопкинса. У администрации определенно земля
под ногами горит. Действия Таббера могут угрожать политическому климату. И
все же Эд до сих пор не видел своей роли в этом деле.
Его не замедлили просветить.
Хопкинс сказал:
- Мистер Уандер, время играет против нас. Мы должны действовать.
Необходимо войти в контакт с Иезекилем Джошуа Таббером.
- По-моему, хорошая идея. Давайте, связывайтесь с ним. Может, вам
удастся воззвать к его патриотизму или чему-нибудь такому. Нет, я ошибся,
патриотизм не пойдет. Он считает, что страной правит банда идиотов. Он
противник процветающего государства.
- Крошка Эд, - вкрадчиво произнес Хопкинс. - Боюсь, что человеком,
который встретится с Таббером, будете вы. Я не вижу никого кроме вас, кому
бы мы могли доверить столь важное поручение.
- Нет, нет, нет! Послушайте, почему бы вам не послать к нему
несколько ребят из ФБР? Или из ЦРУ. Они ПРИУЧЕНЫ иметь дело с
неприятностями. А я этого терпеть не могу.
Хопкинс прибег к самым мощным средствам убеждения:
- Если Таббер - причина всех нынешних неприятностей, отправка за ним
полицейских любого рода может обернуться катастрофой. Если же нет, то это
только выставит нас дураками. Нет, единственный кандидат - вы. Он вас
знает, а его дочь явно вам симпатизирует.
- Но я же вам нужен, чтобы руководить отделом, проектом "Таббер", - в
отчаянии сказал Эд.
- Мистер Де Кемп справится с этим до вашего возвращения.
- Меня можно пустить в расход, да? - горько сказал Эд.
- Если вы хотите сформулировать это именно таким образом, то да, -
ответил Хопкинс.
- Ну так вам придется найти другого козла отпущения. Я и на несколько
миль боюсь подойти к этому старому психу, - решительно произнес Эд Уандер.
Они дали ему очень подробную карту окрестностей Кэтскилла, где
располагался Элизиум. Это было не очень далеко от водохранилища Ашока,
равно как и от бывшей колонии художников Вудсток.
Эд проехал через этот город, далее к Бирсвиллу и затем к деревушке
под названием Шеди. От нее грязная проселочная дорога длиной в несколько
миль вела к общине Элизиум. По дороге Эду встретилось несколько дорожных
знаков. Эд Уандер никогда еще не вел свой маленький Фольксховер над
грязным проселком. Однако, не считая того, что за ним стелился плотный
шлейф пыли, никаких иных отличий не было.
Он миновал небольшой коттедж, расположенный в стороне от дороги.
Возможно, "хижина" будет более правильным словом. Вокруг нее был обширный
сад, в котором росли и цветы, и овощи. Эд Уандер проехал дальше, миновал
еще одно строение, похожее на первое, но не в точности. Эд машинально
отметил, что проезжает дачный поселок, в каких люди скрываются от
цивилизации, возвращаясь к природе в теплые месяцы. Эда эта идея не
особенно привлекала, хотя, если вдуматься, в ней наличествовали и неплохие
стороны...
И тут, когда слева появился еще один такой же коттедж, до него дошло.
Это был Элизиум.
От проселка расходились в разные стороны тропинки, ведущие, надо
полагать, к другим обиталищам.
Эд скорчил гримасу. Неужто люди живут здесь круглый год? Забились в
эту глушь и не видят никакой... эх, черт, никакой цивилизации?
Он заметил, что на домах нет ни теле-, ни радиоантенн. Кстати
сказать, и никаких телефонных кабелей. Он испытал настоящее потрясение,
когда сообразил, что в таком случае здесь не может быть общественного
распределительного центра. Эти люди на самом деле должны сами готовить
себе пищу.
Он опустил Фольксховер на землю, чтобы рассмотреть другие
подробности. Теперь он видел три коттеджа. И ни одного ховеркара
поблизости, если не считать его собственного.
- Рехнуться можно, - пробормотал он.
Несколько ребят играли среди деревьев в роще неподалеку от дороги.
Они скакали по веткам, как обезьянье племя. Первой мыслью Эда было: почему
родители позволяют им подвергаться такой явной опасности? Говорите что
угодно против телевизора, но он, по крайней мере, отвлек детей от улицы и
опасных игр. Если ребенку позволить носиться вокруг, как позволено этим,
он может попасть в опасные ситуации. Затем Эду пришло в голову кое-что
другое. Возможно, детей следует подвергать некоторой степени риска в игре.
Не исключено, что сломанная рука во время процесса взросления входит в
обучение и дает ценный опыт.
Эд собрался подойти к ребятам и спросить у них, куда ему ехать, но
тут он заметил в отдалении знакомую ему особу. Он нажал рычаг подъема и
направил к ней машину на небольшой скорости. Это была одна из
последовательниц Таббера. Одна из тех женщин, которые стояли на входе в
палатку в Кингсбурге, в первый вечер, когда Эд и Элен рассердили Иезекиля
Джошуа Таббера.
Эд приблизился к ней и произнес:
- Ээ... возлюбленная душа...
Женщина остановилась и нахмурилась, явно удивленная при виде
ховеркара на улицах - если, конечно, их можно было назвать улицами -
Элизиума. Она явно не узнала Эда и неуверенно сказала:
- Добрый день, возлюбленная душа. Могу ли я чем-нибудь помочь?
Эд выбрался из машины и сказал:
- Вы, наверное, меня не помните. Я был на паре митингов, слушал...
мм... Говорящего Слово. - Ему следовало обдумать это все заранее. Но факт
тот, что он понятия не имел, что здесь увидит, и теперь говорил наобум.
- Я подумал: поеду и посмотрю на Элизиум, - сказал он.
Ее лицо прояснилось.
- Ты пилигрим?
- Ну, наверное, не совсем. Я просто хочу узнать побольше обо всем
этом.
Эд оставил машину там, где она стояла, и увязался за женщиной.
Проблемы парковки в Элизиуме не существовало.
- Я вас ни от чего не отвлекаю?
- О нет, - она продолжала свой путь. - Я только несу некоторые свои
вещи издателю.
- Издателю?
- Вот в этот дом. Это наше издательство.
Эд Уандер глянул на дом, к которому они приближались. Он несколько
отличался от коттеджей.
- Вы хотите сказать, что вы здесь издаете...
- Почти все.
Она выглядела не такой суровой, какой он ее запомнил по палаточному
митингу в Кингсбурге. Если вдуматься, решил Эд, он просто ожидал, что
слушатели палаточного митинга будут выглядеть суровыми. Фанатичные
сектанты, с пеной у рта обличающие танцы, выпивку, игру в карты и тому
подобные грехи.
Когда они уже подходили к двери, Эд спросил:
- Вы имеете в виду книги?
Представление Эда о книгоиздании включало акры, занятые печатными
станками Руби Голдберг, полностью автоматизированными, с огромными
рулонами бумаги, разворачивающимися с фантастической быстротой, с одного
конца и законченными томами, которые выплывают с другого конца,
заворачиваются и укладываются в коробки, опять-таки автоматически. Все на
скорости тысяч единиц в час, если не в минуту. А этот дом весь имел
размеры тридцать на сорок футов, никак не больше.
Эд последовал за женщиной внутрь дома.
- Книги, брошюры, даже небольшая еженедельная газета, которую мы
рассылаем пилигримам по всей стране, которые еще не готовы присоединиться
к нам здесь в Элизиуме. - Она приветствовала одного из двух мужчин,
которые оказались внутри. - Келли, я наконец принесла два последних
стихотворения.
Келли стоял перед приспособлением, в котором Эд распознал примитивную
разновидность печатного станка. Левой ногой он качал педаль, чем-то
напоминающую ножной привод старой швейной машины. Одновременно правой
