слуги, но, явно учитывая свой собственный опыт, он не учил Харади читать, и
обещал предать медленной мучительной смерти каждого, кто скажет мальчугану
хоть слово об Исламе.
Так прошло три года. И вот однажды ночью Мпепва, как обычно, послал за
Харади. Но мальчика нигде не смогли найти. Работорговец разбудил всех своих
воинов и приказал им отыскать своего слугу. Незадолго до этого в
окрестностях лагеря видели леопарда, и Мтепва подозревал самое худшее.
Часом позже Харади нашли, но вовсе не в челюстях леопарда, а в объятиях
юной рабыни, девушки из племени занаке. Мтепва был вне себя от ярости, и по
его приказу девочке оторвали руки и ноги.
Харади не высказал ни слова протеста, и не попытался защитить свою
подругу, что, впрочем, не принесло бы ему ничего хорошего. Однако на
следующее утро мальчик исчез, и хотя Мтепва со своими воинами потратил почти
месяц на поиски, ни единого следа Харади обнаружить не удалось.
К концу этого месяца от злости и огорчения Мтепва впал в настоящее
безумие. Решив, что теперь его жизнь лишена смысла, работорговец отправился
к прайду львов, неподалеку утолявшему свой голод над трупом антилопы и,
подойдя прямо к ним, стал громко ругать их последними словами и бить
животных голыми руками. Львы, рыча, попятились от него и вскоре исчезли в
густом кустарнике.
На следующий день Мтепва взял большую палку и стал бить ею слоненка.
Несомненно, это должно было вызвать яростную атаку матери- слонихи, однако
та, остановившись всего в нескольких футах от него, в ужасе затрубила и
бросилась прочь, а слоненок со всей возможной скоростью поспешил за ней.
В этот момент Мтепва подумал, что он не сможет умереть, что каким-то
образом расчленение бедной девочки занаке сделало его бессмертным. А так как
оба случая со зверями произошли на глазах его суеверных спутников, те
поверили в это моментально.
Теперь, когда он стал бессмертным, Мтепва решил, что настало время
перестать приспосабливаться к действиям европейцев, которые вторглись на его
землю и продолжать отдавать приказы о его, Мтепвы, аресте. Он отправил гонца
к кенийской границе и вызвал британцев встретиться с ним в бою. Когда настал
указанный день, а британцы так и не появились, работорговец по секрету
сообщил своим воинам, будто слух о его бессмертии дошел до европейцев, и
теперь ни один белый человек не пожелает выступить против него. То, что он
находился на германской территории, куда англичане просто не имели права
войти, как-то не пришло ему в голову.
Мтепва отправился со своими воинами вглубь материка и, не скрываясь,
стал искать рабов. Вскоре он обнаружил несколько селений на территории
Конго. Мтепва разграбил деревни, захватил там мужчин, женщин и всю слоновую
кость. Наконец, имея около шестисот пленников и вполовину столько же клыков,
он повернул на восток и начал долгий путь к берегу.
Англичане в это время ждали его на границе с Угандой. У них было так
много вооруженных людей, что Мтепве пришлось повернуть на юг - не из страха
за собственную жизнь, а потому, что он не мог позволить себе потерять рабов
и слоновую кость; к тому же работорговец знал, что его воины не обладают, в
отличие от него самого, неуязвимостью.
Мтепва повел свою армию к озеру Танганьика, затем повернул на восток.
Ему потребовалось две недели, чтобы добраться до западного прохода в
Серенгети, и еще десять дней, чтобы пресечь долину.
Однажды ночью он разбил лагерь на краю Олдувайского ущелья - в том
самом месте, где ему уже ничто не угрожало. Костры были разведены, антилопа
гну поймана и зажарена, и Мтепва уже расслабился после обильного ужина. И
тут его привлек раздавшийся среди людей шум. Из тени выступила странно
знакомая фигура. Это был Харади, уже пятнадцатилетний, почти такой же
высокий, как Мтепва. Работорговец удивленно уставился на своего бывшего
слугу, и внезапно весь гнев исчез с его лица.
- Я очень рад видеть тебя снова, Харади, - сказал он.
- Я слышал, что тебя невозможно убить, - потрясая копьем, ответил
юноша. - Я пришел узнать, правда ли это.
- Нам не нужно драться, тебе и мне, - сказал Мтепва. - Приходи ко мне в
палатку, и все будет так, как прежде.
- Когда я оторву от твоего тела конечности, _тогда_ у нас не останется
причин для драки, - ответил Харади. - Но даже после этого ты не станешь для
меня менее отвратительным, чем сейчас, или чем был тогда, много лет назад.
Мтепва вскочил с выражением ярости на лице.
- Пусть так! - крикнул он. - И когда ты поймешь, что мне нельзя
причинить вред, я сделаю с тобой то же, что и с той девчонкой занаке!
Харади ничего не ответил, а просто метнул свое копье в Мтепву. Оно
попало работорговцу в грудь и вышло на целых шесть дюймов с другой стороны
его тела - настолько сильным был бросок. Мтепва, не веря в случившееся,
уставился на Харади, издал короткий стон и упал на каменистый склон ущелья.
Харади оглянулся на воинов.
- Найдется ли среди вас тот, кто оспорит мое право занять место Мтепвы?
- самоуверенно спросил он.
Приняв его вызов, поднялся большой и сильный Маконде, и через тридцать
секунд Харади, как и его бывший хозяин, тоже был мертв.
x x x
Когда они добрались до Занзибара, англичане там уже ждали. Рабов
освободили, слоновую кость конфисковали, воинов арестовали и сделали
чернорабочими на строительстве железной дороги из Момбасы в Уганду. Двое из
них позднее были убиты и съедены львами в районе Тсаво.
К тому времени, когда подполковник Дж. Паттерсон отстреливал печально
знаменитых "людоедов Тсаво", железная дорога почти доходила до предместий
Найроби, а имя Мтепвы было настолько забыто, что впоследствии его можно было
встретить в одной-единственной книге по истории, да и там оно было написано
с ошибкой.
X X X
- Потрясающе! - воскликнул Оценщик. - Я знал, что они поработили
множество рас во всей Галактике, но чтобы порабощать _самих себя_! В это
почти невозможно поверить!
После совершенных усилий я отдохнул, а затем поведал всем историю
Мтепвы.
- Все идеи откуда-то берутся, - безмятежно сказал Беллидор. - Эта,
очевидно, родилась на Земле.
- Варварство! - проворчал Оценщик.
Беллидор повернулся ко мне.
- Человек никогда не пытался поработить _твою_ расу, Тот-Кто- Смотрит.
Интересно, почему?
- У нас не было ничего, что могло ему понадобиться.
- Ты помнишь Галактику в то время, когда в ней господствовал Человек? -
спросил Оценщик.
- Я могу вспомнить, какой была Галактика, когда прародители Человека
убили Бокату и Энкатаи, - честно ответил я.
- Ты имел когда-нибудь дело с Человеком?
- Нет. Человеку не было до нас дела.
- Но разве он не был настолько расточителен, что уничтожал все, что не
мог использовать?
- Нет, - сказал я. - Он брал все, что ему было нужно, и уничтожал все,
что ему угрожало. На остальное он просто не обращал внимания.
- Какое высокомерие!
- Всего лишь практичность, - сказал Беллидор.
- Геноцид в галактических масштабах ты называешь _практичным_? -
воскликнул Оценщик.
- Он был таким с точки зрения Человека, - ответил Беллидор. - При
подобном подходе он получал все, что хотел, при минимальном риске и почти
без усилий. Подумай: эта раса, рожденная всего в пятистах ярдах отсюда,
правила империей, состоявшей из более чем миллиона миров. Почти каждый
цивилизованный народ в Галактике говорит на терранском языке.
- Еще бы - под страхом смерти!
- Это верно, - согласился Беллидор. - Я и не называю Человека ангелом.
Но если он был дьяволом, то очень и очень умелым.
Для меня настало время впитать третий артефакт, который Историк и
Оценщик, похоже, определили как рукоятку ножа. Поскольку я уже начал
выполнять свою функцию, мне оставалось только слушать рассуждения остальных.
- Принимая во внимание кровожадность Человека и его умение действовать,
- сказал Оценщик, - я удивлен, что он прожил достаточно долго, чтобы
добраться до звезд.
- Это удивительно в любом случае, - согласился Беллидор. - Историк мне
сказал, что раса Человека не всегда была однородной, что на заре ее истории
существовало несколько разновидностей этого вида. Они отличались друг от
друга по цвету, вере, занимаемой территории. - Он вздохнул. - Тем не менее,
он должен был научиться жить в мире со своими товарищами. По крайней мере,
это говорит в его пользу.
Слова Беллидора еще звучали в моих ушах, когда я потянулся к артефакту
и начал его впитывать.
X X X
Мэри Лики надавила на сигнальный рожок лендровера. Находившийся в музее
ее муж повернулся к молодому офицеру в униформе.
- Я не могу придумать, какие инструкции вам можно дать, - сказал он. -
Музей еще не открыт для посетителей, и мы находимся в добрых трехстах
километрах от земель кикуйю.
- Я всего лишь выполняю приказы, доктор Лики, - ответил офицер.
- Ладно, думаю, осторожность не повредит, - признал Лики. - Найдется
немало кикуйю, которые жаждут моей смерти - даже несмотря на то, что я
выступил на суде в защиту Кениатты. - Он направился к двери. - Если
открытия, сделанные на озере Туркана, окажутся интересными, мы сможем
отправиться не позднее, чем через месяц. И в любом случае мы должны будем
вернуться за десять-двенадцать дней.
- Никаких проблем, сэр. Когда вы вернетесь, музей по-прежнему будет
находиться здесь.
- Я в этом и не сомневался, - сказал Лики, вышел из музея и
присоединился к своей жене в автомобиле.
Лейтенант Иан Чельмсвуд стоял в дверях и наблюдал за тем, как чета Лики
в сопровождении двух военных автомобилей двинулась по красноватой грязной
дороге. Почти сразу машины исчезли в облаке пыли. Лейтенант шагнул обратно в
здание и, спасаясь от пыли, закрыл дверь. Жара была просто невыносимой.
Чельмсвуд снял куртку и кобуру и аккуратно положил их на чехол одного из
маленьких дисплеев.
Это было странно. Все виденные им картинки о природе Африки - начиная
от старых фотографий немца Шиллинга и заканчивая кинофильмами американца
Джонсона - привели его к убеждению, что Восточная Африка - это чудесная
страна, полная зеленой травы и чистой, прозрачной воды. Никто нигде не
упоминал пыли, однако, когда он вернется домой, именно пыль будет его
единственным воспоминанием об этой земле.
Ну, не единственным, конечно. Еще лейтенант никогда не забудет то утро,
когда раздался сигнал тревоги. Это случилось в Наниуки. Чельмсвуд прибыл на
принадлежащую поселенцам ферму и обнаружил, что вся семья разрезана на
кусочки, скот искалечен - почти у всех отрезаны гениталии, у многих
отсутствуют уши и глаза. Но как ужасно это ни было, больше всего ему
врезался в память котенок, пронзенный кинжалом и приколотый к почтовому
ящику - этого зрелища ему не забыть никогда, до самой смерти. Такова была
"визитная карточка" войны Мау Мау, оставленная на всякий случай, просто
чтобы никто не подумал, будто весь этот ужас с людьми и животными учинил
какой-нибудь безумец.
Всей этой политики Чельмсвуд не понимал. Он не знал, кто был первым,
кто спровоцировал войну. Для него это не имело значения. Лейтенант был
простым солдатом, выполнявшим полученные приказы, и если согласно одному из
этих приказов он сможет вернуться в Наниуки и убить тех, кто учинил это
зверство, тем лучше.
Но в то же время эму приходилось выполнять то, что он называл
Идиотскими Обязанностями. Взрыв жестокости в Аруше оказался довольно
незначительным, он был скорее направлен на то, чтобы продемонстрировать
