кабинеты были намного ниже пещеры, столы глубоко похороненные в
скале, что никакое оружие не могло уничтожить лидеров Кодоминиума
внезапным ударом. Над ними были охраняющие их воины, а эта группа
шла сменить охрану.
Лермонтов включил звук, но услышал не больше, чем четкий
размеренный звук марширующих солдат. Они шли осторожно в низкой
гравитации, приспособив шаг к своему низкому весу; и они, думал он,
шагали бы столь же четко на планете с высокой гравитацией.
На них были ало-голубые мундиры, со сверкающими золотыми
пуговицами, значками из темных, богатых бронзой сплавов, найденных
на Кенникоте, береты, сделанные из какой-то рептилии, плавающей в
Танитских морях. Подобно кабинету Гранд Адмирала, Десантники
Кодоминиума демонстрировали влияние планет, находящихся во многих
световых годах от Земли.
- Запевай!
Приказ донесся через динамик так громко, что поразил Адмирала
и он убавил звук, когда солдаты начали петь.
Лермонтов улыбнулся про себя. Эта песня была официально
запрещена и она, конечно, неподходящим выбором для караула,
собирающегося занять посты перед палатами Гранд Сената. Она также
была очень близка к официальной маршевой песне Десантников. И это,
подумал Лермонтов, должно было-бы кое-что сказать любому
слушающему Сенатору. /Если Сенаторы когда-нибудь слушали
армейцев/.
Донеслись размеренные стихи, медленно, в такт со зловещим
скользящим шагом солдат:
Сердца разбив у наших женщин и ваши
задницы вдобавок,
Уходим снова мы в сраженье,
не разгромивши ваших лавок.
Мы развернем свои знамена, а после с
воплями лихими
Не зная страха и резона мы
в ад последуем за ними.
Дьявол с нами, хоть нам он не брат.
Его мы отлично знаем.
Срок свой отслужим, отправимся в ад,
И адский Сенат доконаем!
А там выпьем по разгонной и
вещмешки свои отложим.
И станем отдыхать законно все десять
лет на спинах лежа.
Но снова вскочим мы мгновенно, когда
сыграют нам тревогу.
Должны вы, скажут, непременно сквозь
ад построить нам дорогу!
Нам флот давно - страна родная,
Жена любимая - винтовка.
Кто от ней сына поимеет,
Тот, значит, парень очень ловкий.
Нам за победы платят джином,
А коль грешим, ругают что-то
Терпеть не можете ведь вы нас,
Коль мы не сбавим обороты.
Мы проиграем - ждет расстрел нас,
А победим - в три шеи гонят.
Но мы товарищей хороним.
И это духа в нас не сломит.
И нет людей таких на свете,
Что могут с нами потягаться,
Хоть мы ничто, насилья дети,
Однако ж мы умеем драться.
Стихи кончились с грохотом барабана и Лермонтов переключил
селектор на вращающуюся Землю.
- Наверно, - сказал он вслух, - наверное, есть надежда, но только
если у нас будет время. Могут ли политики выиграть достаточно
времени?
Глава ВТОРАЯ.
Достопочтенный Джон Роджерс Грант положил ладонь на
мигающий огонек на консоли письменного стола и тот исчез, отключив
телефон безопасности с Лунной Базой. Его лицо сохраняло выражение
удовольствия и отвращения, как всегда, когда он кончал разговор с
братом.
- Не думаю, что я когда-нибудь выиграю спор с Мартином, -
думал он. - Может быть это потому, что он знает меня лучше, чем я сам.
Грант повернулся к телевизору, где оратор был в полной
готовности. Речь началась спокойно, как начинались все речи Гармона.
Полная резонирующих тонов и призывов к разуму. Спокойный голос
просил внимания, но теперь он стал громче и требовал его. Фон позади
него тоже изменился, так что Гармон стоял теперь под звездами и
полосами, покрывающими полушарие, с огромным американским орлом
над Капитолием. Гармон доводил себе до одного из своих знаменитых
приступов бешенства, и его лицо искажалось от обилия эмоций.
- Честь? Это слова, значения которых Липскомб теперь не
понимает! Чем бы он ни мог быть - а, друзья мои, мы все знаем, сколь
велик он некогда был, - он больше не один из нас! Его камарилья,
темные людишки, нашептывающие ему, разложила даже такого
великого человека, как президент Липскомб! А наша нация истекает
кровью из тысяч ран! Народ Америки, услышь меня! Она истекает
кровью из незаживающих ран в лице этих людей и их Кодоминиума!
Они говорят, что если мы покинем Кодоминиум, это будет
означать войну. Я молю бога, чтобы этого не случилось, но если это
случится, то зачем эти тяжелые времена. Многие из нас будут убиты, но
мы умрем как мужчины! Сегодня наши друзья и союзники, народы
Венгрии, Румынии, чехи, словаки, поляки - все они стонут под гнетом
своих коммунистических хозяев. Кто держит их там? Мы! Наш
Кодоминиум! Мы не стали больше, чем рабовладельцами. Лучше уж
умереть как мужчины.
Но до этого не дойдет. Русские никогда не станут драться. Они
размякли. Так же размякли как и мы. Их правительство охвачено тем же
разложением, что и наше. Народ Америки, услышь меня. Народ
Америки, слушай!
Грант тихо произнес два слова телевизору и тот выключился.
Ореховая панель скользнула над потемневшим экраном и Грант снова
проговорил два слова.
Стол открылся, предложив бутылочку молока. Он ничего не мог
поделать со своей язвой, несмотря на все достижения медицинской
науки. Деньги не были проблемой, но никогда не было времени для
хирургического вмешательства и недель с регенерационными
стимуляторами.
Он полистал документы на столе. Большая часть была рапортами
с ярко-красными обложками службы безопасности и Грант на миг
закрыл глаза. Речь Гармона была важной и, вероятно, повлияет на
предстоящие выборы. Этот человек начинает досаждать, подумал Грант.
- Не следует ли мне предпринять что-нибудь относительно него. -
Он с содроганием отложил эту мысль в сторону. Гармон когда-то был
его другом. - Господи, до чего же мы докатились? - Он открыл первый
рапорт.
Произошли беспорядки на съезде в Международной Федерации
Труда. Трое убиты и гладкие планы переизбрания Матта Бреди полетели
к черту. Грант снова поморщился и выпил еще молока. Сотрудники
разведки заверяли его, что это пройдет легко.
Он порылся в рапортах и обнаружил, что ответственность за это
несут трое из детей крестоносцев Харви Бертрама. Они установили
подслушивающие устройства в номере Бреди. Этот идиот не придумал
ничего лучше, как заключать сделку именно там. Теперь ребята
Бертрама имели достаточно доказательств продажности боссов, чтобы
воспламенить чувства делегатов на дюжине съездов.
Рапорт заканчивался рекомендацией правительству бросить Бреди
и сосредочить поддержку на Макнайте, который обладал хорошей
репутацией и чье досье в здании ЦРУ разбухло от информации.
Макнайтом будет легко управлять. Грант кивнул про себя и нацарапал
свою подпись на бланке действия.
Он бросил его на поднос "Совершенно секретно: исходящее" и
следил как он исчез. Не было смысла терять время. Затем он праздно
поинтересовался, а что будет с Бреди. Матт Бреди был хорошим членом
Объединенной Партии, во всяком случае, не давал спуску ребятам
Бертрама.
Он взял следующую папку, но прежде чем он открыл ее, вошла
секретарша. Грант поднял взгляд и улыбнулся, радуясь своему решению
игнорировать электронику. Некоторые администраторы неделями не
видели своих секретарш.
- Ваша встреча, сэр, - напомнила она. - И время для вашего
нервного тоника.
Он крякнул.
- Я предпочел бы умереть. - Но позволил ей налить мензурку
горького снадобья, опрокинул его в горло, запив затем молоком. Потом
он взглянул на часы, но в этом не было необходимости. Мисс Экридж
знала время пути до каждого кабинета в Вашингтоне. Не было времени
браться за другой рапорт и это устраивало Гранта.
Он позволил ей помочь ему облачиться в черный пиджак и
расчесал немногочисленные седые волосы. Он не чувствовал себя
шестидесятилетним, но выглядел теперь таковым. Это случилось как-то
все сразу. Пять лет назад он мог бы сойти за сорокалетнего. Джон видел
девушку в зеркале за ним и знал, что она его любила, но из этого ничего
не получится.
А почему нет, черт возьми? - спросил он себя. Ведь дело не в том,
что ты тоскуешь по Присцилле. К тому времени как она умерла, ты
молился, чтобы это случилось и мы поздно поженились, чтобы
начинать. Так почему же, черт возьми, ты ведешь себя так, будто навек
ушла великая любовь из твоей жизни? Все, что тебе надо сделать - это
обернуться, сказать пять слов, и что? Она больше не будет превосходной
секретаршей, а секретаршу найти труднее, чем любовницу. Оставь это
дело в покое.
Она постояла там еще миг, потом двинулась прочь.
- Ваша дочь хочет вас видеть этим вечером, - сказала она ему. -
Она приезжает в полдень и говорит, что это очень важно.
- Не знаете, почему? - спросил Грант. Экридж знала о Шарон
больше, чем Грант. Возможно намного больше.
- Могу догадываться. Я думаю, ее об этом попросил ее молодой
человек.
Джон кивнул. Это не было неожиданным, но все же причинило
боль. Так скоро, так скоро, так скоро... Они так быстро растут, когда ты
старик. Джон-младший был командиром в ВКФ Кодоминиума, скоро
будет командовать своим кораблем. Фредерик погиб в той же
катастрофе, что и его мать. А теперь Шарон, дитя, нашла иную жизнь...
не то, чтобы они были близки с тех пор, как он взялся за эту работу.
- Пропустите его имя через ЦРУ, Флора. Я не один месяц
собирался это сделать. Они ничего не найдут, но нам это понадобится
для справок.
- Да, сэр. Вам лучше теперь поспешить. Водители ждут за дверью.
Он подхватил свой чемоданчик.
- Я сегодня не вернусь. Пришлите мою машину к Белому Дому,
хорошо? Я сегодня поеду домой один.
Он ответил на отданную шофером с вооруженным механиком
честь небрежным взмахом руки и последовал за ними к лифту в конце
длинного коридора. По стенам висели картины и фотографии древних
битв и на полу был ковер, но в остальном коридор был как пещера.
Проклятый Пентагон, в сотый раз подумал он. Глупейшее из когда-либо
построенных зданий. Никто не мог ничего найти и его нельзя было
укараулить ни за какую цену. Почему кто-нибудь не мог взорвать его?
Они отправились к Белому Дому наземной машиной. Полет был
бы лишней деталью для беспокойства и, кроме того, этим путем он
получал возможность увидеть вишневые деревья и цветочные клумбы
вокруг Джефферсона. Потомак был коричневым месивом. В нее можно
было плавать, если обладать крепким желудком, но несколько
администраций назад армейские инженеры дали ему бетонные берега.
Теперь они сдирали их и это вызывало обвалы грязи.
Они проехали через ряды правительственных зданий, некоторые в
запустении. Городское возрождение дало Вашингтону все конторское
пространство, которое когда-либо могло понадобится правительству, и
больше, так что тут были заброшенные здания как реликты времени,
когда округ Колумбия был самым пораженным преступностью городом
в мире. Однако, когда-то, в юности Гранта из Вашингтона вышвырнули
всех, кто там не работал, и быстро последовавшие затем бульдозеры
снесли жилые дома. По политическим причинам офисы исчезли столь же
быстро, как были разрушены другие здания.
Они проехали мимо бюро Контроля над населенностью, объехали
Эллипс и мимо старого Госдепа к воротам. Охранник внимательно
проверил его личность и заставил положить ладонь на маленькую
сканирующую панель. Затем они въехали в туннель к подвалу Белого
Дома.
Президент встал, когда Грант вошел в Овальный Кабинет и
остальные вскочили на ноги, словно их катапультировало. Грант пожал
всем руки, но внимательно посмотрел на Липскомба. Сомнений нет,
президент чувствовал напряжение. Ну, они все чувствовали.
Министра обороны не было, но впрочем, его всегда не было.
Министр был политическим битюгом, контролировавшим блок голосов
Аэрокосмической гильдии и даже большой блок акций аэрокосмической
промышленности. Покуда правительственные контракты обеспечивали
его фирмы заказами, а его людей работой, он плевать хотел на политику.
Он мог присутствовать на формальном заседании Кабинета, где никогда
