высокий, ростом с Ружина.- Здание ремонтируем. Беготня.
- Не звонишь,- заметил Ружин.
- Я же говорю - работа.
- Мы виделись весной,- Ружин подумал и добавил неуверенно: - А до этого
осенью вроде. Хотя рядом все...
- Не помню, когда загорал,- Феленко остановился, поднял ногу, задрал
штанину.- Во какая нога белая, как вата, тьфу... Ружин потянул его за собой,
смеясь.
- Ты всю жизнь белый, сколько тебя помню, со школы...
- Подошли к турникету, возле него табличка на ножке "Пляж гостиницы
"Солнечная". Дежурный с повязкой, в кепочке, потный, вислощекий, расплылся
перед Ружиным, проводил взглядом, уже без улыбки.
Феленко хмыкнул:
- Я как-то в мае хотел пройти, чуть морду не набили. Над пляжем на
набережной - кафе, столики под зонтиками, белые стулья, легкие, с резной
спинкой, все аккуратно, со вкусом - салфетки, бокалы. Почти все столики
заняты. Слышится иностранная речь, и не только... Много рослых ребят с
простецкими, но холеными лицами, девицы, яркие, модные. Все раскованны,
улыбаются. Подошел официант, кивнул Ружину, показал на стол. Сели.
- Марину видишь? - спросил Феленко, устраиваясь.
- Перезваниваемся,- неохотно ответил Ружин.- Иногда.
- Как она?
- Работу бросила. По субботам покер. Она в длинном платье, принимает. Муж
на черной "Волге". Как и мечтала.
- Ничего не меняется,- Феленко вынул "Дымок".- Люблю "Дымок",- сказал. И
демонстративно стал открывать пачку.
- Не желаете? - протянул раскрытую пачку подошедшему официанту. Тот
оторопело глянул на него, покосился на Ружина, справился-таки, заулыбался:
много на свете чудаков, оригинальничают (в таком месте "Дымок"), вежливо
отказался, положил на стол меню.
Ружин пошевелил в воздухе пальцами:
- Убери. Принеси как всегда.
- У меня старые штаны,- Феленко горестно покачал головой.- Шестой год
ношу, штопаные. Показать где? - и с деланной грустью добавил: - Все,
наверное, тут смотрят на меня, смеются. Тебя в неловкое положение ставлю,
нет?
Ружин, казалось, не слышал, равнодушный, расслабленный, разглядывает
женщин, то и дело сдержанно кому-то кивает, с достоинством. Отпил глоток
"Боржоми", сказал:
- Времени в обрез. Зачем звонил? Колесов? Защищать будешь? Характеристику
наверняка припас, просьбу директора. Так?
- Ничего не меняется,- повторил Феленко, усмехнулся рассеянно.
Подошел официант, принес заказ, расставил тарелки, улыбнулся, ушел.
- Господи,- вздохнул Ружин.- Ты о чем?
- Обо всем,- Феленко развел руки, поглядел по сторонам.- Обо всем.
Кричим, много кричим, пишем, усиливаем. Но... все равно там одно,- он махнул
рукой в сторону общего пляжа,- здесь другое, там одно,-он показал пальцем
вверх,-там,-палец его переместился к полу,- другое. Устал. Сердце болит.
Директор просил, поезжай, похлопочи, у тебя дружки там, надо парня выручать.
А я тебе другое скажу - сажай, сажай, Сережа,- сжал салфетку, смял,
выкинул,- по самой по полной катушке. Он не плохой парень, не злой, модный,
при деньгах,- Феленко повел подбородком.- Ему все разрешают, директор за
руку здоровается, по мускулистой шейке треплет, в кабинете кофеек с ним
распивает... А вся наркота в интернате от него. Фактов нет, но я знаю...
Милиционера избил - пожурили....
- Я не слышал,- насторожился Ружин.- Когда? Кто занимался?
- Весной. Никто не занимался. Директор. Разобрались. Милиционер был
доволен.
- Я поинтересуюсь.
- Поинтересуйся,- согласился Феленко.- Такие как Колесов, развращают,
настраивают детей на анархию, на безответственность, на зло. Посади его,
Ружин.
- Он сирота?
- Сирота.
- Богатые родственники?
- Да.
- Кто?
- Разное говорят.
- Хорошо. Все?
- А как прояснится хоть что-нибудь с Колесовым, я буду валить директора.
Продажная тварь. Хватит. Пора действовать. Начнем с малого...
Кто-то окликнул Ружина, он оглянулся, тяжелый, длиннорукий парень, в
просторных голубых штанах, в теннисной майке от Фреда Перри, черные волосы,
влажные, зачесаны, блестят, на руках перстни, один, два, три... С ним
девица, тонкая, на шпильках. Ружин встал, пожал протянутую руку, дал
потрепать себя по шее, по плечу.
- Рад тебя видеть,- улыбнулся.
- Позвоню,- сказал малый.- Дело есть. Не прогадаешь. Феленко внимательно
посмотрел на Ружина, проговорил тихо, себе:
- А потом и до тебя доберемся... Двурушник! Сытый двурушник!
- Доедай,- садясь, Ружин все еще улыбался.- Пора.
...Темный двор, глухой. Колодец. Один только въезд, через арку. В конце
арки, на улице, все кажется белым от солнца, люди, деревья, дома и "Волга",
что въезжала во двор. Въехала. Нет, совсем не белая, черная, строгая. Мягко
остановилась возле сине-желтого милицейского рафика. Настороженно подошли
дети, заглянули внутрь, без детского любопытства, внимательно, с ожиданием.
Тихие дети, опрятные, не похожие на привычных - горластых, шебутных, южных.
Открылась задняя дверца, кряхтя, вылез Рудаков, оправил пиджак, брюки,
только сейчас заметил детей, улыбнулся было добро, но потом улыбку убрал,
некоторое время они разглядывали друг друга. Потом Рудаков пожал плечами и
зашагал к подъезду. Дети бесшумно разошлись кто куда, исчезли. Шофер открыл
окно, крикнул вполголоса:
- Эй!
На третьем этаже дверь в одну из квартир была открыта. Рудаков вошел. По
комнатам сновали люди. Увидев Рудакова, вытянулись, поздоровались. Рудаков
махнул рукой. Криминалист, перезарядив фотоаппарат, невесело усмехнулся:
- Старика кондратий хватит, как узнает: иконы, пятнадцатый век, посуда,
раритеты...
- Еще не сообщили? - спросил Рудаков.
- Найти не можем. Где-то бегает.
Рудаков прошел в комнату. На кровати вытянулась маленькая женщина лет
шестидесяти пяти, халат задрался, ноги худые, бледные, в выпуклых синих
жилах, большие, не по размеру, тапочки. Рядом на полу, на корточках Ружин.
Поднял голову, вставать не стал, сказал: - Только-только пришла в себя.
Сейчас разберемся.
На голых руках женщины кровавые полосы. Ружин поймал взгляд Рудакова,
объяснил:
- Связывали, проводом. Сначала кулаком в переносицу, потом проводом.
Соседка увидела дверь открытой, сообщила.
- Я в курсе,- Рудаков огляделся, взял стул, сел рядом. Женщина открыла
глаза, поморгала.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Ружин.
- Голова болит, руки...- с тихой тоской проговорила женщина.- Все болит,-
приподнялась на локтях с трудом, кривясь, спросила с тревогой: - Где Максим?
Ружин взглянул на Рудакова, потом перевел взгляд на женщину:
- Он давно ушел?
- Вспомнила,- женщина с облегчением легла на подушки.- Он у Дазоева, тоже
коллекционера, антиквара, да, да, скоро придет, бедный.
- Расскажите все подробно, сначала,- попросил Ружин.
- Позвонили в дверь, я открыла, двое, ударили в лицо. Я потеряла
сознание. Пришла в себя, связана, слышу шум, голоса, во рту тряпка.
Открывать глаза не стала. Страшно. Перед уходом опять ударили.
- Узнаете их?
- Наверное, да...
- Что они говорили?
- Что брать, что не брать...
- Что еще?
- Не помню.
- Вспоминайте, вспоминайте, что еще?
- Не помню...
- Надо, надо, надо... Как называли друг друга? Акцент? Названия улиц,
городов? Цифры какие-нибудь?
- Не помню, не помню,- женщина сдавила виски, сморщилась, замотала
головой.
Рудаков остановил Ружина, придержал за руку, заметил категорично:
- Хватит.
Ружин встал, развел руками.
- Один говорил про рейс на Тбилиси, дневной,- вдруг спокойно заговорила
женщина.- Мол, к шести буду дома и ищи ветра в поле.
- Приметы.- Ружин стремительно нагнулся.- Приметы! ...Возле здания
аэропорта - не большого и не маленького, стекло, бетон, обычного - на
стоянке такси бранились пассажиры. Две толстые женщины пытались влезть в
машину впереди двух обалдевших от жары, крепких низкорослых мужичков,-
провинциалы, в растопыренных глазах растерянность, в руках по чемодану,
озираются ошалело, но стоят насмерть, закрывают машину грудью. Бабы
побросали сумки и в драку, за волосы мужичков. Лахов стоял неподалеку,
наблюдал сначала с ухмылкой, потом нахмурился, хотел ринуться разнимать, но
вовремя опомнился, огляделся, не заметил ли кто его порыва. Послышался
милицейский свисток, сквозь толпу пробирался сержант. Лахов опять
ухмыльнулся, покачал головой, не спеша побрел к зданию. Вошел, заметил в
буфете у столика Ружина и Рудакова, кивнул им едва заметно, пошел к
газетному киоску.
- Как Колесов? - спросил Рудаков, отпивая кофе.
- Расколется,- Ружин внимательно просматривал зал ожидания.
- Сирота,- скорбно заметил Рудаков.- Болел в детстве. С десяти лет в
школу пошел. Судьба нелегкая.
- Откуда информация?
- Я оперативник или нет? - Рудаков отечески заулыбался, мол, учись.
Добавил просто: - Отпускать его будем.
Ружин забыл о зале, оторопело глянул на Рудакова.
- Да, да,- сказал Рудаков.- При нем ничего не нашли. Ну, покурил травку,
случайно. Верно? А что касается других, то за них он не в ответе.
Ружин отрицательно мотнул головой:
- Я же на квартиру не просто так пошел, было сообщение, один наркоман
рассказал, что на Юбилейной улице...
- Знаю,- перебил его Рудаков.- Ну и что? - улыбнулся.
- Нет,- сказал Ружин,- не пойдет. Он мне нужен. Он много знает. Это моя
работа.
- И моя работа,- Рудаков положил ладонь на руку Ружина.- И моя. Ничего
противоправного делать не надо. На нем же нет ничего. Хлопочут очень хорошие
люди. Сережа, в первый раз, что ли? Зачем нам ссориться?
- Пока не расколется, не отдам его,- жестко повторил Ружин, покрутил
головой медленно, весомо.
- Тогда я отстраню тебя.- Рудаков сделался некрасивым, за-морщинился.-
Прикажу.
- Не отстраните,- Ружин посмотрел в глаза Рудакову, засмеялся
беззаботно.- Мы слишком много знаем друг о друге.
Лахов у киоска уронил журнал. Ружин пробежал глазами по залу, толкнул
Рудакова, показал кивком. Сутулый, коротконогий кавказец, усатый,
насупленный, с чемоданом и сумкой, подходил к регистрационной стойке, в
метре сзади шел губастый парень в "варенках", в цветной майке, глазел по
сторонам, посмеивался...
- Тряхну стариной,- сказал Рудаков. Лицо у него было злое, отяжелевшее,
темное.
Усатого взяли быстро и четко и почти незаметно для пассажиров. Ружин и
Лахов подошли с боков, когда он ставил чемодан на весы, с хрустом завели
руки за спину, Ружин прижал ему горло сильными пальцами, чтоб не верещал. А
вот губастый вырвался у Горохова и Рудакова, кинулся к выходу,
поскользнулся, упал, когда поднялся, понял, что не уйти, принял
оборонительную стойку. Рудаков жестом остановил Горохова, пошел к губастому
сам, выпрямясь, с усмешечкой, руки в карманах.
- Это судьба, сынок,- сказал ласково.
Губастый тряхнул руками, сплюнул, дернув лицом, уселся прямо на пол. Идти
отказался. До комнаты милиции его несли на руках.
- Здорово,- сказал Ружин Рудакову, когда они поравнялись.- Я волновался.
В комнате милиции вещи обыскали. Нашли краденые иконы, посуду. Все нашли.
А за подкладкой одного из чемоданов обнаружили еще и белый порошок,
наркотики.
- Грабеж перекроет по сроку статью о наркотике,- сказал Ружин губастому.-
Признавай не признавай, ну а ежели поможешь следствию, скостишь отсидку.
Думай.
- Что надо? - сказал губастый.
- Откуда порошок? - Ружин надорвал один пакетик, попробовал на язык,
сплюнул.
Губастый почесал щеку, розовую, нежную, волосы не растут, наконец сказал
тихо, покосившись на кавказца, тот сидел далеко, повизгивал, отнекивался,
занят собой был:
- Улица Юбилейная, пятый дом, квартиру не помню, могу показать. Зовут
