- Почти пять,- Ружин надел часы на руку.
- Я так и не заснула,- сказала Марина.
- Ты не одинока,- заверил ее Ружин.
- Ты придешь еще? - осторожно поинтересовалась Марина
- Не знаю,- после паузы ответил Ружин.- Не знаю...
- По крайней мере честно...
- Мои слова,- усмехнулся Ружин.
- Что? - не поняла Марина.
- Ты все время употребляешь мои выражения.
- Ну, такое не забывается,- не скрывая иронии произнесла Марина.
- Не злись,- попросил Ружин.
Свет от фонаря шел скупой и зыбкий, и пыльный какой-то, а еще фонарь
дрожал - от ветра, наверное, мелко-мелко, и казалось, все предметы в спальне
шевелятся и не просто шевелятся, а неотвратимо надвигаются на постель - и
стулья, и кресла, и пуфики разномастные, и трельяж... Ружин тряхнул головой,
но мебель все равно шевелилась. А потом открылась балконная дверь, медленно,
плавно, будто кто тихонько подталкивал ее. Ружин приподнялся, вглядываясь.
Марина обхватила его, прижалась, вздрагивая. Дверь захлопнулась рывком.
Сквозняк.
- Я вчера был у Копылова,- заговорил Ружин.- Я сказал, что хочу работать
на любой должности, в розыске. Это мое, понимаешь?
Это единственное, что я умею и люблю делать. Это как наваждение. Где бы я
ни был, тут же я вычленяю воров, фарцовщиков, наркоманов, гомиков... Я
профессионал. Я устал без работы.
Марина убрала руку с его груди, села, подогнув колени и опершись на
спинку кровати.
- И что Копылов? - скучно спросила она.
- Пообещал, что все решится положительно,- ответил Ружин и заметил с
почти искренним воодушевлением: - Он совсем неплохой малый, твой муж. Мы с
ним мило поболтали, умен, эрудирован, болеет за город.. Вот так.
- Значит, следствие прекратят? - осведомилась Марина.
- Прекратят.
- И суда не будет?
- Не будет.
- И тебе не грозит пять лет?
- Не грозит.
- И забудется то, что ты был арестован за покушение на убийство Гарабова
и просидел в тюрьме два месяца?
- Забудется.
- И все потому, что ты теперь будешь паинькой и опять станешь верно
служить?
- Потому что буду опять верно...- Ружин осекся, проговорил зло, с
нажимом: - Потому что хочу работать, потому что не могу без этой работы
жить, потому что...
- Врешь,- усмешливо перебила его Марина.- И мне врешь, и себе врешь. Но я
тебя понимаю. У тебя нет выбора. Понимаю.
- Чушь, чушь, чушь! - замотал головой Ружин.- Чушь! - он вскинулся с
постели, стал одеваться, быстро, суетливо, из карманов со звоном сыпалась
мелочь.- Потому что я хочу работать! - прерывисто дыша, говорил он: - Потому
что я профессионал! Пусть они все, что угодно делают там все, а я буду
ловить жуликов, уголовников. Понимаешь? Уголовников!
Он сорвал куртку со стула, ступил к окну, надевая ее на ходу; надевал
нервно, дерганно, раза два промахнулся мимо рукава, на третий раз,
разозлившись, втиснул кулак с такой силой, что материя затрещала,
сопротивляясь. Привалился к балконной двери, стал вертеть ручки двумя
руками, чтоб уж наверняка, и злился легкости, с какой они поддавались.
И тут опять услышал, как затрещала куртка на плечах, звук показался
громким, долгим. Ружин нахмурился, замер, затем стремительно сорвал ее с
себя, вывернул подкладкой наружу, принялся внимательно разглядывать ее
сантиметр за сантиметром, когда добрался взглядом до шва вверху рукава,
помял шов пальцами, нащупал что-то. Дырка. Надо же... Большая. Как же так?
Он сморщился, обиженно поджал губы. Проговорил, не поднимая головы:
- Нитку с иголкой...
Марина зашуршала за его спиной, а он все мял-мял шов пальцами и качал
головой сокрушенно. Марина протянула ему иголку со вдетой уже ниткой.
- Что это? - спросил Ружин.
- Нитка с иголкой,- тихо сказала Марина.
- Зачем? - удивился Ружин.
- ТЫ же просил,- Марина все еще тянула к нему руку.
- Не помню,- сказал Ружин, съежив лоб,- не помню... Он не спеша надел
куртку, подошел к балконной двери, легко распахнул ее, сделал еще шаг,
перекинул ногу через перила балкона.
- Сережа! Не надо! - сдавливая крик, проговорила Марина.- Я же пошутила!
Я не хочу одна! Я все время одна! Я не хочу! Не хочу! Не хочу!..
Она видела, как он добрался до забора, перемахнул его, как бесшумно бежал
по низкому, слоисто стелющемуся над увядающей травой туману.
...Двери в автобусах уже закрылись, но машины пока не отъезжали, дымили
скупо, грелись, ждали команды. Вокруг каждого автобуса, а их было четыре,
родители, друзья, невесты, жены. Обступили так, что казалось даже, когда
сдвинутся машины с места, не пустят их, вцепятся в окна, колеса, впереди
встанут и не разрешат дальше ехать, все знают, куда они едут, все знают...
Парни держатся достойно, браво улыбаются, острят, балабонят горласто из
окон, в который раз руки жмут и своим, и незнакомым. Колесов тоже старался
улыбаться широко и безмятежно. Ружин и Света видели его через стекло, он не
вставал, не высовывался в опущенные фрамуги, просто сидел и улыбался, широко
и безмятежно. И Ружин губы растягивал и беззаботное, веселое лицо делал, и
Света тоже веселое лицо делала, только у нее плохо получалось, как у
танцоров-любителей к концу долгого выступления.
Но вот команда. Вздрогнули машины, заголосили люди, неожиданно тонко,
безнадежно,- женщины. Один из офицеров яростно выругался в мегафон, и голоса
стихли, присмирели люди, и вправду, не на похоронах же. Автобусы уехали.
Стояли еще долго. Ружин и Света двинулись первыми. Двор призывного пункта
был голым, чистым, серым и тоскливым, после отъезда машин это увиделось
ясно, теперь хотелось скорей уйти отсюда.
- Ружин, Сергей! - услышал Ружин низкий голос за спиной. Обернулся. К ним
спешил моложавый белобровый подполковник. Подойдя, он протянул руку, сказал
радостно: - Сто лет тебя не видел! Как ты? Все обошлось?
- Нормально,- Ружин пожал плечами.
- Может быть, лучше было бы там, а? - подполковник нахмурился,
внимательно вглядываясь в Ружина.- Кто знает, где найдешь, где потеряешь, а?
Два раза тебе предлагали. Приехал бы героем.
- Наверное,- пробормотал Ружин.
- Я через неделю опять туда,- сказал подполковник.- Позвони. Приходи
проводить...
- Обязательно,- кивнул Ружин.- Я позвоню. Обязательно. Всю дорогу ехали
молча, не смотрели друг на друга, будто разругались, а теперь вот поостыли,
но не смирились, ждут, кто первый начнет, чтобы опять в крик, без причины,
без злобы, а просто потому, что скверно, все, все не так, все против Когда
он случайно коснулся девушки, она вздрогнула, а он одновременно руку
отдернул, словно током по пальцам шибануло, он пробормотал "Извините" или
еще что-то в этом роде, а она и вовсе не ответила, только отодвинулась к
двери ближе.
Ружин подрулил к подъезду, притормозил, выходить первым не стал, сидел,
положив руки на руль.
- Я заберу вещи,- сказала Света, не глядя на него.
- Да-да, конечно,- согласился Ружин.
Они вышли, все так же молча вошли в подъезд, поднялись по лестнице. Ружин
открыл дверь, пропустил девушку вперед, остановился на мгновенье,
прищурился, потянул воздух носом, шагнул вперед, мягко отстранил Свету,
приложил палец к губам. Она, не понимая, насупила брови, хотела что-то
сказать, но Ружин был быстрее, зажал ей рот ладонью, улыбнулся успокаивающе,
другой рукой по волосам погладил. Света расправила лоб, потерлась
непроизвольно об его руку Ружин подмигнул ей, шагнул к двери в комнату,
открыл ее У окна на кресле сидела Лера, курила, ухоженная, яркая, в пестром
коротком халатике, который намеренно не скрывал загорелых ног.
- Наконец-то,- сказала она, длинно улыбаясь.- Я чуть не заснула А ты
бродишь где-то, ранняя пташка.
- Что случилось? - растерянно спросил Ружин.
- Ничего не случилось,- обиженно ответила Лера.- Ты забыл как я люблю это
утром, когда ты еще сонный, теплый?..
- Ой! - вздохнула за спиной Ружина Света. Ружин обреченно покачал
головой, устало провел рукой по лицу.
- А это еще что за чудо? - Лера подалась вперед, притушила сигарету,
встала, оглядела Свету, усмехнулась: - Переквалифицировался на детей или
предпочитаешь теперь заниматься этим втроем? - она развязала пояс,
встряхнула волосами.- Ну что ж, я согласна.
Она намеренно медленно стянула с плеч халатик, и он бесшумно упал у ее
ног.
- Эффектно,- оценил Ружин и полез за сигаретами.- Но я вторую неделю полы
не мою. Жалко вещь.
А потом он услышал дробный стук каблучков в коридоре, тяжелый удар
входной двери, веселый невесомый звон цепочки.
- Дура! - искренне и со вкусом заявил он Лере и ринулся к двери.
Света была уже в конце улицы, когда он выскочил из подъезда, бежала,
ссутулившись, прижав локотки к телу, каблуки то и дело соскальзывали,
подгибались, и девушка, в испуге взмахивая руками, припадала то на одну
ногу, то на другую. Ружин улыбнулся, по-молодецки присвистнул ей вдогонку и
побежал следом.
- Стоп! - строго скомандовал он, оказавшись перед Светой, и
предупреждающе вытянул руки. Она замедлила шаг, побрела обессиленная,
опустив голову.- Чего ты испугалась? - спросил Ружин.- Никогда не видела
женского тела? Оно точно такое же как у тебя. Хотя нет,- поправил он себя.-
У тебя в миллион раз лучше.
- Откуда вы знаете? - Света испуганно вскинула глаза. Ружин расхохотался.
Света дернула плечом и пошла быстрее.
- Но я, наверное, опять не прав,- Ружин поравнялся с девушкой.- Ты
ревнуешь.
- Ну вот еще! - фыркнула Света.
- Ревнуешь, ревнуешь,- подзадорил ее Ружин.
- Было бы к кому,- возмутилась Света.- К вашему сведению, у нее зубы
вставные.- Она энергично тряхнула головой.- Вот так!
А Ружин снова расхохотался, весело ему было и хорошо, что вот так
искренне она возмущается и встряхивает головой, как ретивая молодая лошадка.
- Да, да, да,- запальчиво проговорила Света.- Вот тут два и тут.- Она
поднесла палец ко рту и показала, где у Леры вставные зубы, и губы при этом
свои нарочито широко растянула, чтобы Ружин мог видеть, какие у нее зубки
ровные, гладенькие, и все свои, да еще головой повертела туда-сюда, смотри,
мол, сравнивай.
Ружин хохотал, не останавливаясь, и повторял сквозь смех:
- Как заметила-то, а? Как заметила?
Какое-то время Света смотрела на него насупленно, обиженно, а потом
хмыкнула неожиданно для себя, потом руку ко рту поднесла, подступающий смех
сдерживая, но поздно, вздрогнули плечи, и она засмеялась вслед за Ружиным,
легко, без смущения, как давно не смеялась, как в детстве...
- Я хочу есть,- сказал Ружин, отнимая ладони от щек. Я зверски хочу есть.
- И я хочу есть,- переводя дыхание, заявила Света.- Только еще зверистей.
- Как? Как? - не понял Ружин.
Они неторопливо шли по ресторанному залу, круглому, пустому, разноцветные
скатерти, белые, голубые, красные, форсистые стулья, спинки круто выгнуты,
ножки тощие, ниточки, как лапки паучьи. Впереди метрдотель, в темном костюме
с бордовой бабочкой, высокий, тонкорукий, голова чуть назад откинута,
вышагивает как манекенщик, вольно, слегка подпрыгивая, за ним Света
озирается со скрытым любопытством, а за ними Ружин, руки в карманах, вид
беспечный, но это напоказ, а самому не по себе, вроде как окрика ждет, мол,
нельзя сюда, мол, кончилось твое время, в пельменной, мусорок, похаваешь...
Но нет, вот остановился метрдотель, указал на стол, сказал вежливо:
- Пожалуйста.- И при этом во второй раз уже на Ружина внимательно
посмотрел, глаза черные, словно подведенные, брови высокие, будто заново
нарисованные, и оттого взгляд у метрдотеля печально-скорбный, как у Пьеро.
- Не узнаешь? - спросил Ружин, усаживаясь.
