Николай Псурцев.
Супермен.
Москва 1990
Часть первая
20-26 июля
Сегодня тихо и безветренно, покойно и солнечно с самого утра. Днем в
каленом сизо-белом небе висели два-три облачка, дырявые, косматые, да и те
обречены были, растаяли к вечеру. А еще ночью шел дождь, злой и студеный. И
вчера он шел, и позавчера. Тяжелый, он побил цветы, кустарник, издырявил, а
затем и зацементировал пляжи, жестоко разогнал пригревшихся отдыхающих,
выхолодил прибрежную кромку моря, изувечил дороги глубокими обширными
лужами.
И конечно, берег в этот день был пустынный и скучный, и не отливал песок
золотом слепяще и весело, и не томилось в нем больше тепло, такое желанное и
уютное, был он серый и мокрый и утрамбованный почти до твердости заезженного
проселка. Все ждали, когда он размякнет, высушится. Когда это будет? К ночи?
Завтра?
...Вдоль пляжа неслась машина, ревела сердито, мощь свою выказывая. Ружин
гнал "Жигули" почти на предельной скорости. Неожиданно затормозил, вывернул
вбок, так, чтобы закрутилась машина волчком, веером высекая из-под колес
мокрый песок, завертел восьмерки на полном ходу; подбадривая себя хриплыми
вскриками, вдруг врезался в воду, въехал как на амфибии по самые дверцы,
развернулся по дну, бешено вспенивая бегущие к берегу волны, и погнал вдоль
пляжа, с шипеньем рассекая воду.
Лера охала, вскрикивала, то и дело зажмуривалась в испуге, вдруг
хваталась за руль, а при резком повороте опрокидывалась на Ружина,
непроизвольно обнимая его.
- Умница. Не надо скрывать своих потаенных желаний,- объявлял Ружин и
добавлял, веселясь: - Еще разок, пожалуйста,- и снова на предельной скорости
клал машину в вираж.
Они не видели, как бесшумно, выключив мотор на спуске, катил по шоссе
вдоль пляжа сине-желтый милицейский мотоцикл с коляской и со старшим
сержантом в седле. Одной рукой старший сержант держался за руль, другой
расстегивал шлем, стирал со лба пот. Жарко, а старший сержант в теплом
кителе, и галстук тугой петлей сжимает его горло. Приказали позавчера по
случаю дождей и холодов в кителе на смену заступать, а сегодня не отменили,
вот и парится старший сержант, не смея пуговку расстегнуть -
дисциплинированный, сознательный, примерный. Остановил он мотоцикл там, где
кусты погуще, чтоб со стороны пляжа трудно заприметить его было, снял шлем,
подправил влажные короткие волосы и принялся бесстрастно наблюдать за
ружинскими кренделями.
- Я больше не могу,- сказала Лера, мертво вцепившись в сиденье. Ружин
сделал очередной вираж, крутой, с рисковым креном.- Я умру, прямо здесь. И
тебя посадят. Убийца.
- Меня оправдают,- возразил Ружин.- Я докажу, что ты нимфоманка и
садомазохистка. У нас этого не любят.
- Дурак,- сказала Лера.
- Хо-хо-хо,- отозвался Ружин.- Не любишь правду...
- Я тебя ненавижу,- почти не разжимая губ, проговорила Лера.
- Раз так,- Ружин пожал плечами,- я могу выйти.- Он вдруг бросил руль,
открыл свою дверцу.
Лера вцепилась в него, закричала испуганно:
- Не надо, Сереженька!
Ружин захлопнул дверцу, положил руки на руль, заметил удовлетворенно:
- Значит, все-таки я тебе нужен?
- Конечно же нет,- Лера отвернулась к окну, хмурясь.
- Нет? - переспросил Ружин.
- Нет,- подтвердила Лера.
- Тогда смерть,- сказал Ружин.- Для обоих. Я давно думал об этом. Она
соединит нас навечно.- Он разогнался с ревом, мощно.-До скорого свидания!
Машина неслась на темную, мокрую скалу, с острой верхушкой. Лицо у Ружина
недвижное, маска, глаза без выражения, прозрачные, солнце бьет в лобовое
стекло, и стекло оттого белое, будто молоком залитое. Лера закричала
истошно, обреченно. Высокий, звенящий голос сорвался на хрип. Ружин вдавил
педаль тормоза. Машина, качнувшись, застыла перед самой скалой. Лера
обхватила руками голову, сморщилась некрасиво, заплакала, тихо, безнадежно.
- Ну зачем? - сказал Ружин скучно.- Зачем, а?
...Старший сержант сплюнул, проследил за полетом плевка, внимательно
рассмотрел место падения, аккуратно засыпал плевок и, обтерев со лба пот
рукавом кителя, надел лежавшую в коляске фуражку.
Лера достала сумку с заднего сиденья, вынула косметичку, смотрясь в
зеркальце, платком вытерла щеки, промокнула глаза, выпятив нижнюю губу,
подула на них.
- Ты за что-то мстишь мне? - спросила она.- За что? Ружин оживился.
- Мщу,- кивнул он.- За тех добрых и порядочных парней, которых ты
совратила и обесчестила.- Он повысил голос, заговорил
торжественно-обличающе: - За тех, кто поверил тебе и которых ты обманула! Я
мщу за поруганную честь, за отцов-одиночек...
- Я не шучу,- перебила его Лера.
- А я шучу,- ухмыльнулся Ружин.- Шучу, понимаешь? Я веселый. Ты не
замечала?
- Поехали,- сухо сказала Лера.
- Поехали,- согласился Ружин.
Машина тронулась и покатила к шоссе, почти к тому самому месту, где
хоронился старший сержант в кителе и с мотоциклом. Скрипуче пробуксовывая на
отлогом подъеме, автомобиль наконец выбрался на шоссе. Сержант надвинул
фуражку на лоб, перегнулся, достал из коляски жезл, ударил им, будто
дубинкой, несколько раз по ладони левой руки и неторопливо пошагал
навстречу. Когда машина была метрах в двадцати, он махнул жезлом.
- Ну вот еще,- сказал Ружин и прибавил газу. Сержант невольно отпрыгнул в
сторону. Опомнившись, засвистел что есть силы, мелко подергивая головой от
напряжения.
- Во соловей,- усмехнулся Ружин, взглянув в зеркальце заднего обзора.- Ща
фуражка слетит.
- Кто придумал эти дурацкие свистки? - сказала Лера.- Звук у них
неправильный, истеричный, безвкусный. От него хочется бежать, а не
останавливаться. Глупые люди. Вот если бы ГАИ флейты дали.
- Или в крайнем случае горны,- заметил Ружин.
- Нет, флейты лучше,- мотнула головой Лера.- Они нежнее, мелодичней...
- А горны громче,- не отступал Ружин.- Их лучше слышно.
- Дело не в громкости,- разозлилась Лера.- А дело в отношении к людям...
Флейта говорит: "Остановитесь, пожалуйста, дорогой товарищ, к моему
глубокому сожалению, я должен проверить у вас документы..." А горн, что и
свисток: "Стоять! Документы давать! Всех расстрелять!"
- Нет,- не согласился Ружин,- у горна все-таки звуковой оттенок более
уважительный и солидный, чем у свистка...- Он взглянул в зеркальце и
подивился: - Резво шпарит. Ну-ну,- сказал он и надавил на акселератор.
Шоссе ушло в сторону от моря, потянулось в гору, вдалеке замелькал
серпантин. Ружин уверенно и красиво вписывался в повороты. Сержант стал
отставать. На втором витке он съехал с шоссе и двинул напрямик, по грязи,
камням, мокрой траве. Мотоцикл ревел, буксовал, выбрасывая из-под колес
комья мокрой земли и наконец завалился набок, придавив сержанту ногу.
Сержант заорал, и лицо у него сделалось свекольным.
Но вот, вдоволь наизвивавшись и набранившись, неразборчиво и невнятно, но
чрезвычайно грубо и зло, сержант выбрался все-таки из-под мотоцикла и,
держась за фуражку, спотыкаясь, помчался наверх, к шоссе. Успел-таки.
Замызганный, свирепый выбежал на середину дорогу, расставил ноги, расставил
руки, залился визгливым свистом, задрожал от победной радости.
Лера, скривившись, закрыла уши руками, а Ружин ухмыляясь, метрах в
двадцати от сержанта резко надавил на тормоз. Заскрипели колодки, зашипели
колеса, машину повело слегка юзом, и остановилась она возле самого сержанта.
Бампер уперся прямо ему в ноги. Ружин открыл дверь, но выходить не стал.
- Угости сигареткой,- попросил он.
- Что? - оторопел сержант.
- Целый день за рулем,- Ружин помассировал шею.- А ни одной сигаретки так
и не выкурил. Хочется, понимаешь ли, до смерти...- Ружин удивленно уставился
на сержантовы галифе: - А чего грязный-то такой? - спросил сочувственно.
- Документы! - вскипая, выцедил сержант.
- Документы? Ну давай, показывай,- добродушно улыбнулся Ружин и протянул
руку.
- Твои документы! - сержант слабо шевельнул закаменевшими от злобы губами
и вдруг заорал: - Быстро! Давай быстро!
Ружин вылез из машины, успокаивающе выставил ладони, зачастил бархатно: -
Тихо, тихо, тихо...- Извлек из кармана куртки документы, протянул сержанту.
Тот нетерпеливо вырвал их и стал жадно рассматривать, одновременно
мстительно восклицая:
- Въезд в заповедную зону! Неповиновение работнику милиции! Превышение
скорости!.. Дорого заплатишь!
- Сержант, сержант,- миролюбиво проговорил Ружин,- послушай, здесь такое
дело...- Он наклонился к уху милиционера и что-то энергично зашептал. Шептал
долго. Лицо сержанта понемногу прояснилось, губы размягчились, запунцовели,
он то и дело поглядывал сквозь стекло на Леру, наконец, кивнул головой, и
тогда Ружин вынул из кармана сиреневую купюру и протянул ее сержанту, тот
опять кивнул и положил деньги в карман. Получив документы, Ружин кинул их
через открытое окно на сиденье, затем опять полез в куртку и вынул оттуда
красную книжицу. Раскрыл ее, показал сержанту, представился:
- Капитан милиции Ружин. Старший оперуполномоченный уголовного розыска.
Теперь твоя очередь,- Ружин протянул руку.- Документы.
Удивительные порой процессы происходят в человеческом организме, все
вроде уже дотошные врачи объяснили, ан нет, все равно изумляешься, когда
видишь, как лицо человека в мгновенье меняет цвет, как в мультфильме. Был
сержант бурачковый, а стал сержант крахмальный, даже глаза обесцветились.
- Нет,- сказал он.- Да,- сказал он.- Хотя нет,- сказал он.- Хотя не
знаю,- сказал он и стал тереть глаза, как ребенок, а потом сказал: - Я
больше не буду, простите,- а потом сказал: - Я не местный, и в армии
отличником боевой и политической подготовки был, музыкальным ансамблем
руководил, пользовался авторитетом...
Ружин сунул удостоверение сержанта в карман, вскинул голову, проговорил
негромко, но весомо:
- Такие, как ты, ввергают отечество в хаос. Такие, как ты, способствуют
хозяйственному развалу и моральному застою. Ты тот самый бракованный винтик
в механизме, который мешает этому механизму нормально работать, а вам, этим
винтикам, имя легион, вас сотни, тысячи, миллионы.
- Десятки миллионов,- обиженно подсказала Лера из машины.
- Десятки миллионов,- подтвердил Ружин.- Такие, как ты, позорят,
компрометируют, дискредитируют само звание - советский милиционер.- Ружин
вытянул к небу указательный палец.- Это же высочайшее, это святейшее звание
- советский милиционер... Ты зачем пошел в милицию? А? Чтобы форму получить?
Чтобы деньги получить? Чтобы власть получить? Чтобы восполнить свою
ущербность, неполноценность? Чтобы отомстить кому-то? Чтобы что-то доказать
кому-то? Или чтобы избавить общество от мерзавцев и негодяев?
Сержант какое-то время моргал, прикусывая губу, а потом ответил:
- Эта... Чтобы избавить...
Ружин просунул голову внутрь машины:
- Он идиот,- сказал он Лере.- Открой бардачок. Достань листок бумаги.
Ружин выпрямился, положил бумагу на капот, извлек из нагрудного кармана
ручку, подал ее сержанту.
- Пиши,- сказал он.
- Что? - обреченно спросил сержант.
- Я продиктую.
Сержант согнулся над капотом.
- Начальнику управления внутренних дел..- диктовал Ру-жин.- Я, такой-то
такой-то, такого-то числа, в таком-то месте получил от такого-то владельца
автомашины такой-то деньги в сумме двадцати пяти рублей за нарушение своих
должностных обязанностей.- Сержант бросил писать и испуганно поднял голову.-
Пиши, пиши,- спокойно сказал Ружин.- Или можем разобраться прямо сейчас, в
управлении. Поехали,- предложил он.- Или об этом будут знать только я и
свидетель,- он указал на Леру. Сержант опустил голову.- За нарушение
