здесь на милость победителя. Стороной держались богато одетые торговые
гости из Корсуня, Византии, арабы, персы.
Русичи вынесли большую деревянную статую Перуна, украшенную
виноградными лозами.
- Слава князю Святославу! - выкрикнули из толпы.
Святослав снял шелом, низко поклонился тмутараканцам. Ветер
подхватил, растрепал свисавший с темени клок волос, распушил выгоревшие
добела усы.
Молодая нарядная красавица поднесла князю хлеб-соль на резном
деревянном подносе, кряжистый седобородый старик поднял тяжелую серебряную
чашу.
- Прими от нас хлеб-соль, княже, отведай вина тмутараканского! Все -
от чистого сердца!
Князь сошел с коня, принял поднос и передал его Богдану, поклонился
женщине. Потом взял чашу и одним махом, не переводя дыхания, опорожнил ее.
Богдан мельком глянул на Злату и удивился внезапной перемене,
происшедшей в ней, - лицо ее стало злым и напряженным, губы крепко
сжались. Глаза пронзительно смотрели на женщину, что стояла перед князем
улыбаясь.
- Ты чего? - толкнул девушку под локоть Богдан.
- Малка, - сквозь зубы ответила она. - Дочка рыбацкого старосты
Одинца. Хазарам прислуживала, теперь тут хвостом крутит, князя
обхаживает... У, змея подколодная!
- А старик кто?
- Родитель ее. Богатый, половину Тмутаракани в своих руках держит.
Бек у него частым гостем был.
Тут только разглядел Богдан, что люди, окружившие тесным кольцом
князя, будто изменились. Одежды на них богаче и вид дородней. Босоногую
голытьбу, недавно кричавшую "славу", оттеснили куда-то в сторону, за спины
торговых гостей, приготовивших свои дары новым властям.
Дочка Одинца щедро расточала свои улыбки Свенельду, и уже
размягчились складки на обычно хмуром лице воеводы. Сам Одинец о чем-то
оживленно разговаривал с Перенегом. Князь, окруженный гостями, принимал
дары.
Злата неожиданно подняла коня на дыбы, развернула на месте, едва не
подмяв копытами красавицу Малку. Князь заметил это, но ничего не сказал.
Подозвал Свенельда:
- Вели войску разбить стан по левую руку от города. Сады не ломать,
виноград не рубить. Люд здешний не обижать, гостей торговых - тоже. В
город войду я со старшей дружиной да гриднями. Сам буду суд чинить и
законы устанавливать.
Проезжая через город, князь подивился ветхости его каменных зданий,
выстроенных в давние времена еще греческими мастерами, запущенности садов
и пыльных, только кое-где вымощенных камнем улиц. Он направил коня к
берегу, остановил его над обрывом.
Чуть в стороне виднелся порт, притихший, настороженный. К причалу
робко жались несколько греческих хеландий.
Святослав оглядел даль.
Море до краев было наполнено густой, чуть зеленоватой синевой.
Казалось, оно за лето вобрало в себя яркую краску южного неба, добавила к
ней цвет глубинных водорослей и застыло, спокойное и величавое.
У самого горизонта маячил рыбачий челн, слабый ветер едва наполнял
широкую ладонь паруса. Вокруг него кружили чайки, будто не хотели с ним
расставаться.
Еще дальше тонкой неровной полоской смутно синели то ли облака, то ли
неясные очертания далекого берега.
- Эй, гридень Злат! - обернулся Святослав к стоявшим чуть поодаль
воинам.
- Я здесь, княже!
Девушка держалась, как заправский гридень. Уже все дружинники знали,
кто она на самом деле. Бывалые бойцы не однажды видели, как в трудную пору
русские женщины надевали доспехи, брали в руки оружие и на поле брани не
уступали ни в чем мужчинам. Злата не была исключением. К тому же она
успела проявить недюжинную смелость и воинскую сметку. И воеводы, и
рядовые воины дружно хранили тайну, которая давно перестала быть тайной.
- Я здесь, княже! - гридень Злат прищурил свои зеленые глаза.
- Что там синеет за морем?
- То берег земли Корсунской, где ромеи живут. И русского люда там
немало, как и в Тмутаракани. Вон там, в той стороне, город Корчев, в нем
из руды железо плавят. И мастера-кузнецы там добрые...
- Много, говоришь, там русичей?
- Сказывают люди. Я-то сама там всего один раз была, мало что успела
повидать...
Она спохватилась, что сказала о себе в женском роде.
- А ты не таись, на родную землю вернулась, - пригнувшись к ней,
негромко сказал князь. - Или не хочешь уходить из гридней? Так тебя же
никто не гонит.
Злата смутилась, покраснела.
Святослав усмехнулся в усы, покосился на молчаливого Свенельда, на
стоявшего чуть поодаль Богдана. Воевода задумчиво смотрел вдаль, взгляд
его был грустен - может, далекое прошлое увидел? Сотник катал носком
сапога круглый камушек, старался вдавить его в неподатливую сухую землю.
- Ты на родную землю вернулась, - повторил князь, - а я уже в Киев
хочу. На сынов своих поглядеть, на матушку княгиню... Чует сердце: скоро
придется собираться в новый поход.
Он посмотрел в ту сторону, куда смотрел воевода Свенельд, - на запад.
- Поход... - подхватила Злата, она хотела сказать князю, как трудно
приходится женщинам - женам, матерям, сестрам - от военных походов,
сколько горя выпадает на их долю, и осеклась - лицо Святослава посуровело,
снова стало каменным.
- Иди, гридень, иди. Да кликни ко мне воеводу Перенега.
Прошло несколько дней и Тмутаракань начала оживать. С раннего утра
кипела работа у восточных ворот города. Пешие воины, превратившись на
время в землекопов, углубляли полузасыпанный ров, ограждавший город,
выравнивали дорогу, что вела на восток, в земли касогов и ясов, разбирали
остатки каменной кладки, расчищая место для новой стены. Несколько сотен
дружинников отправились к Кубани рубить лес для укреплений.
Богдан и Злата сопровождали князя, осматривавшего каждый уголок в
Тмутаракани. Святослава интересовали порт, торговля города с приморскими
соседями. Он расспрашивал Одинца и других старожилов о том, сколько рыбы
вылавливается за год в Сурожском море, какой урожай дают тмутараканские
виноградники, удивлялся тому, как ценят здешнее вино и как много закупают
его ромеи, как родит здесь хлеб, сколько дичины в здешних лесах и плавнях.
В городе ожило торжище, много дней стоявшее безлюдным. Появились на
нем заморские гости, невесть где прятавшие в смутное время свои товары.
Разложили на полках парчу, аксамит, шелка из Дербента и Малой Азии,
диковинные узорочья из золота и серебра с дорогими каменьями. Корчевские
бронники привезли свою работу: кольчуги, панцири, шеломы, мечи и топоры,
конскую сбрую, отделанную искусно выкованными бляхами. Немногочисленные
хазарские гости торговали мехами, перекупленными у камских болгар. На
ремнях, протянутых между кольями, развешивали они бобровые, беличьи, куньи
и собольи меха. Тайком, в задах торжища, хазары торговали и живым товаром
- невольниками и невольницами разных племен, пригнанными сюда с началом
войны от Джурджанского моря.
Касоги из ближних аулов пригнали сюда целые отары баранов, тут же их
резали, свежевали, разделывали туши, жарили мелко нарезанное мясо на
тонких шампурах.
Рядом с касогами несколько греков в белых хитонах торговали финиками
и еще какими-то заморскими плодами. В рыбном ряду пахло морем, казалось,
вот-вот над ним взовьются горластые чайки. Наваленная горками рыба сонно
шевелилась на траве, будто живое серебро, засыпала, пригретая солнцем.
Князь Святослав ходил по торжищу со своими спутниками, одетый просто,
как гридень, присматривался ко всему.
- Добрые мечи, - остановился он перед бронником из Корчева, - только
малость легковаты.
Взял один меч, блеснувший на солнце, будто плоская рыбина, взвесил
его на ладони, затем ухватил за рукоять поудобнее, взмахнул, со свистом
разрубив воздух.
Бронник, заросший черной бородой до самых глаз, с любопытством
смотрел на князя.
- Ромеи такие мечи любят, они для них в самый раз.
- Так то ж ромеи! А нашему вою надобно потяжелей, чтоб рубануть можно
было как след того ромея...
- Можно и потяжелее выковать, - засмеялся бронник. - Много ли надобно
тебе их?
- Сотен пять на первый раз.
- Ого! - бронник удивленно округлил глаза. - А нашто тебе столько?
Сам-то ты кто будешь?
- Князь киевский! - шепнул ему на ухо Богдан.
Бронник почесал затылок могучей дланью, подумал немного. А глаза его
цепко ощупывали Святослава.
- Что ж, и пять сотен можно отковать, крицы у меня хватит. Заказ
большой, возьму с тебя подешевле. Да и князь ты не чужой. Свои-то - не
ромеи!
- Правду молвишь, - засмеялся Святослав. - Как готов заказ будет,
вези сюда, в Тмутаракань.
Князь прикидывал, как он соберет дружину из местных русичей, чтоб
оставить ее для охраны Тмутаракани. И касогов неплохо бы в нее
завербовать, они воины неплохие.
Тут же попались ему на глаза бывшие заложники - братья Бэгот и Умаф.
Рослые, широкоплечие, увешанные оружием, отделанным серебром, братья,
узнав Святослава и его спутников, приветливо поклонились.
Князь переглянулся с Богданом: вот бы кого залучить в дружину!
7
Еще при первой встрече с братьями-касогами Богдан запомнил их
непривычные имена: Умаф и Бэгот. Братья чем-то походили один на другого,
быстрые, поджарые, черноглазые, с одинаковыми небольшими бородками. Теперь
они встретились на торжище, Умаф и Бэгот сразу признали Богдана.
- А, кунак! Здравствуй!
- Добрый день, русский уорк! Здоров ли ты, здоровы ли твои друзья?
Молодой сотник уже знал многие касожские слова. Уорками называли
дружинников, приближенных князя. Уорком был Богдан, уорками были и
братья-касоги. Он в свою очередь поздоровался со старыми знакомыми.
Обернулся к Святославу:
- Дозволь мне остаться, княже. Хочу потолковать с касогами.
Святослав согласно кивнул:
- Иди, ты мне сейчас не надобен.
Богдан остался с Умафом и Бэготом. Те поняли, что он отпросился ради
них, обрадовались, заулыбались.
- Пойдем с нами, - потянул Богдана за рукав один из братьев.
- Гостем будешь! - объявил другой. - Пойдем, тут недалеко еще один
брат живет, старший. В его дом пойдем.
- Сколько же вас, братьев-то?
- Нас много! Один, два, три... шесть... Джигиты в родном ауле, в
горах... А тут, в городе, самый старший и самый уважаемый, Хачемаф. Он -
торговый гость, его тут все знают.
Дом Хачемафа стоял недалеко от городских ворот, прятался за высоким
глинобитным забором. Он был приземистый, но просторный. За ним виднелся
еще один дом, поменьше, дальше - конюшни, сараи, хлев, еще какие-то
постройки. Богдану объяснили, что брат со своей семьей живет во втором
доме. Первая, большая постройка, предназначена для гостей. Называется она
"хачеш".
"Богато живут люди!" - подивился Богдан. И с грустью вспомнил свою
вросшую в землю хибарку в Древлянской земле, куда ему пришлось
перебраться, когда Клунь выжил его из отчего дома. От хибарки той,
наверно, уже и следа не осталось.
Богдана провели через вымощенный каменными плитками двор, открыли
дверь дома и ввели в большую, чисто убранную комнату. Свет пробивался
сквозь маленькие оконца, заделанные кусками полупрозрачного стекла. На
полу - ни стола, ни лавок, только ковры. Стены густо увешаны разным
оружием: саблями, кинжалами, луками, копьями, боевыми топорами...
"На целую сотню хватит", - подумал Богдан.
Братья, извинившись, оставили его одного. Не решаясь ходить по ковру
или сесть на него, сотник нерешительно топтался в углу, у двери, с
любопытством разглядывая оружие. Он и не заметил, как появились братья и
