шел за Златой - кивнул головой. Сотник представил себе, как бы он
возвратился к своему родному пепелищу. Он понимал чувства девушки.
Она остановилась перед вросшей в землю мазанкой, уныло глядевшей на
нее и Богдана пустыми глазницами окон.
- Вот, - тихо сказала девушка, - это мой дом. Стекла были цветные!
Такие только тмутараканские стеклодувы умеют делать... Где они?
Злата вздохнула так, будто эти стекла были главным, что привело ее
сюда, и осторожно потянула на себя покосившуюся прикрытую дверь. Вслед за
нею Богдан, миновав тесные сенцы, вошел в просторную горницу с
потрескавшимся потолком. Комната была пуста - ни стола, ни лавки, только в
переднем углу сиротливо выдавалась обмазанная глиной массивная печь.
Сыростью и запустением повеяло на пришедших. Из раскрытого зева печи,
прежде прикрывавшегося глиняной заслонкой - осколки ее валялись на
земляном полу, - пахнуло плесенью. Давно погас огонь, согревавший некогда
жившую здесь семью. Не стало огня в очаге - покинули это место домашние
добрые боги чуры, без которых не обходится ни одно жилище.
Злата прошлась по комнате, носком сапога разворошила кучу прелой
соломы, наваленную в углу. Она будто искала какую-нибудь память об ушедших
днях. Из соломы выскочила мышь, тревожно пискнула и торопливо шмыгнула в
сенцы.
- Ой! - вскрикнула Злата, отступая к окну.
- Чего ты? - не сразу сообразил, в чем дело Богдан. - А, вон оно что!
Эх ты, гридень княжий Злат! Мыши испугался...
Девушка ухватила сотника за руку, потянула к выходу.
- Может, то и не мышь? - предположил он. - А что если мы последнего
чура спугнули? она ничего не ответила. Так, держась за руки, они вышли во
двор. Солнце ударило им в глаза.
- Ой боже мой, Перуне! - послышался неподалеку удивленный женский
голос. - Да это ж наша Злата вернулась! Злата! за повалившимся плетнем, не
решаясь его переступить, стояли люди - рыбаки и рыбачки, Златины соседи.
Взгляды их выражали изумление, будто Злата вернулась к родному дому с того
света.
Нет, их молодая соседка не была похожа на призрак. Ее щеки покрывал
румянец, сама она, статная, ладно сбитая, радостно улыбнулась и, широко
раскинув руки, шагнула навстречу знакомым людям. Ее прижала к груди
морщинистыми руками старая тетка Пракседа.
- Живая, живая, моя голубка!
Пракседа еще что-то шептала ей, а остальные стояли вокруг в молчании
и с любопытством разглядывали Злату в ее необычном воинском убранстве. И
только потом все обратили внимание на воина, стоявшего чуть поодаль.
- А это кто с тобою? - шепнула на ухо Злате тетка Пракседа.
- Товарищ мой. С ним вместе мы из хазарского полона бежали...
Тетка отстранила от себя Злату, строго оглядела Богдана. Взгляд ее
смягчился.
- Добрый у тебя товарищ!
Тогда стали подходить и другие люди здороваться со Златой.
Вскоре жарко пылал очаг в наскоро прибранном Златином доме. Откуда-то
взялись столы и лавки, а на столах корчаги с вином, чарки, подносы с
хлебом, вяленой и жареной рыбой. В печке клокотал пузатый казан, источал
аромат варившейся ухи.
Злата и вправду вернулась в родной дом.
10
Дни еще стояли погожие, солнечные, ясно синело небо, соперничая с
морем чистотой и раздольем, а в его вышине потянулись к югу несметные
косяки птиц.
Налаживалась жизнь в тмутаракани. Русичи запасали припасы и оружие,
корм для коней, собирали новую дружину. Теперь город был обнесен новым
земляным валом и окружен глубоким рвом. В восточном, хазарском конце
Тмутаракани, где немало домов осталось пустыми, строили новые избы и
конюшни для тмутараканской дружины. Сюда уже переселились охочие люди -
русичи, касоги, ясы, болгары. Сколачивались первые сотни. Воеводы обучали
новых дружинников ратному делу, им помогали братья Умаф и Бэгот,
назначенные десятникам в касожскую сотню.
Но ратных людей пока еще было мало. Святослав отправил гонца к
Тугуару: просил закрепить установленный ими ряд на мир и дружбу, кликнуть
охочих воев служить в тмутараканской дружине.
Неожиданно-негаданно в Тмутаракань прибыл знатный гость -
херсонесский катапан, правитель ромейского Корсуня.
Еще не взошло солнце, когда стража доложила князю, что в море видны
ветрила нескольких кораблей, по виду - ромейских.
- Кто бы это мог быть? - вслух подумал Святослав. Он вспомнил
сообщение присланного Добрыней гонца: - Не иначе ромеи! На дружбу будут
набиваться. Нужен им я, стало быть. Не я - дружина русская...
Вскоре два дромона с ярко расшитыми парусами вошли в Тмутараканский
залив, причалили к пристани.
- Пойду встречу гостей, - начал собираться Святослав.
- Погоди, княже, - остановил его Свенельд. - Кто кому нужнее - ты
гостям или они тебе? Пошли туда воеводу, а еще лучше - Богдана. Сам же
встретишь их у себя, по-княжески.
- И то правда, - согласился Святослав.
Он встретил гостей у своего походного шатра. Одет был просто, лишь
корзно богатое накинул на широкие плечи. Катапан, невысокий лысый
человечек с острым взглядом умных карих глаз, упрятанных под лохматыми
бровями, одет был пышно, не в пример Святославу.
- Архонту русов - базилевс великой Римской империи, - гость с
поклоном протянул Святославу свиток с золотой бахромой и массивными
гривнами-печатями. - А я, катапан Херсонеса Андроник, лично приветствую
тебя, доблестный архонт, на древней земле Таматархи!
- И я тебя приветствую, катапан, - ответил на греческом языке
Святослав. - Возьми-ка, прочитай, Перенег.
"Ишь, каков гусь! - подумал князь об императоре Византии. - Прислал
мне письмо всего с двумя гривнами. Каган-беку же Иосифу слали письма с
тремя гривнами - у того, мол, титул повыше. А я его, Иосифа, бил нещадно!
И стою сегодня со своими полками на древней земле Таматархи. Что ж,
посмотрим, за какой надобностью сосед пожаловал".
Императорское письмо было написано витиевато и туманно. Никифор Фока
приветствовал русского князя, напоминал о древнем мире и дружбе между
Византией и Русью. Судя по всему, император рассчитывал в недалеком
будущем на эту "давнюю дружбу". Святослав понимал, что на самом деле ему
нужны острые мечи русичей, чтобы поддержать византийский трон. Скорее
всего - против непокорных болгар. Поэтому базилевс и посылал своих
лазутчиков к печенегам, чтобы разузнать, как обстоят дела в Русской земле,
потому и не решился оказать обещанную помощь Хазарии.
Катапан вместе с письмом базилевса привез богатые дары русскому
князю. Святослав посмотрел на них равнодушно, скупо поблагодарил и
заговорил о деле - о торговле между Тмутараканью, Корчевом, без которого
князь не мыслил себе тмутараканских владений, и Корсунем. Андроник
оживился: личные интересы были ему ближе интересов далекого от него
базилевса, торговля приносила ему немалый доход.
- О да, великий архонт! Нам нужны и хлеб, и вино, и кожа, которыми
богата Таматарха. А взамен мы тоже можем дать многое...
"Вон как заговорил гость! - мысленно усмехнулся Святослав. - Выгоду
почуял, и сразу я стал великим архонтом".
Он заверил катапана, что никаких препон торговле чинить не намерен.
Тмутаракань открыта для всех гостей.
Катапан уехал, довольный тем, что киевский князь отнесся к нему
благосклонно и щедро одарил. Его разведка прошла удачно - он сумел многое
узнать о русской дружине, о настроениях Святослава и воевод. Будет о чем
написать базилевсу...
Прошло немало времени с того дня, как пришли в Тмутаракань русские
дружинники, а казалось, что жизнь идет по старому руслу. Люди по-прежнему
трудились, кто на себя, кто на других; простому люду стало немного
полегче, когда прогнали бека Сурхана, но многие из давних притеснителей
снова взялись за свое. Одинец, отделавшийся на княжеском суде одним
испугом, опять прижимал своих должников, закупов, торопился наверстать
упущенное. Пуще прежнего расцвела его бойкая дочка Малка. Она ходила по
улицам Тмутаракани разряженная и задорно поглядывала на русских
дружинников, тех, кто одет побогаче.
Богдану, подбиравшему воинов, для тмутараканской дружины, каждый день
приходилось колесить по городу одному или со Златой. Встречаясь с Малкой,
он делал вид, что не замечает ее призывных взглядов. Злата косилась на
черноглазую красавицу, но молчала.
Однажды сотнику пришлось заехать к Одинцу по поручению Святослава.
За высокими воротами Одинцовой усадьбы засуетилась челядь. Угрюмый
прислужник-хазарин взял повод Богданова коня. Богдан соскочил на землю и
застыл: прямо перед ним, одетая просто, по-домашнему, стояла Малка.
- Здрав будь, добрый молодец! - пропела она мягким грудным голосом,
чуть склонив набок красивую голову. - Милости просим в наши хоромы...
- Здравствуй, - отчего-то смутился Богдан. - Родителя твоего мне
видеть надобно. От князя я. Сотник его, Богдан.
Челядины столпились за спиной Малки, ожидая распоряжений молодой
хозяйки. Лица их были покорно-безразличны. Что-то напомнило здесь молодому
сотнику подворье давнего его недруга Клуня, он невольно нахмурился.
- Батюшка мой занемог, - Малка погасила улыбку. - Да ты пожалуй в
горницу, сотник. Батюшке я скажу, он хоть с посошком к тебе выйдет.
- Спасибо. Веди, хозяйка.
- А меня Малкой кличут, - уже шагнув к дому, обернулась она, снова
засияв жемчужной улыбкой. - Запомнишь?
- Запомню, - буркнул он и, глядя под ноги, взошел на крыльцо, через
просторные сени вслед за Малкой прошел в еще более просторную горницу.
На стенах, завешанных заморскими коврами, висели мечи и сабли дивной
работы. Но внимание Богдана привлекло не это, а печь, сложенная из
незнакомого серого камня. В печи жарко полыхал огонь.
- Старым костям тепло надобно, - услышал Богдан откуда-то сбоку
хрипловатый, будто простуженный голос. - Когда кости ломит, одним теплом
спасаюсь...
Одинец, незаметно вошедший в горницу, приблизился к гостю. Одной
рукой он опирался на посох, другой - держался за поясницу. Голос его
звучал приветливо, а глаза глядели настороженно.
- Здрав будь, хозяин, - сдержанно поклонился Богдан. - Я к тебе от
князя.
Он коротко объяснил, что Святослав ждет помощи от самых зажиточных
людей Тмутаракани: нужно вооружить, обеспечить конями и сбруей новую
дружину, ту, что останется в городе после ухода княжеского войска.
Под седыми усами Одинца скользнула едва заметная усмешка.
- Подсобим нашему князю, - он подчеркнул слово "нашему". - Как же не
подсобить? Мы ведь русские люди, кровь у нас одна.
"Кровь одна, да жадности у тебя поболе!" - едва не вырвалось у
Богдана. Но он сдержался, промолчал, ожидая, что дальше скажет Одинец.
- Сотню молодых коней даю князю и седла к ним, - объявил хозяин. - А
еще дам зерна, рыбы копченой. Вина дам...
Богдан ожидал чего угодно: упорного сопротивления, долгого и нудного
торга, даже полного отказа, и вдруг - такая щедрость! Не мог знать он, что
и кони, и продовольствие были приготовлены для Сурхана, за деньги бека.
Они старому лихоимцу ничего не стоили.
- Спасибо! От воев русских спасибо! - сказал Богдан.
- От чистого сердца сей дар, - добродушно осклабился Одинец, из-под
тяжелых век наблюдая за гостем. - Русская дружина вызволила нас из неволи.
Думаешь, легко мне жилось при хазарах? Каждый час меч над головою висел.
Да я... Эх, заговорились мы... Малка, вели челядинам стол накрыть,
гость-то наш небось уже отощал, байки мои слушаючи.
Снова что-то скребнуло по сердцу Богдана - то ли упоминание о
