Новочеркасск. Между тем, ген. Деникин почему-то в своей статье "История",
помещенной в "Донской Летописи" (том III, стр. 361-371), приписывает мне наивные
по форме и искаженные по смыслу, речи. Сам он на этом совещании не
присутствовал, а стенографического отчета не велось. Впрочем, это -- дело его
совести. Большего внимания заслуживает то, что тогдашнее состояние Донской армии
тот же автор характеризует так: "Уже в ноябре месяце, -- говорит он, -- не
взирая на успех, в армии чувствовалась некоторая моральная неустойчивость".
(Очерки Русской Смуты, том IV, стр. 62).
В ответ на это на голову Донской делегации посыпались резкие и неуместные
упреки. Пользуясь старшинством, отчасти играя на нашей сдержанности, генералы
Лукомский и Драгомиров, не считаясь с элементарными понятиями необходимого в
таких случаях такта, забросали нас обидными фразами, обвиняя и в "военной
безграмотности" и в "грубой насмешке над идеей единого командования" и т. д. В
общем, ряд хлестких, но неуместных замечаний и ненужных поучений. Донская
делегация считала своим патриотическим долгом проявить максимум терпения и не
обращать должного внимания на все бестактные выпады представителей
Добровольческого командования Наше искреннее желание было мирно сговориться с
командованием Добровольческой армии. Самое, конечно, легкое было ответить в
унисон на выпады и тем самым сделать невозможным какие-либо дальнейшие
переговоры.
Единство командования, безусловно, военная аксиома при нормальных условиях и
нормальной организации вооруженной силы. Но ведь условия были необычны, а ген.
Деникин упорно не хотел считаться с этим и мерил все на аршин Добровольческой
армии, совершенно не связанной ни народом, ни территорией.
В Екатеринодаре и слышать не желали, что казаки поголовно могут защищать только
свои хаты и свою родную землю. Принудить же их поголовно пойти освобождать
Россию не представлялось возможным и не было тогда той силы, которая бы
заставила их выполнить это. Зная настроение казачьей массы, Донское командование
все время лавировало между разными течениями, постепенно и осторожно устраняя
вредные явления и исподволь подводя все в нормальное русло. И Атаман и его
ближайшие помощники были глубоко убеждены что первый приказ "единого
командования" об уводе Донских частей на Кавказский фронт, вызвал бы тогда
волнение, неповиновение, военный бунт или даже переход к красным. Имело ли
право, спрошу я, при таких условиях Донское командование согласиться с
требованиями представителей Добровольческой армии? Совершенно иное, если
установлению единого командования, прошествовало бы появление частей
Добровольческой армии на Донском фронте. Тогда бы не потребовалось
Чувство -- скажу я -- качество чисто субъективное и, если ген. Деникин, сидя за
сотни верст от Донского фронта, чувствовал моральную неустойчивость Донской
армии, то честь ему и хвала, ибо это -- дар от Бога. Но мне думается. что в этом
кроется что-то и другое, быть может, не одно только чувство. Надо полагать, что
ген. Деникину был известен доклад начальника штаба Донских армии о положении на
фронте не только с внешней стороны, но, главным образом, с внутренней,
невидимой, так сказать, для обычного наблюдателя, но зато хорошо известный
начальнику штаба армий, отдававшему тогда все время фронту. И было бы с его
стороны справедливее сказать, что в то время, как Донская армия в ноябре месяце
1918 года одерживала победу за победой, ее начальник штаба на совещании 13
ноября в Екатеринодаре, открыто заявил, что победы его не радуют, что за ними
кроется мрачное будущее и что если через месяц-полтора Донская армия не получит
помощи, то она надорвет последние силы и неудержимо покатится назад. Там же он
горячо убеждал присутствующих бросить всякую мысль о возможности снятия с
Донского фронта хотя бы одного бойца. Не было бы лишним здесь добавить, что
такое утверждение Начальника штаба Донских армий представители Добровольческого
командования встретили, по установившейся у них традиции, не только с
недоверием, но и с явным негодованием и осыпали его упреками и градом эпитетов,
каковым, во всяком случае, на деловом совещании не могло быть места.
321
убеждать казаков в пользе единого командования. Самый факт появления
добровольцев рядом с казаками, сразу расположил бы последних к ним. Следовало
применяться к обстановке, а не витать в области бредовых идей и мечтании о
чем-то нереальном и неисполнимом.
Совещание кончилось, не дав почти никаких положительных результатов. Только у
нас, у донцов накопилось еще больше горечи. Выходило, что добровольцы сулили нам
журавля в небе, а мы хотели иметь, хотя бы, синицу, но в руках.
Вернувшись в Новочеркасск, мы подробно доложили Атаману и командующему армиями
ход совещания, а я наше устное изложение, подкрепил еще письменным докладом за
No 2511.
Сделанный мною на совещании в Екатеринодаре диагноз Донской армии, к сожалению,
оказался совершенно правильным и через полтора месяца, как увидит читатель ниже,
на почве переутомления с одной стороны, с другой -- вследствие невыполнения
союзниками своих обещаний, в казачьих частях произошел надлом, на фронте
начались прискорбные явления: самовольное оставление позиций, переход к красным
и Донская армия почти без боя, местами стала катиться назад. Произошло то, что я
предсказывал, искренно убеждая Добровольческое командование прислушаться к моим
словам и верить моим заявлениям. Однако, излишняя самоуверенность и необъяснимая
предубежденность к нам Добровольческих верхов, явились непреодолимым
препятствием к взаимному пониманию.
Французские офицеры, прибывшие в Екатеринодар, продолжали оставаться при штабе
генерала Деникина и будучи, видимо, под влиянием враждебных Дону кругов
Добровольческой армии, не собирались посетить Дон для установления
непосредственных сношений с Донской властью. Это обстоятельство имело двоякое
значение: во-первых -- морально понижало авторитет и влияние Атамана в Войске, а
во-вторых -- создавало благоприятную почву для агитации против Краснова на
внутреннем и внешнем фронтах. На всех перекрестках оппозиция злобно шипела:
"Краснов -- ставленник немцев, пока он -- Атаман, союзники не будут сноситься с
Доном, не приедут в Новочеркасск, не помогут войску, а без их помощи Дон
погибнет". А на фронте и в тылу большевики также интенсивно вели пропаганду и
прививали казакам мысль о том, что ни французские, ни английские солдаты воевать
с Советской властью не будут, что они жаждут только вернуться домой и, по
примеру России, свергнуть свои капиталистические Правительства, что уже
проделано в Германии. -- "Краснов и белопогонники нагло вас обманывают трудовых
казаков" -- дословно говорилось в большевистских прокламациях, -- обещая помощь
союзников, Солдаты и пролетариат всего мира теперь поняли, кому война выгодна и
кому она несет разорение. Война нужна только богачам, буржуям да помещикам,
Пролетариат же всех стран за мир и за советы ... и т. д." Несмотря на принятые
Донским командованием меры противодействия, червь сомнения все же мало-помалу,
подтачивал казачье сознание.
В эти дни, в Севастовополь прибыла англо-французская эскадра. Атаману Зимовой
станицы Донского войска при Крымском правительстве полк. Власову, удалось в
порядке частном, познакомиться с англий-
322
ским адмиралом. Он заинтересовал его рассказом о положении на Дону, рассеял
неправдоподобные слухи о Войске и уговорил его послать союзную делегацию в
Новочеркасск. Адмирал согласился. 21 ноября под видом промеров Азовского моря из
Севастополя в г. Таганрог вышло два миноносца -- французский "Бристоль" и
английский "Свен" под командой французского капитана Ошэна и английского
капитана Бонда. Их цель была -- посетить Донское Войско и на месте ознакомиться
с положением дел.
Телеграмма о предстоящем прибытии в Новочеркасск представителей союзных армий
молниеносно разнеслась по Войску. Всюду стали спешно готовиться к встрече.
Новочеркасск сразу преобразился и принял праздничный вид. Вокзал, все казенные
учреждения, а также и частные дома, были красиво декорированы, Российскими,
донским и иностранными флагами союзных Держав. Особенно тщательно была украшена
Соборная площадь.
Ген. Краснов, умевший всегда необычайно торжественно обставить парады, на этот
раз с особой тщательностью разработал церемониал 246) встречи союзников, придав
ему чрезвычайно большую помпу.
-- "Для достойной встречи представителей тех государств -- говорилось в приказе
No 1582, -- с которыми вместе в продолжении трех с половиной лет мы сражались за
свободу и счастье Российского государства, которые помогли нам оружием и
снаряжением в тяжелый 1915 год и отвлекли от нас несметные силы противника,
которые и теперь с открытой душой идут к нам, чтобы помочь стереть с лица России
гнойную язву большевизма и дать нам возможность победоносно закончить ужасную
гражданскую войну, предписываю ..." Далее шли детальные указания о церемонии
встречи союзников.
Уже в Мариуполе, ко времени их прибытия, на вокзале был выставлен, в блестящем
виде, почетный караул в составе одной сотни Лейб гв. Атаманского полка. То же
было сделано в Таганроге 2-м пластунским казачьим полком, а в г. Ростове Лейб
гв. Казачьим полком. Кроме того, на этих станциях гостей приветствовали и
подносили хлеб-соль городские, общественные и торгово-промышленные депутации,
делегация! от учащихся и представители администрации и военных властей.
Для переезда по железной дороге на ст. Мариуполь им был предоставлен роскошный
атаманский поезд.
Непосредственный визит на Дон представителей союзников, видимо, не на шутку
встревожил Екатеринодар. Ведь приезд их в Новочеркасск, можно было
рассматривать, как торжество политики ген. Краснова, что значительно путало
карты Добровольческой ставки.
С целью уменьшить силу впечатления от этого посещения недоброжелатели Краснова
приняли разнообразные меры и настойчиво стремились установить непосредственный
контакт с приехавшими союзными офицерами, чтобы настроить их против Атамана и
Дона.
Меня глубоко возмутило, когда мне принесли телеграмму министра торговли и
промышленности Добровольческой армии, В. Лебеде-
246) Приказ Всевеликому Войску Донскому от 22 ноября No 1582.
323
ва 247) из Екатеринодара на имя председателя Войскового Круга В. Харламова. В
ней говорилось, что едущие на Дон представители союзников никем не уполномочены,
по существу -- подставные лица, нанятые Атаманом с целью инсценировать его
дружбу с союзниками. Далее автор предлагал эти сведения в спешном порядке
распространить в обществе.
Эту провокационную телеграмму я задержал у себя на 2--3 дня, предупредил о ней
Атамана и командующего армиями и приказал установить самое тщательное наблюдение
за телеграфом Новочеркасск-- Екатеринодар.
У меня достаточно оснований утверждать, что посылка такой возмутительной
телеграммы была сделана с ведома высшего командования Добровольческой армии.
Посредничество третьих лиц -- было излюбленным приемом ставки Добровольческой
армии. Даже миссию получения от нас патронов и снарядов ген. Деникин признавал
возможным возлагать иногда на частных лиц, совершенно непричастных к военному
делу. Я помню, как с этой целью приезжал инженер Кригер-Войновский и другие
"общественные деятели". Они излагали нам тяжелое положение Добровольческой армии
и просили помочь ей, указывая при этом и точное количество снарядов и патронов.
Видимо, временами, Добровольческое командование хотело остаться в стороне, иначе
говоря -- желало и невинность соблюсти и капитал приобрести. Ну, чем иным, как
не этим можно было объяснить подобное посредничество, совершенно ненужное, когда
при штабах армий, как знает читатель, находились представители командований, а
еще проще было ген. Романовскому переговорить со мной по прямому проводу, что
обычно он и делал.
Торжественную и величественную картину в день приезда гостей представлял г.
Новочеркасск. От вокзала до собора на длинном Крещенском спуске, богато
