какая в том разница? - По-видимому, такта все же было маловато. Она
повернулась ко мне, и я заметил, как ее брови начали сурово морщиться.
Тогда я стал думать быстрее и обратился к защитной тактике: - А с другой
стороны, почему бы не предположить, что его теория вышла за границы Иудеи?
Морщинка все же появилась, но выражая, скорее, удивление, а не гнев.
- Как это понять: за границы Иудеи?
- Ну, представим, что эта иудейско-христианская... как ее назвать?
Философия? Религия?
- Мне кажется, что это, понемногу, и то, и другое.
- Значит, религиозная философия. Допустим, что она распространилась
по всему миру, а не только в Иудее. Вот это могло бы стать интересным.
- Так ведь ничего подобного не произо...
- Рахиль, Рахиль, - нежно сказал я, ложа палец ей на губы. - Мы же
говорим о том, что было бы, если бы... Помнишь? Каждый автор научных
романов имеет право на свою большую ложь. Скажем так: это мой обман, моя
ложь. Допустим, этот христиано-иудаизм стал мировой религией. Ей поддался
даже Рим. Возможно даже, что Город станет местом для... ну, как его...
синедриона христиано-иудеев. И что тогда произойдет?
- А уж это ты мне скажи, - ответила она, наполовину подозрительно,
наполовину с интересом.
- Нууу, тогда... - начал я, напрягая воображение опытного автора
научных романов. - Тогда может возникнуть ситуация, которую ты описывала,
рассказывая о древней истории Иудеи. Возможно, что весь мир разделился бы
на секты и направления, сражающиеся друг с другом.
- В войнах? - недоверчиво спросила она.
- В больших войнах. А почему бы и нет? Ведь нечто подобное уже было в
Иудее, правда? И сражения продолжались бы все время, вплоть до наших дней.
Ведь, в конце концов, это Пакс Романум удерживает весь мир в единстве уже
более двух тысяч лет. А без этого... без этого... - продолжал я все
быстрее, делая в памяти заметки того, о чем говорю, - все племена Европы
превратились бы в независимые города-государства. Как греческие, только
крупнее. И сильнее. И они бы дрались: франки против виков с севера, против
бельгов, против кельтов...
Рахиль покачала головой.
- Люди не были бы настолько глупыми, - заметила она.
- Откуда ты знаешь? Так или иначе, это всего лишь научный роман,
дорогая. - Тут я не замолчал, чтобы поглядеть, как она отреагирует на это
"дорогая". Я упрямо шел дальше, оценив и ее замечание: - Люди будут такими
глупыми, какими я их придумаю... до тех пор, пока читатели сами будут
принимать это условие. Но ты еще не услыхала от меня самого интересного.
Скажем так, эти иудейские христиане будут очень серьезно относиться к
своей религии. Они ничего не станут делать без воли своего бога. Сказанное
Яхве и сейчас является законом, что бы не произошло. Ты понимаешь? Это
значит, что их совершенно не интересовали бы, к примеру, научные открытия.
- Тут ты пересолил! - внезапно обидевшись, перебила она меня. - Или
ты считаешь, что мы, иудеи, не интересуемся наукой? Я? Или дядя Сэм? А
ведь мы наверняка иудеи!
- Так ведь не христиане, дорогая моя. А это огромная разница! Почему?
А потому, что я так решил. Это мой роман! Так, минуточку... - прервался я,
чтобы немного подумать. - Ладно, представим, что христиане вступают в
долгий период интеллектуального застоя, и вот тогда... - Я замолчал, но
вовсе не из-за того, что не знал, о чем говорить дальше, а ради усиления
эффекта. - И вот тогда появляются Олимпийцы!
Она поглядела на меня, ничего не понимая.
- И что, - без всякого энтузиазма попросила она продолжать.
- Ты что, не понимаешь? И вот тогда, весь этот христианский мир,
погруженный в темноту, без самолетов, без радио, даже без типографского
пресса или судна на воздушной подушке - внезапно встречается с
представителями сверхтехнической цивилизации из Космоса! - Рахиль все так
же морщила лоб, забыв о еде и пытаясь догадаться, к чему же я веду. - Это
будет чудовищный культурный шок, - объяснил я. - И не только для Землян.
Возможно, что Олимпийцы прилетели, чтобы приглядеться к нам. Но когда они
увидят, какие мы технически отсталые, разделенные на воюющие друг с другом
народы, то... что они сделают? Понятное дело, сами уберутся подальше, а
нас оставят самим себе! И это уже конец книжки.
Рахиль надула губы.
- Может быть, и сейчас произошло нечто подобное, - осторожно сказала
она.
- Но уж наверняка не по этой причине. Мы же не говорим о нашем мире.
Мы рассуждаем о мире выдуманном.
- Все-таки фантазия тебя чуточку понесла, - заметила Рахиль.
- А это моя специальность, - парировал я, ужасно довольный собой. -
Ведь ты же не знаешь, да и откуда тебе знать, как рождается научный роман.
Автор обязан дать волю фантазии - до самых границ вероятного - пока не
дойдет до такого места, откуда всего один шажок дальше вызовет то, что
целое распадется на кучу бессмысленной лжи. Поверь мне, Рахиль, я умею
делать так, что читатели мне верят.
Она все так же выпячивала свои пухленькие красивые губки, но на сей
раз я уже не ждал, когда мне ответят. Воспользовался оказией влет. Я
склонился и поцеловал эти чудные уста, как хотел сделать уже давно. А
только потом сказал:
- Надо выйти и нанять скрибу; пока не забыл, надо все записать.
Вернусь как можно быстрее, а тем временем...
Я снова поцеловал ее, ласково крепко и долго, и Рахиль тоже дала мне
понять, что отвечает на поцелуй.
Соседство с бараками для рабов имеет свои хорошие стороны. Я быстро
нанял скрибу за умеренную цену, а управляющий даже предоставил мне на
время один из залов, где я мог бы диктовать. На рассвете у меня уже были
готовы первые две главы и наброски всех остальных к научному роману под
названием "Путешествие в христианский мир".
Когда я глубоко погружаюсь в процесс написания, развитие сюжета уже
не представляет никаких трудностей. Общая концепция определена, персонажи
хорошо известны, так что достаточно ненадолго закрыть глаза, чтобы
увидать, что произойдет дальше, а потом надиктовать это скрибе. В данном
случае - скрибам, так как первый устал еще до полудня, поэтому пришлось
нанять второго, а потом и третьего.
Я не сомкнул глаз, пока все не было записано. Мне показалось, что это
заняло пятьдесят два часа - за много лет самый долгий период работы без
отдыха. Когда все уже было готово, я оставил текст на переписку.
Управляющий согласился передать его потом в экспедиционное бюро в порту и
переслать воздушным экспрессом Маркусу в Лондон.
Только после всего этого я поплелся в дом Рахили, чтобы лечь спать. С
изумлением я понял, что еще темно, хотя до восхода солнца оставалось менее
часа.
Меня впустил Базилий, удивленно присматривающийся к моей щетине и
впавшим глазам.
- Не буди меня, пока я не проснусь сам, - попросил я. Рядом с
кроватью лежала газета, но я даже не глянул на нее. Завалился на постель,
пару раз повернулся и провалился глубоко-глубоко...
Проснулся я, самое малое, часов через двенадцать, приказав Базилию
принести хоть что-нибудь поесть и побрить меня. Когда же я спустился в
атриум, был почти вечер, и Рахиль ожидала меня. Я рассказал ей о своей
работе, а она упомянула про последнее сообщение Олимпийцев.
- Как это последнее?! - воскликнул я. - Откуда ты можешь знать, что
оно последнее?
- Потому что они сами так сообщили, - печально ответила она. -
Подтвердили, что разрывают всяческие контакты.
- Вот это да! - сказал я, размышляя обо всем этом, а потом: - Бедный
Сэм! - теперь уже думая о Флавии Сэмюэлусе. Рахиль же была настолько
опечалена, что не оставалось ничего другого, как обнять ее.
Утешения перешли в поцелуи, а когда их стало даже слишком много,
Рахиль с улыбкой отпрянула от меня.
И вот тут - ничего не поделаешь - у меня вырвалось. Я и сам удивленно
слушал, как слова сами вылетают у меня изо рта:
- Знаешь, Рахиль, было бы здорово, если бы мы поженились. Она
взволнованно глядела на меня, но в то же время, как будто я застал ее
врасплох.
- Это что, предложение? Я очень тщательно подбирал слова:
- Это было условное предложение, дорогая. Я сказал: "если бы мы
поженились".
- Это я поняла. А теперь скажи, ты хочешь, чтобы твое желание
исполнилось?
- Нет... О, демоны преисподней, да! Но сначала хотелось бы иметь
право просить тебя об этом. Авторы научных романов, как правило, не имеют
солидного финансового положения, и ты об этом знаешь. А ты привыкла к
таким условиям...
- За эти условия и удобства я плачу из денег, оставленных мне отцом,
- перебила она меня. - После свадьбы они не исчезнут.
- Но ведь это же твои деньги, моя дорогая. Мне случалось голодать, но
я никогда не был паразитом.
- Ты не будешь паразитом, - мягко сказала она, и я понял, что она
тоже тщательно выбирает слова.
И все же, следовало проявить сильную волю.
- Рахиль, - сказал я. - Мой издатель вскоре должен связаться со мной.
Если он примет этот мой новый научный роман... Если он будет хорошо
продаваться...
- Ну? - подбодрила она меня.
- Ну, может тогда я и смогу попросить твоей руки. Но сейчас ничего
сказать не могу. Маркус наверняка уже получил посылку, но вряд ли прочитал
рукопись. А про его решение я узнаю еще позже. В связи с Олимпийцами это
может тянуться несколько недель...
- Юл, - сказала мне Рахиль, положив мне палец на губы. - А ты позвони
ему.
Все линии были постоянно заняты, но мне как-то удалось пробиться.
Поскольку время было послеобеденное, удалось даже застать Маркуса в
конторе. Более того, он даже был совершенно трезвым.
- Юл, сукин ты сын! - заорал он, взбешенный. - Ты куда подевался?
Придется приказать тебя выпороть!
Но про эдилов он не упомянул.
- Ты уже прочитал "Путешествие в христианский мир"? - спросил я.
- Какое еще путешествие? А, это! Нет, еще и не глянул. Естественно, я
его беру, но сейчас меня интересует "Ослиная олимпиада". Теперь цензоры
уже не будут иметь никаких претензий, понял? Правда, придется кое-что
переработать, добавить этому Олимпийцу глупости, дурости, злости... Юл,
это будет ударная штука! Мне кажется, что из этого даже будет постановка.
Когда ты можешь быть здесь, чтобы взяться за дело?
- Как тебе сказать... Думаю, что скоро, но я еще не знаю расписания
кораблей...
- Никаких кораблей! Возвращайся немедленно, и самолетом! Расходы
берем на себя! Кстати, аванс мы тебе удвоили. Деньги на твоем счету будут
уже сегодня.
А через десять минут, когда я уже безоговорочно сделал Рахили
предложение, она тут же и безоговорочно согласилась. И хотя полет в Лондон
продолжается девять часов, все время пребывания в салоне я улыбался.
5. КАК СЕБЯ ЧУВСТВУЕШЬ, ВЫИГРАВ ГЛАВНЫЙ ПРИЗ В ЛОТЕРЕЕ
Писательский труд дает некую свободу. Может и не в плане денег, зато
во многих других вещах. Не надо каждый день ходить в контору, а кроме
того, чертовски приятно, когда сидишь в поезде или, там, на корабле с
воздушной подушкой, и видишь, как совершенно чужой тебе человек читает
твои собственные слова. Но когда ты становишься автором потенциальной
сенсации, дела принимают совершенно иной оборот. Маркус поместил меня на
постоялом дворе неподалеку от конторы редакции и висел над душой, пока я
превращал своего выдуманного Олимпийца в самого тупого, неуклюжего и
отвратительного типа, которого только видела Вселенная. Чем более
презрительно комичным становился Олимпиец, тем больше нравился Маркусу.
Равно как и всем остальным сотрудникам издательства, как и руководителям
