и проветриваемыми, но Базилий предложить отдохнуть снаружи. И он был прав.
Он подал мне вино и фрукты в атриуме, где был фонтан и удобная лавка.
Сквозь пленку солнце выглядело лишь бледным, приятным диском, а не
смертельным, горячим чудовищем. Фрукты были свежайшими: ананасы из Ливана,
апельсины из Иудеи, яблоки откуда-то издалека, скорее всего, из Галлии.
Мне не нравилось лишь то, что Рахиль оставалась в своих комнатах, поэтому
мне не представилась возможность показаться ей в лучшем виде.
Но она оставила инструкции относительно удобств моего здесь
пребывания. Базилий хлопнул в ладони, и появился другой слуга, неся стилос
и таблички на тот случай, если мне захотелось бы поработать. Я был
удивлен, что Базилий и второй слуга - африки; этот народ нечасто
вмешивается в политические авантюры или стычки с эдилами, посему мало кто
из них теряет свободу.
Фонтан был сделан в виде Купидона. В иных обстоятельствах я бы
посчитал это добрым предзнаменованием, но здесь мне не показалось, что это
имеет какое-то особенное значение. Нос Купидона был отбит; фонтану
наверняка было лет больше, чем Рахили. Я решил оставаться на месте, пока
девушка не появится вновь, но когда спросил Базилия, может ли это
произойти и в какое время, тот поглядел на меня с некоторым
превосходством.
- Гражданка Рахиль после обеда всегда работает, гражданин Юлий, -
сообщил он мне.
- Ах, так? И над чем же она работает?
- Гражданка Рахиль - известный историк, - объяснил он мне. - Очень
часто случается, что работает до тех пор, когда уже пора ложиться. Но для
тебя и для ее дяди ужин будет подан в ту пору, к которой вы привыкли.
Весьма полезный тип, нечего и говорить.
- Спасибо, Базилий, - сказал я. - Думаю, что сейчас я на несколько
часов выйду. - И уже потом, когда слуга приготовился уходить, я спросил:
- Ты не похож на ужасного преступника. Можно ли спросить, за что тебя
продали в рабство?
- О, вовсе не за преступления, гражданин Юлий, - заверил он меня. -
Всего лишь за долги.
Я легко нашел дорогу к зданию египетского Нижнего Сената; туда
направлялось множество экипажей и пешеходов. Все-таки это было одно из
самых интересных мест в Александрии.
Нижний Сенат не заседал. Впрочем, для его работы и не было никакой
необходимости. И вообще, зачем египтянам какой-либо Сенат. Времена, когда
они сами принимали решения по собственным вопросам, закончились уже много
веков назад.
Но они решились провести конференцию. Святыня Сената располагала
нишами как минимум для полусотни богов. Обычно в них стояли статуи
Амона-Ра и Юпитера, а так же всех более-менее важных представителей
пантеона, но, чтобы сделать приятное гостям, туда сейчас поместили
Ормузда, Яхве, Фрейю, Кетцалькоатля и более десятка других богов, которых
я не распознал. Их украшали пожертвования из свежих цветов и фруктов, тем
самым доказывая, что туристы - если не сами астрономы - не упускали ни
малейшей возможности вернуть контакт с Олимпийцами. Обычно, ученые - это
агностики (как, впрочем, и большинство образованных людей, ведь правда?),
но даже агностик всегда принесет в жертву цветок или несколько фруктов,
чтобы задобрить бога на тот случай, если бы оказалось, что агностик
ошибается.
Возле здания Сената перекупщики уже устанавливали свои лавки, хотя
первое заседание должно было начаться лишь завтра. Я купил там горсть
фиников и прогуливался туда-сюда, кушая их и приглядываясь к мраморному
фризу на стене. На нем были волнующиеся хлебные поля и посадки картофеля,
которые вот уже две тысячи лет делали Египет житницей Империи. Ясное дело,
здесь не было даже упоминания про Олимпийцев - египтяне не слишком-то
интересуются космосом. Они предпочитают глядеть в свое славное (это они
называют его славным) прошлое. Никто из ученых и не подумал бы
организовывать здесь конференцию по Олимпийцам, если бы не то, что никому
не хотелось переться в декабре в какой-нибудь северный город.
Огромный зал был пуст внутри, если не считать рабов, устанавливающих
ложа и плевательницы для участников. Выставочные залы были наполнены шумом
рабочих, устанавливавших здесь экспонаты, но посторонних лиц туда не
пускали; в кулуарах для участников было темно.
По счастью, я заметил открытое помещение для журналистов. Это всегда
прекрасное место для того, чтобы выпить на шару, а кроме того, мне
хотелось знать, куда это все подевались. Дежурный раб объяснить мне этого
не смог.
- Где-то проходит закрытое заседание организаторов, вот и все, что я
знаю... Ну а журналисты шастают, выискивая кого-нибудь, с кем можно было
бы поговорить и взять интервью. - А уже потом, глядя мне через плечо,
когда я записывался, раб добавил: - А, так ты пишешь научные романы, так?
Может кто из журналистов заинтересуется и тобой.
Конечно, это не назовешь слишком восторженным приглашением, но я
согласился. Маркус всегда уговаривал меня принимать участие в рекламных
акциях, поскольку это, по его мнению, подымает объем продаж, так что хотя
бы в этом я мог пойти ему на руку.
Журналист, правда, не выглядел особенно счастливым встречей со мной.
В подвальных помещениях Сената было наскоро устроено несколько студийных
помещений, и когда я появился в том, куда направил меня дежурный раб, там
перед зеркалом сидел только один журналист, издеваясь над своей прической.
Техники столпились у телеэкрана и смотрели какую-то развлекательную
программу. Когда я представился, репортер отвел взгляд от своего отражения
в зеркале лишь настолько, чтобы с сомнением поглядеть на меня.
- Ты же не настоящий астроном, - сказал он мне. Я пожал плечами.
Отрицать очевидное было бы глупо.
- Тем не менее, лучше синица в руках, - буркнул он. - Ладно уж,
садись тут и постарайся, чтобы голос у тебя звучал так, будто ты знаешь, о
чем говоришь. - После этого он стал выдавать инструкции техникам.
Все это было довольно странно. Я уже заметил, что техники носили
золотые эмблемы граждан. У журналиста такого амулета не было, но, тем не
менее, именно он отдавал приказы.
Мне это нисколько не нравилось. Меня вообще достают большие
коммерческие станции, которые возносят рабов на такие должности, где те
отдают приказы свободным гражданам. Это нехорошая практика. Места
учителей, преподавателей, воспитателей - это дело другое: рабы могут
исполнять данные обязанности так же хорошо, как и свободные граждане,
причем, за гораздо меньшие деньги. Но в данном случае мы имеем дело с
проблемой морали. Раб обязан иметь хозяина, иначе, как тогда можно считать
его рабом? Но если рабу позволяется исполнять роль хозяина, пусть даже в
таком маловажном деле, как запись телепрограммы - это уже покушение на
самые устои общества!
Помимо всего, это еще и бесчестный конкурентный трюк. Эта работа
нужна для свободных граждан. Нечто подобное пару лет назад произошло и в
моей специальности: несколько авторов-рабов строчило приключенческие
повестушки, но все мы собрались и положили этому конец - особенно, когда
Маркус купил одну рабыню и сделал ее редактором. Ни один из
авторов-граждан не хотел с ней работать. В конце-концов, Марку пришлось
отослать ее в отдел рекламы, где она уже никому не наступала на мозоль.
Посему я начал интервью скованно, а первый же вопрос раба-журналиста
только ухудшил положение. Он сразу же атаковал:
- Выпекая все эти свои научные романы, стараешься ли ты хотя бы
поддерживать контакт с научной общественностью? Например, знаешь ли ты,
что Олимпийцы прервали сообщение с нами?
Не обращая внимания на камеры, я сделал сердитое лицо:
- Научно-приключенческие романы как раз и касаются научной
действительности. Олимпийцы же вовсе не "прервали сообщение". Просто
возникли какие-то технические сложности, вызванные, по-видимому, помехами
со стороны нашего же Солнца. Как я уже писал в одном из своих предыдущих
романов - "Боги из радио" - электромагнитные импульсы поддаются...
Он перебил меня:
- Прошло уже, - тут он поглядел на часы, - двадцать девять часов с
того момента, как они замолчали. Не похоже на обычные технические
трудности.
- Да все ясно, это из-за них. Нет никакой причины, чтобы они
"прерывали сообщение". Мы уже представились им как существа действительно
цивилизованные. Во-первых, потому что у нас развитая техника. Во-вторых,
поскольку мы уже не ведем войн... впрочем, про это мы сообщили им еще в
первый год. Как я уже упоминал в своем романе "Боги из радио"...
Он укоризненно посмотрел на меня, потом повернулся и подмигнул
оператору.
- Писатель не может говорить ни о чем другом, только про свои книжки,
не так ли? - весело заметил он. - Но, похоже, не любит он тратить свое
богатое воображение понапрасну, если за это ему не платят. Я его попросил
всего лишь высказать соображения, почему Олимпийцы прервали с нами связь,
а он занимается саморекламой.
Как будто существует какой-то другой повод для интервью!
- Послушай-ка, - резко сказал я ему. Если ты не умеешь обращаться к
гражданину соответствующим образом, я не собираюсь продолжать этот
разговор.
- Ладно, старик, - ответил он спокойно и повернулся опять к техникам:
- Выключайте камеры. Возвращаемся в студию. Мы только зря теряем время.
Мы расстались в настроении взаимоотвращения. Еще раз я сделал то, за
что мой издатель с охотой бы меня прибил.
В тот вечер, за ужином, Сэм никак меня не утешил.
- Понятное дело, тип неприятный, - сказал он. - Но дело в том, что он
прав.
- Так значит они и вправду перестали?
Сэм пожал плечами.
- Мы уже не находимся на одной линии с Солнцем, так что это не может
быть причиной. О боги преисподней, а я так надеялся, что причина в этом!
- Мне очень жаль, дядя Сэм, - мягко заметила Рахиль. Она была одета в
простое белое платье, на вид из ханьского шелка, без всяких украшений. Но
ей в нем было к лицу. Я представлял, что под этим платьем не было ничего
кроме великолепных форм женского тела.
- Мне тоже очень жаль, - буркнул Сэм. Правда, его озабоченность
совершенно не повлияла на аппетит. Он как раз собирался заняться первым
блюдом - куриным бульоном с кусочками теста. Честно говоря, я и сам был не
прочь поесть. Если бы даже в Рахили и было множество недостатков,
следовало признать, что готовила она отменно. Это была простая домашняя
еда, без всяких выкрутасов типа кабана, фаршированного зайцем,
наполненного, в свою очередь, фаршем куропатки. Все было прекрасно
приготовлено и великолепно подано слугой Базилием. - Во всяком случае, -
сказал Сэм, заканчивая бульон, - у меня уже есть все.
- Так ты знаешь, почему Олимпийцы прервали передачи? - спросил я,
желая, чтобы мой приятель выдал секрет.
- Нет. Я имею в виду твой роман, Юл. Моя идея с альтернативным миром.
Если не хочешь писать о совершенно другом будущем, напиши об отличающемся
настоящем.
Я не успел спросить, что он имеет в виду, как Рахиль опередила меня.
- Но ведь настоящее только одно, дорогой дядя, - заметила она. Я и
сам не сказал бы лучше.
- Тебя еще не хватало, - крякнул Сэм. - Я говорю про новый вид
научных романов, моя дорогая.
- Я не очень часто читаю научные романы, - стала оправдываться она
совершенно не оправдывающимся тоном.
Сэм не обратил внимания на этот факт.
- Ведь ты историк, правда? - Рахиль и не собиралась подтверждать или
отрицать это. По-видимому, история уже повлияла на ее жизнь. - Представь,
