который я решительно не мог себе объяснить. Он продолжался всего несколько
мгновений и не походил ни на один из слышанных мною доселе звуков. Нечего и
говорить, что я страшно перепугался; в первую минуту мне почудилось, что шар
лопнул. Я осмотрел свои приборы, однако все они оказались в порядке. Большую
часть дня я провел в размышлениях об этом странном треске, но не мог никак
его объяснить. Лег спать крайне обеспокоенный и взволнованный.
11 апреля. Диаметр земли поразительно уменьшился, и я в первый раз
заметил значительное увеличение диаметра луны. Теперь приходилось
затрачивать немало труда и времени, чтобы сгустить достаточно воздуха,
нужного для дыхания.
12 апреля. Странно изменилось направление шара; и хотя я предвидел это
заранее, но все-таки обрадовался несказанно. Достигнув двадцатой параллели
южного полушария, шар внезапно повернул под острым углом на восток и весь
день летел в этом направлении, оставаясь в плоскости лунного эллипса.
Достойно замечания, что следствием этой перемены было довольно заметное
колебание корзины, ощущавшееся в течение нескольких часов.
13 апреля. Снова был крайне встревожен громким треском, который так
меня напугал десятого. Долго думал об этом явлении, но ничего не мог
придумать. Значительное уменьшение диаметра земли: теперь его угловая
величина лишь чуть побольше двадцати пяти градусов. Луна находится почти у
меня над головой, так что я не могу ее видеть. Шар по-прежнему летит в ее
плоскости, переместившись несколько на восток.
14 апреля. Стремительное уменьшение диаметра земли. Шар, по-видимому,
поднялся над линией абсид по направлению к перигелию - то есть, иными
словами, стремится прямо к луне, в части ее орбиты, наиболее близкой к
земному шару. Сама луна находится над моей головой, то есть недоступна
наблюдению. Обновление воздуха в камере потребовало усиленного и
продолжительного труда.
15 апреля. На земле нельзя рассмотреть даже самых общих очертаний
материков и морей. Около полудня я в третий раз услышал загадочный треск,
столь поразивший меня раньше. Теперь он продолжался несколько секунд,
постепенно усиливаясь. Оцепенев от ужаса, я ожидал какой-нибудь страшной
катастрофы, когда корзину вдруг сильно встряхнуло и мимо моего шара с ревом,
свистом и грохотом пронеслась огромная огненная масса. Оправившись от ужаса
и изумления, я сообразил, что это должен быть вулканический обломок,
выброшенный с небесного тела, к которому я так быстро приближался, и, по
всей вероятности, принадлежащий к разряду тех странных камней, которые
попадают иногда на нашу землю и называются метеорами.
16 апреля. Сегодня, заглянув в боковые окна камеры, я, к своему
великому удовольствию, увидел, что край лунного диска выступает над шаром со
всех сторон. Я был очень взволнован, чувствуя, что скоро наступит конец
моему опасному путешествию. Действительно, конденсация воздуха требовала
таких усилий, что она отнимала у меня все время. Спать почти не приходилось.
Я чувствовал мучительную усталость и совсем обессилел. Человеческая природа
не способна долго выдерживать такие страдания. Во время короткой ночи мимо
меня опять пронесся метеор. Они появлялись все чаще, и это не на шутку стало
пугать меня.
17 апреля. Сегодня - достопамятный день моего путешествия. Если
припомните, тринадцатого апреля угловая величина земли достигала всего
двадцати пяти градусов. Четырнадцатого она очень уменьшилась, пятнадцатого -
еще значительнее, а шестнадцатого, ложась спать, я отметил угол в 7ь15'
Каково же было мое удивление, когда, пробудившись после непродолжительного и
тревожного сна утром семнадцатого апреля, я увидел, что поверхность,
находившаяся подо мною, вопреки всяким ожиданиям увеличилась и достигла не
менее тридцати девяти градусов в угловом диаметре! Меня точно обухом по
голове ударили. Безграничный ужас и изумление, которых не передашь никакими
словами, поразили, ошеломили, раздавили меня. Колени мои дрожали, зубы
выбивали дробь, волосы поднялись дыбом. "Значит, шар лопнул! - мелькнуло в
моем уме. - Шар лопнул! Я падаю! Падаю с невероятной, неслыханной быстротой!
Судя по тому громадному расстоянию, которое я уже пролетел, не пройдет и
десяти минут, как я ударюсь о землю и разобьюсь вдребезги". Наконец ко мне
вернулась способность мыслить; я опомнился, подумал, стал сомневаться. Нет,
это невероятно. Я не мог так быстро спуститься. К тому же, хотя я, очевидно,
приближался к расстилавшейся подо мною поверхности, но вовсе не так быстро,
как мне показалось в первую минуту. Эти размышления несколько успокоили
меня, и я наконец понял, в чем дело. Если бы испуг и удивление не отбили у
меня всякую способность соображать, я бы с первого взгляда заметил, что
поверхность, находившаяся подо мною, ничуть не похожа на поверхность моей
матери-земли. Последняя находилась теперь наверху, над моей головой, а
внизу, под моими ногами, была луна во всем ее великолепии.
Мои растерянность и изумление при таком необычайном повороте дела
непонятны мне самому. Этот bouleversement [переворот (франц.).] не только
был совершенно естествен и необходим, но я заранее знал, что он неизбежно
свершится, когда шар достигнет того пункта, где земное притяжение уступит
место притяжению луны, - или, точнее, тяготение шара к земле будет слабее
его тяготения к луне. Правда, я только что проснулся и не успел еще прийти в
себя, когда заметил нечто поразительное; и хотя я мог это предвидеть, но в
настоящую минуту вовсе не ожидал. Поворот шара, очевидно, произошел спокойно
и постепенно, и если бы я даже проснулся вовремя, то вряд ли мог бы заметить
его по какому-нибудь изменению внутри камеры.
Нужно ли говорить, что, опомнившись после первого изумления и ужаса и
ясно сообразив, в чем дело, я с жадностью принялся рассматривать поверхность
луны. Она расстилалась подо мною, точно карта, и, хотя находилась еще очень
далеко, все ее очертания выступали вполне ясно. Полное отсутствие океанов,
морей, даже озер и рек - словом, каких бы то ни было водных бассейнов -
сразу бросилось мне в глаза, как самая поразительная черта лунной орографии.
При всем том, как это ни странно, я мог различить обширные равнины,
очевидно, наносного характера, хотя большая часть поверхности была усеяна
бесчисленными вулканами конической формы, которые казались скорее насыпными,
чем естественными возвышениями. Самый большой не превосходил трех - трех с
четвертью миль. Впрочем, карта вулканической области Флегрейских полей даст
вашим превосходительствам лучшее представление об этом ландшафте, чем
какое-либо описание. Большая часть вулканов действовала, и я мог судить о
бешеной силе извержений по обилию принятых мной за метеоры камней, все чаще
пролетавших с громом мимо шара.
18 апреля. Объем луны очень увеличился, и быстрота моего спуска стала
сильно тревожить меня. Я уже говорил, что мысль о существовании лунной
атмосферы, плотность которой соответствует массе луны, играла немаловажную
роль в моих соображениях о путешествии на луну, - несмотря на существование
противоположных теорий и широко распространенное убеждение, что на нашем
спутнике нет никакой атмосферы. Но, независимо от вышеупомянутых соображений
относительно кометы Энке и зодиакального света, мое мнение в значительной
мере опиралось на некоторые наблюдения г-на Шретера из Лилиенталя. Он
наблюдал луну на третий день после новолуния, вскоре после заката солнца,
когда темная часть диска была еще незрима, и продолжал следить за ней до тех
пор, пока она не стала видима. Оба рога казались удлиненными, и их тонкие
бледные кончики были слабо освещены лучами заходящего солнца. Вскоре по
наступлении ночи темный диск осветился. Я объясняю это удлинение рогов
преломлением солнечных лучей в лунной атмосфере. Высоту этой атмосферы
(которая может преломлять достаточное количество лучей, чтобы вызвать в
темной части диска свечение вдвое более сильное, чем свет, отражаемый от
земли, когда луна отстоит на 32ь от точки новолуния) я принимал в 1356
парижских футов; следовательно, максимальную высоту преломления солнечного
луча - в 5376 футов. Подтверждение моих взглядов я нашел в восемьдесят
втором томе "Философских трудов", где говорится об оккультации спутников
Юпитера, причем третий спутник стал неясным за одну или две секунды до
исчезновения, а четвертый исчез на некотором расстоянии от диска [Гевелий
пишет, что, наблюдая луну на той же высоте, в том же расстоянии от земли и в
тот же превосходный телескоп, при совершенно ясном небе, даже когда были
видимы звезды шестой и седьмой величины, он, однако, не всегда находил ее
одинаково ясной. Наблюдения показывают, что причину этого нельзя искать в
нашей атмосфере, в свойствах телескопа или в глазу наблюдателя, а что она
коренится в чем-то (в атмосфере?), присущем самой луне.
Кассини часто замечал, что при оккультации Сатурна, Юпитера,
неподвижных звезд их круглая форма сменяется овальной в момент сближения с
лунным диском, хотя при многих оккультациях этого изменения формы не
замечается. Отсюда можно заключить, что, по крайней мере, иногда лучи планет
и звезд встречают лунную атмосферу и преломляются в ней.].
От степени сопротивления или, вернее сказать, от поддержки, которую эта
предполагаемая атмосфера могла оказать моему шару, зависел всецело и
благополучный исход путешествия. Если же я ошибся, то мог ожидать только
конца своим приключениям: мне предстояло разлететься на атомы, ударившись о
скалистую поверхность луны. Судя по всему, я имел полное основание опасаться
подобного конца. Расстояние до луны было сравнительно ничтожно, а обновление
воздуха в камере требовало такой же работы, и я не замечал никаких признаков
увеличения плотности атмосферы.
19 апреля. Сегодня утром, около девяти часов, когда поверхность луны
угрожающе приблизилась и мои опасения дошли до крайних пределов, насос
конденсатора, к великой моей радости, показал наконец очевидные признаки
изменения плотности атмосферы.
К десяти часам плотность эта значительно возросла. К одиннадцати
аппарат требовал лишь ничтожных усилий, а в двенадцать я решился
- после некоторого колебания - отвинтить вертлюг; и, убедившись, что ничего
вредного для меня не воспоследовало, я развязал гуттаперчевый мешок и
отогнул его края. Как и следовало ожидать, непосредственным результатом
этого слишком поспешного и рискованного опыта была жесточайшая головная боль
и удушье. Но, так как они не угрожали моей жизни, я решился претерпеть их в
надежде на облегчение при спуске в более плотные слои атмосферы. Спуск,
однако, происходил с невероятной быстротою, и хотя мои расчеты на
существование лунной атмосферы, плотность которой соответствовала бы массе
спутника, по-видимому, оправдывались, но я, очевидно, ошибся, полагая, что
она способна поддержать корзину со всем грузом. А между тем этого надо было
ожидать, так как сила тяготения и, следовательно, вес предметов также
соответствуют массе небесного тела. Но головокружительная быстрота моего
спуска ясно доказывала, что этого на самом деле не было. Почему?..
Единственное объяснение я вижу в тех геологических возмущениях, на которые
указывал выше. Во всяком случае, я находился теперь совсем близко от луны и
стремился к ней со страшною быстротой. Итак, не теряя ни минуты, я выбросил
за борт балласт, бочонки с водой, конденсирующий прибор, каучуковую камеру
и, наконец, все, что только было в корзине. Ничто не помогало. Я по-прежнему
