городского сословия, представлявшегося Петру "рассыпанной храминой", он
привлекал к торговле и прочие классы населения. Он доказывал, что и
дворянину можно без позора заниматься торговыми и промышленными делами.
Понимая значение путей сообщения для торговли, Петр спешил соединить свою
новую гавань Петербург с центром государства водными путями, устроил (в 1711
г.) Вышневолоцкий канал, а после Ладожский.
Однако Петр не дождался результатов своей торговой политики. Оживилась
внутренняя торговля, устроились кое-какие внутренние торговые компании,
явился даже русский купец (Соловьев), торговавший в Амстердаме; но в общем
дело внешней русской торговли не изменилось заметно, и русский вывоз
оставался преимущественно в руках иноземцев. Не было заметных успехов и в
торговле с Востоком, которая очень занимала Петра. Однако при отсутствии
резких изменений в торговой жизни Руси оживление торговли произошло уже на
глазах Петра, и он до конца не бросал своих надежд.
Но, заботясь об увеличении народного благосостояния, Петр не мог
выжидать, пока улучшение народного хозяйства естественным путем увеличит
государственные доходы. Война требовала больших средств. Потребности
государственной казны становились, таким образом, в коллизию С интересами
народного хозяйства. Петр против желания был вынужден увеличивать доходы
казны и все более эксплуатировал платежные силы народа, создавая новые
налоги и строже взыскивая старые подати. Поэтому, несмотря на постоянные
заботы Петра об увеличении народного благосостояния, экономическое положение
народа очень терпело от финансовых мер правительства. По мнению податного
народа, при Петре стало тяжелее жить: "Тягота на мир, рубли да полтины, да
подводы". И по соображениям исследователей, при Петре подати были увеличены
значительно. К увеличению податных тягостей присоединились злоупотребления
администрации, взимавшей подати. Хотя Петр жестоко карал за эти
злоупотребления, однако совсем прекратить их не мог. Народ от
государственных тягот или уходил в казаки, или брел в пределы Польши, и
побеги при Петре приняли большие размеры.
Но государственные доходы Петру все-таки удалось значительно увеличить.
Это было достигнуто путем увеличения косвенных налогов и реформы прямой
подати. Что касается до косвенных налогов, то Петр не только не уменьшил
старых платежей, но нашел еще и новые предметы обложения. После 1700 г.
соляные промыслы, пчельники, рыбные ловли, мельницы стали оброчными статьями
государственной казны. Система казенных монополий (например, питейной и
табачной) процветала при Петре и была связана с системой откупов. Нуждаясь в
средствах, Петр изобретал иногда странные, с нашей точки зрения, налоги:
пошлиной были обложены бороды "бородачей", которые не желали бриться;
пошлины брали с бань; очень высокую цену брали за дубовые гробы, продажа
которых стала казенной монополией. Раскольники должны были нести двойной
податный оклад; таким образом, не только реальные потребности, но и предметы
нравственного порядка стали источником казенного дохода. При Петре была
создана особенная должность "прибыльщиков", на обязанности которых лежало
наблюдение за правильным поступлением в казну доходов и взыскание новых
предметов обложения (из таких прибылыциков особенно заметен Курбатов,
впоследствии бывший Архангельским вице-губернатором: он предложил ввести
гербовую бумагу). В 1710 г. у Петра явилась мысль даже об общем и постоянном
подоходном налоге, не приведенная, однако, в дело. Косвенные налоги при
Петре, насколько можно судить по некоторым данным, составляли больше
половины доходов государства.
Другую половину (около 5 млн. руб.) доставляла прямая подушная подать.
Ее установление мы уже рассмотрели. В первую податную ревизию было записано
около 6 000 000 душ. Из них каждый помещичий крестьянин платил 70 коп. в
год, крестьянин государственный -- 114 коп., горожанин -- 120 коп. По
расчету (который можно произвести лишь приблизительно) подушная подать была
гораздо тяжелее прежних подворных и поземельных податей и давала
правительству гораздо большую, сравнительно со сборами XVII в., сумму.
Благодаря своим финансовым мерам Петр увеличил значительно сумму
государственного дохода. В самом конце XVII в. доходы государства немного
превосходили 2 000 000 руб.; в 1710 г. казна получила 3 134 000 руб. По
исчислению 1722 г., доходы возросли уже до 7 850 000 руб., по исчислению же
1725г. --до 10 186 000 руб. [* Чтобы правильно понять соотношение этих цифр,
надобно знать, что в первые годы XVIII в. Петр "испортил" монету -- с целью
увеличения правительственных средств. Ранее "ефимок" (талер) равнялся в
среднем русской полтине; Петр из талера чеканил целый рубль (с надписью
"монета новая" или "монета добрая" -- "цена рубль"), а полтину чеканил в
полталера. Таким образом, количество серебра в рубле уменьшилось вдвое, а
соответственно понизилось и достоинство рубля.]. Громадные дефициты первых
лет XVI II в. уменьшились к концу царствования Петра, хотя и на склоне своих
лет он все еще не переставал нуждаться в деньгах.
Итак, экономическая и финансовая политика Петра привела к различным
результатам. Руководимый мыслью улучшить обстановку и расширить сферу
деятельности народного труда, Петр был поставлен в трудное положение:
финансовые интересы страны прямо противоречили экономическим
потребностям населения. Стараясь поднять экономическое благосостояние
народа, Петр в то же время был вынужден сурово эксплуатировать его платежную
способность. Военные и другие нужды государства требовали немедленного
удовлетворения, немедленных и усиленных сборов, а экономическое положение
народа можно было поднять лишь продолжительными усилиями. Вот почему Петр
добился более осязательного результата в том, что требовало скорого решения,
-- в финансах; между тем как в деле экономических реформ он успел посеять
только семена плодотворных начинаний и почти не видел их всходов, напротив,
чувствовал, что его финансовые меры иногда еще более расстраивают то самое
народное хозяйство, процветания которого он искренно и сильно желал.
При всех неудачах в этой сфере Петр сделал, однако, большой шаг вперед
сравнительно со своими предшественниками; в XVII в. только смутно
чувствовали необходимость экономической реформы и лишь немногие люди
со-знавали, по какому пути она должна идти. Петр сделал эту реформу одной из
главных задач правительственной деятельности, ясно поставил вопрос и указал,
где и как надо искать его разрешения. В этом его большая заслуга.
5. Меры относительно церковного управления. Эпоха Петра Великою в жизни
русской церкви полна историческим содержанием. Во-первых, уяснилось и
приняло новые формы как отношение церкви к государству, так и церковное
управление. Во-вторых, внутренняя церковная жизнь была отмечена борьбой
богословских взглядов (например, знакомый нам спор о пресуществлении между
великорусским и малорусским духовенством и другие несогласия). В-третьих,
оживилась литературная деятельность представителей церкви. В своем изложении
мы коснемся только первого из указанных пунктов, потому что второй имеет
специальный церковно-исторический интерес, а третий рассматривается в
истории литературы.
Рассмотрим сперва те меры Петра, которыми устанавливались отношения
церкви к государству и общий порядок церковного управления; затем перейдем к
частным мерам относительно церковных дел и духовенства.
Отношение церкви к государству до Петра в Московском государстве не
было точно определено, хотя на церковном соборе 1666--1667 гг. греками было
принципиально признано главенство светской власти и отрицалось право
иерархов вмешиваться в светские дела. Московский государь считался верховным
покровителем церкви и принимал активное участие в церковных делах. Но и
церковные власти призывались к участию в государственном управлении и влияли
на него. Борьбы церковной и светской властей, знакомой Западу, Русь не знала
(не было ее, строго говоря, и при Никоне). Громадный нравственный авторитет
московских патриархов не стремился заменить собой авторитет государственной
власти, и если раздавался со стороны русского иерарха голос протеста
(например, митрополита Филиппа против Ивана IV), то он не сходил никогда с
нравственной почвы.
Петр вырос не под таким сильным влиянием богословской науки и не в
такой благочестивой обстановке, как росли его братья и сестры. С первых же
шагов своей сознательной жизни он сошелся с "еретиками немцами" и, хотя
остался православным по убеждениям человеком, однако свободнее относился ко
многим обрядностям, чем обыкновенные московские люди, и казался зараженным
"ересью" в глазах старозаветных ревнителей благочестия. Можно с уверенностью
сказать, что Петр от своей матери и от консервативного патриарха Иоакима
(ум. 1690) не раз встречал осуждение за свои привычки и знакомство с
еретиками. При патриархе Адриане (1690--1700), слабом и несмелом человеке,
Петр встретил не более сочувствия своим новшествам, вслед за Иоакимом и
Адриан запрещал брадобритие, а Петр думал сделать его обязательным. При
первых решительных нововведениях Петра все протестующие против них, видя в
них ересь, искали нравственной опоры в авторитете церкви и негодовали на
Адриана, который малодушно молчал, по их мнению, тогда, когда бы следовало
стать за правоверие. Адриан действительно не мешал Петру и молчал, но он не
сочувствовал реформам, и его молчание, в сущности, было пассивной формой
оппозиции. Незначительный сам по себе, патриарх становился неудобен для
Петра, как центр и объединяющее начало всех протестов, как естественный
представитель не только церковного, но и общественного консерватизма.
Патриарх же, крепкий волею и духом, мог бы явиться могучим противником
Петра, если бы стал на сторону консервативного московского мировоззрения,
осуждавшего на неподвижность всю общественную жизнь.
Понимая эту опасность, Петр после смерти Адриана не спешил с избранием
нового патриарха, а "местоблюстителем патриаршего престола" назначил
Рязанского митрополита Стефана Яворского, ученого малоросса. Управление же
патриаршим хозяйством перешло в руки особо назначенных светских лиц. Нет
нужды предполагать, как делают некоторые, что уже тотчас после смерти
Адриана Петр решился упразднить патриаршество. Вернее думать, что Петр
просто не знал, что делать с избранием патриарха. К великорусскому
духовенству Петр относился с некоторым недоверием, потому что много раз
убеждался, как сильно не сочувствует оно реформам. Даже лучшие представители
древней русской иерархии, которые сумели понять всю национальность внешней
политики Петра и помогали ему как могли (Митрофаний Воронежский, Тихон
Казанский, Иов Новгородский), -- и те были против культурных новшеств Петра.
Выбрать патриарха из среды великорусов для Петра значило рисковать создать
себе грозного противника. Малорусское духовенство держало себя иначе: оно
само подверглось влиянию западной культуры и науки и сочувствовало
новшествам Петра. Но поставить малоросса патриархом было невозможно потому,
что во время патриарха Иоакима малорусские богословы были скомпрометированы
в глазах московского общества, как люди с латинскими заблуждениями; за это
на них было воздвигнуто даже гонение. Возведение малоросса на патриарший
престол повело бы поэтому к общему соблазну. В таких обстоятельствах Петр и
