с безумными глазами напоминала о недавнем.
* * *
Аранайская война многому научила Иннокентия Булыгина. Но главное - умению
не щадить себя. И он не щадил.
Шестнадцать километров свинцовой толщи он пронзил черной молнией. Одну за
другой пробил шесть гиргенитовых переборок. Обшивка бота малость
раскалилась. Это было к лучшему. Теперь десантный боевой бот становился
похожим на капельку расплавленного свинца, брошенную в огромный шар масла.
Наводка работала дай Бог! Кеша никогда не управлял таким совершенством. Он
был мастаком по боевым капсулам, ботам, шлюпам, мог при необходимости
повести и крейсер, но ему всегда подсовывали рухлядь.
А эта прямо со стапелей - новьё! На таких приятно идти в бой.
А что боя не миновать, Кеша знал точно. Понастоящему надо было заглянуть
на свою родную зону, устроить там шорох, потрясти кой-кого. Но Кеша отвечал
не только за себя. Иван вытащил с Каторги Гуга Хлодрика и Ливочку. А он
обязан вытащить Ивана... и этого коротышку, ежели подвернется под руку,
ежели не улизнет снова. Рецидивист и беглый каторжник Иннокентий Булыгин
был человеком чести.
В первый пост он врезался с ходу - разнес его в пух и прах, хотя из
соображений безопасности можно было работать тише. Но Кеша не хотел
прятаться, хватит того, что заховал капсулу. А сам он шел в открытую, как
когда-то хаживал его далекий славянский пращур лихой князь Святослав - в
пору хоть сигнал слать вперед: "Иду на вы!" На пер- - вом посту этого блока
было всего шесть вертухаев и полсотни андроидов. Он накрыл их двумя
снарядами с рассыпающимися, сквозного действия боеголовками. Никто и охнуть
не успел. Сигнализацию бот сжег напрочь еще на подходе - встроенный "мозг"
работал не хуже Кешиной головы, даже если пилот допускал просчет, "мозг"
его тут же выправлял.
Его многоимпульсный и всецелевой щуп не только разрушал. За миг до
уничтожения поста он считал всю информацию, передал ее в "мозг". Теперь все
ходы-выходы этого сектора на четыреста километров вглубь были как на
ладони.
- Вниз? - орал Кеша. - Полный давай, полный!
Полнее было некуда. Дырявая, слоеная планета-каторга еще не знавала таких
прорывов и эдакой лихости.
На двенадцатом посту произошла задержка. Наверное, кто-то успел передать
сигнал тревоги. А может, и случайность - но на пути встала титанокремниевая
заслонка в двести метров толщиной. Бот вывернул за сажень от нее, чуть
искры не посыпались.
- Ну, суки! Держись!
Кеша повел машину по горизонтали. Теперь он сам себе казался карающим
богом. Он крушил все подряд, без разбора. Он знал, на этом уровне нет
каторжников. А всех прочих не жалел. Огненной стеной, смертоносным шквалом
поокатился бот, уничтожая все. Через день-другой сюда подвалят инспектора
из Центра или из соседней зоны. Но к тому времени и следа Кешиного не
останется на гнусной Гиргее! Вот так. И не поминайте лихом!
- Вниз! Полный!
Главное, тотальная блокада. Ни один сигнал не должен уйти по
горизонталям. Все следящие экраны просто погаснут и на центральном пульте и
на всех периферийных. Никто никогда в жизни не догадается, что произошло
нападение, подумают неисправность, обрыв. Этого и надо! Еще шестьдесят
километров Кеша прошел без приключений - он уничтожал склады, взрывал
автоматические рудниковые базы, вел себя как обезумевший вандал. Но он
знал, что имеет на это право, знал, что ни одна сволочь, ни один земной
чистоплюй не попрекнет его. Все по совести! Вперед! В первой же зоне он
сделал остановку. После погрома вылез наружу. И обратился к сбившейся в
кольцо толпе каторжан:
- Вы, братки, меня не ругайте. Может, я вам и хуже сделал! Не буду врать
- никого с собой не заберу. А через пару дней сюда каратели нагрянут. Труба
вам...
- Лучше так сдохнуть, чем гнить заживо! - выкрикнул один, молодой, с
выбитым глазом и бритым лбом.
Но его не поддержали. Глядели на Кешу злобно и хмуро. Не будь за ним
боевого бота, разорвали бы в куски.
- Ну, прощевайте, братки!
Кеша нырнул в бот, закусил губу. Глаза его стали влажными, но он сдержал
слезу.
- Вниз! Полный!!!
Бот мог прошить насквозь три таких планетенки. И Кеша не жалел машины. На
то она и машина, чтоб кататься. Вот полетит к черту, тогда и пешочком не
поленимся. А пока - раздувай пары, мать твою!
Оставалось ни много ни мало - верст четыреста до цели. Ох и весела
дороженька, только косточки трещат! Кеша будто скинул два десятка лет. Что
тогда было? А ничего особенного - на Земле и по всей Федерации детишки в
школу ходили, кто постарше - на работу, молодые влюблялись, ссорились по
пустякам... кто из них слыхал про свирепую бойню за тысячи парсеков от мира
и спокойствия, (л- пляжей и прохладительно-горячительных напитков, от
маминых подолов и папиных подачек? Никто! А Кеша тогда, двадцать лет назад,
знойным аранайским полувековым летом шел на штурм астероида 12-12,
известного больше под прозванием Стальная башня. Он уже имел три ранения и
два года лагерей. Были помоложе. Но вся надежда возлагалась на него,
"старичка-ветерана". Эх, безотказность-матушка, скольких ты погубила! Кеша
сразу все понял, когда его посадили в списанную стотонную галеру
производства еще прошлого века - такие давали обреченным, такие было не
жалко. Они думали, он законченный идиот. Но он обдурил их всех: и своих, и
чужих. Он не пошел лоб в лоб на Стальную башню. Не пошел, хотя знал -
позади заградительный отряд, четыре бота - они его сожгут, спалят синим
пламенем, если он попытается уклониться от боя. Он не уклонился. Он резко
взял влево, превысил все барьеры, титановым тараном врезался в
принайтованный к астероиду списанный космокрейсер - и прежде, чем кто-то
успел хоть что-то сообразить, катапультировался в дюзовые отсеки. Свои же
боты-заградители ударили по крейсеру. Да поздно! Кеша, пролетев
металлопластиконовым снарядом до шлюзовых камер, превратив в груды
оплавленного металла шестерых охранников, прошиб люк бортовой капсулы,
вынырнул в пространство, долбанул вскользь по суетливым заградителям и с
лету пошел на штурм Стальной башни.
Он атаковал её с внутренней стороны, эффект был сногсшибательный: за
полтора часа боя сто восемьдесят шесть трупов Синего клана аранов,
полностью сожженные системы внутреннего обеспечения и ползающий в ногах,
молящий о пощаде комендант Стальной башни, советник Федерации Кир Сновкис,
подонок и вор. Кеша знал, что трибунал будет долгие годы рассматривать дело
коменданта, потом все заглохнет и эта старая сволочь станет выращивать
где-нибудь на Эри-Гоне огненные тюльпаны и хихикать над ним,
простофилей-смертником. Кеша пристрелил негодяя. Пристрелил, чтобы ста
восьмидесяти шести аранам не было скучно на том свете, они спросят за все с
советничка. Его тогда наградили орденом Парящего Ястреба на алом банте. А
он просил - пусть возьмут свой орден, пусть дадут разобраться по-свойски со
сволочами из заградотряда. Не дали! На Аранайе была железная дисциплина,
когда дело касалось рядовых, пушечного мяса. И о ней не вспоминали
генералы, разворовывающие все и повсюду, спаивающие простаков-аборигенов
зеигезейской "адской водой", промышляющие контрабандой и не забывающие про
молоденьких зеленоглазых аранок... Все это было двадцать лет назад! Тогда
Кеша был молод, почти юн. А теперь сед, стар, искалечен... И его не хватит
больше, чем на трое суток. Он знал всю правду о себе. И потому он спешил.
- Полный ход!!! Вниз!!!
В первую же рудниковую гидрозону он вошел на раскаленном боте как нож в
масло Уничтоженная система оповещений сделала его хозяином положения сразу.
И Кеша бросился куролесить. Он мстил за годы каторги, за издевательства, за
побои, за вживленные датчики, за насильственные сеансы воспитательного
видео в тюремных ячеях, за распятия невиновных, за спятивших в неволе, за
убивших себя, за медленно сгнивших в подводном аду... Он уничтожал
андроидов, сгонял охрану и администрацию в центровой зал, выпускал
каторжную братву. И полностью отключал систему управления вживленными
датчиками. Он терял время. Но он не мог не делать этого. Толпа была легка
на расправу. Вертухаев распинали в демонстрационном зале. Оставляли в живых
немногих. Это было страшное зрелище. Кеша и сам знал, что перегибает палку.
Но он не мог остановиться, он был мечом возмездия.
В гидрозоне здоровенный бритый китаец сбил его с ног - Кеша не ожидал,
что освобожденный ударит его, он растерялся. Китаец прохрипел в ухо на
ломаном русском:
- Твоя нехорошая! Мы все умирай. Зачем твоя пришла?!
Кеша нажал на крюк парализатора, и китаец рухнул замертво. Неблагодарный!
Сколько еще таких по всем зонам. Кеша не уважал трусов и слишком
рассудительных, от них одни неприятности. Надо дышать свободой,
наслаждаться ею, а не трястись перед призраком завтрашнего дня. Чем ниже он
спускался, тем отчаянней была братва, pro встречали с восторгом. За семь
часов он прошел сокрушительным смерчем по тринадцати гидрозонам. Он устал.
Он не может один освободить всех. Он не Господь Бог!
- Вниз!!!
* * *
Старик сидел в огромном кресле возле черного столика из иргизейскоГо
гранита, высвечивающегося внутренним мрачным огнем. Сидел и смотрел в
расписной свод потолка. Янтарно-рыжий болигонский кентавр на этом потолке
уносил невесть куда прекрасную земную девушку с седыми, заплетенными в две
толстые косы волосами. Роспись была изумительной, такую могли создать
только старинные мастера.
- Подлинное переживает время. Не правда ли?
Иван лежал метрах в четырех от кресла, лежал в страшно неудобном
положении. Руки и ноги у него были скручены тонкой черной цепью - такую не
разорвешь и двумя бронеходами. Лежал измученный и порядком избитый. В
черной дыре, прежде чем его перебросило черт-те куда, четверо
молодцов-андроидов отхлестали его пластиконовыми прутьями. Возможно, это
был бред, галлюцинация, последний выверт Осевого. В ушах стоял
пронзительный женский крик:
"Не уходи-и-и!!!"
- Не мне и не в моем положении рассуждать о времени, - недовольно ответил
он.
Старик усмехнулся.
- Ну почему же, - тихо проговорил он, - вы бы могли пожить еще немного.
- Спасибо за вашу доброту!
Иван поглядел на цепь. И припомнились ему подземелья Хархана,
вспомнилось, как висел на цепях вниз головой, как "дозревал", как отчаянно
пытался выдраться из оков, как били его гнухи и хмаги. Было ли все это?!
Какая разница! Сейчас важно то, что происходит сию минуту. Его еще не
убили. И слава Богу! Значит, скоро убьют. Снимут информацию из мозга - и
убьют.
Старик оторвал взгляд от диковинной росписи и, будто угадав Ивановы
мысли, прошипел:
- Нет, мы решили вас не убивать.
Иван озлобился.
- Чего это вдруг на "вы"? У нас другой был разговор!
Старик тихо засмеялся, пряча губы под длинной узкой ладонью. Глаза его
заслезились.
- Тогда мы были далеки друг от друга, имели разные представления о
грядущем. А теперь вы у меня в гостях и, надеюсь, не сомневаетесь, что
музыку будет заказывать хозяин... но для своего гостя. Ведь мы с вами
русские люди, надо уважать старые обычаи, как это славно и трогательно -
быть гостеприимным, не так ли?
- Вы - русский? - удивился Иван.
- А что здесь такого? Мои предки всего двести лет назад выехали из
России. Я всегда в душе считай себя русским, меня всегда тянуло на родину,
к золотым куполам, березовым рощам, древним избушкам. И скажите, ведь они
еще сохранились?
- Сохранились, - ответил Иван. - Их стало еще больше, чем двести лет
назад, человек без дерева высыхает, превращается в пластиконовую куклу.
Кукла может жить в пластиконовом доме. Человек нет. И вообще - у меня
затекли ноги. Странное гостеприимство!
- Сейчас вам станет удобнее! - Старик поднял руку.
Из темного угла зала выкатилось плоское кресло, подползло под Ивана,
обжало, обмяло, приподняло, раздулось, принимая удобную для лежащего в нем
форму. Теперь Иван выглядел со своими цепями и скрюченной спиной на
роскошном биосенсорном кресле совсем лишним и нелепым в этом росписном
