Иван рассовывал содержимое мешка по клапанам. Не отрываясь смотрел в
трубу. Если уходить, так надо уходить - им не дадут много времени на
раздумья.
Экран был темен, черен. Из каменной глубины, служившей спусковой кабиной
выхода не было - ни для кого. Может быть, именно это притупляло
бдительность охраны. Но автоматика?! Но системы слежения?!
- Ты играешь со смертью! - прохрипело вдруг громко, надрывно, старческим
голосом. Только потом на экране вспыхнуло дряблое лицо с ясными глазами.
- Мы всю жизнь с кем-то играем,- ответил за Ивана Кеша Мочила. - Сейчас
козыри наши. Прощай, пень трухлявый!
Он влез в трубу, ужом протиснулся вперед. Иван последовал за
первопроходцем. Несколько секунд они лежали молча. Затем Кеша выкрикнул
нечто неопределенное, сжался, выпрямился - и сиганул во мрак. Иван прыгнул
за ним - головой вниз, собрался в комок, извернулся ... Прежде, чем он
коснулся ногами скользкой, сырой почвы, ощутил как обвил руку холодный
металлический шнур - молниеносной гибкой змеей. Это было невозможно, но
шнур-поисковик не оставил своего нового владельца.
- Ива-ан! - замогильным шепотом просипел откуда-то издалека Кеша. -
Ива-а-н, ты фонарика не прихватил?!
Отвечать было нечего, все, кроме содержимого Гугова мешка, прочей нужной
мелочи, рассованной по карманамклапанам и нательным поясам, осталось в
скафандрах. Слава Богу, сами успели уйти!
Мрак был кромешный. Нечего было даже надеяться, что глаза смогут
привыкнуть к такому. Это был мрак не просто подземный, это был мрак,
рожденный многокилометровыми толщами свинцовой жижи и гиргенита. Шаг влево
или вправо - и прощай жизнь, полетит тело ледяным камнем в шахту. Но это
было не самым страшным. Любые толщи сейчас лучше обжитых ходов-переходов,
лучше туннелей, оснащенных видеокамерами.
Иван поднял руку, пытаясь нащупать хоть что-нибудь. И ощутил, как конец
шнура выпрямился, застыл. А еще через миг прямо перед ним высветилось
изможденное, морщинистое лицо аранайского ветерана - слезы текли из
воспаленных глаз, на лбу красовалась багровая ссадина.
- Не слепи! - попросил Кеша. И отвернулся. Он даже не понял, что это не
фонарь, не десантный прожектор.
Хороший шнурочек! С таким не пропадешь, спасибо запасливому Гугу! Иван
отвел источник света от Кешиного лица, посветил вниз, в провал, потом по
сторонам - ничего радующего душу и вызывающего надежду он не увидел.
* * *
- Не беспокойтесь, меня не интересуют ваши прелести, - сказал Крежень, -
я вовсе не собираюсь покушаться на них. Вы мне можете довериться.
Лива ухмыльнулась, пожала плечами.
- Я больше доверяю тому, - тоненько пропела она, - кого мои прелести не
оставляют равнодушным. Куда вы меня ведете?
Крежень махнул в сторону океана - огромного черного зеркала, усеянного
искрящимися отражениями тропических звезд. Штиль! В такую ночь все замирает
и ждет первого дуновения ветерка, чтобы ожить.
- Вы не ответили на мой вопрос!
- В безопасное место, - тихо сказал Крежень, - советую вам забыть про все
волнения и тревоги. Теперь мы будем заботиться о вас и оберегать вас.
Лива фыркнула. Хорошие дела! Они будут заботиться о ней! Если бы это были
не люди Гуга, она и разговаривать попусту не стала, не то что ... С другой
стороны, почему они должны ей с ходу выкладывать всю правду-матку,
раскрываться? Мало ли что может случиться. Лива наконец решилась.
- Ладно, Крежень, - проговорила она внятно и четко, - мне просто некому
больше доверять на Земле. Но все время помните - Буйный вернется!
Седой как-то странно посмотрел на мулатку, еще больше скривил свою кривую
губу.
- Не беспокойтесь, мы подготовим хорошую встречу.
Глаза его утратили отсутствующее выражение и хищно сверкнули. Лива
остановилась, ее вновь охватили сомнения. Здесь Что-то не так. Ее дурят. Ее
водят за нос и хотят использовать в какой-то темной игре!
- Не надо нервничать! - прошептал Крежень, приблизив свое лицо к ее уху.
- Через час мы будем в Европе.
Бесшумно и неожиданно из-за бело-проэрачнюй стены ближайшего домика с
ажурной изгородью подкатил приземистый черный антиграв "Форд-Лаки",
неприметная модель позапрошлого сезона. Крыша сдвинулась назад, освобождая
проход.
- Прошу вас, - вежливо произнес Говард Буковски. И заломил мулатке руку
за спиду. - Живо! И без шуток!
* * *
Цай ван Дау не кривил душой, когда говорил о связях Синдиката. Его не
смущало, что Гуг Хлодрик глядел с прищуром, недоверчиво, а Лива с этим
свалившимся им всем на головы русским Иваном вообще воспринимали его
поведанья как небылицы. Он знал многое, чего не знали они, Но он знал и
одну очень простую вещь - свою голову к чужим плечам не пришьешь. Человек
начинает понимать что-то, когда его прижмет, когда ему необходимо это
понять и вобрать в себя, а до того - он глух и нем. Не мечите бисера
перед... не рассказывайте о красотах земных слепому, и не тщитесь поведать
жестами о журчании ручья глухому. Все суета в этом мире. Суета сует и
всяческая суета.
Карлик Цай знал очень многое. Но большего он знать не желал. Всякое
знание добавляло новых страданий. А несчастный Цай настрадался за
десятерых.
И почему сейчас он должен лезть в это лргово чужих. Они там пригрелись, у
них там свой форпост в этой Вселенной, они могущественны и непобедимы, у
них какие-то дела, свои дела с Синдикатом... а он причем?!
Цай еще надеялся, что его минует чаша сия, когда полз по ниточке, когда
падал в ядро на микролифте. Но хрустальный лед развеял его сомнения,
точнее, прогнал призрачные надежды. Синдикат безжалостен. Ему плевать, что
один всю жизнь сидит в роскошных апартаментах с девочками и выпивкой, а
другого гоняют из огня в полымя, не давая передышки. Синдикат - это тупая,
бездушная машина. Это чудище обло, огромно, озорно, стозевно и лайяй!
Это монстр XXV-ro века! И при всем том никто толком не знает, что же
такое Синдикат. Панический ужас, страх - перед кем? Перед невидимкой?! Ну
их всех к дьяволу!!!
Он безропотно ступил кривой искалеченвой, полумеханической ногой на
хрустально-ледяную толщу. Закрыл глаза. И почувствовал, как его
обволокивает чем-то вязким, пронизывающим, жгучим.
Значит, судьба! Значит, надо идти к ним! А что он им скажет? Он ничего не
может им сказать, чего бы они. не знали. Зачем все это?! Почему именно он
должен спускаться к ним? И почему к ним вообще надо спускаться, если они
везде и повсюду?! Биодискета помалкивает, не вдавливает в его мозг
очередную порцию информации. Может, он просто жертва. Может, Синдикат отдал
им его тело, его мозг, его душу, чтобы они, там у себя, внизу могли
спокойно и неторопливо поковыряться в них?! Глупость! Может, это вообще не
они? Может, это Восьмое Небо. Или Система? Нет, упаси Боже, Система - это
иная Вселенная, это гроб с крышкой. Туда надо идти с эскадрой боевых
звездолетов. Сотрудничать с Системой - значит, работать против себя,
заниматься саморазрушением. Синдикат не станет себя убивать сам. Наоборот,
Цай слышал, что Синдикат не дает Системе войти во Вселенную, он стоит на
внешних рубежах. Синдикат жадный и прожорливый, он не отдаст своих зон и
территорий другим. Значит, Система отпадает.
Значит, это они!
- Зачем я вам нужен? - спросил он мысленно.
Ответ прозвучал внутри головы мгновенно.
- Ты нам не нужен.
- Значит, я могу уйти?
- Нет!
- Тогда я ничего не понимаю, - признался Цай.
- Человеческое понимание или непонимание не есть объективная категория.
- Тогда почему вы отвечаете на мои вопросы? - быстро спросил Цай ван Дау.
Промежутка между окончанием вопроса и началом ответа не было. Внутренний
голос реагировал мгновенно:
- Тебе никто не отвечает. Ты вошел в Общность.
- Ну и что?
- Ничего.
Цай понял, что надо задавать конкретные вопросы. Невидимая Общность не
очень-то реагирует на образы и недомолвки, понятные землянам и неземлянам
Вселенной.
- Что Общность получает от меня?
- Ничего.
- Что я получаю от Общности?
- То, что тебя и тех, кто в тебе, интересует.
- Кто во мне?
- Ты канал и ретранслятор.
- Через меня считывают какую-то информацию?
- Да.
- Я могу ее знать?
- Да.
Голову чуть не разорвало на куски. Будто мощнейший ядерный взрыв осветил
мозги тысячами солнц. Это было невыносимо. Цай закричал вслух, истерически,
по-звериному:
- Не-е-е-ет!!!
- Ты не готов к восприятию этой информации.
Все пропало. И мозги вновь стали привычными, своими, и свет пропал. Но он
не перестал быть каналом. Они считывали через него нечто такое, о чем
человечество и иные цивилизации Вселенной не имели понятия. Вот тебе и
Общность! Цаю ван Дау представилась эта незримая Общность какой-то
фантастической, небывалой многоголовой гидрой, неокомпьютерной
суперсистемой со сказочным банком данных, системой, к которой можно
подключиться - и узнать тако-о-ое, чего не знает никто! Ай да Синдикат! Ай
да сукины дети! Прямо перед изуродованным лицом карлика, чуть не задевая
его хищными плавниками, будто не в толще хрустального льда, а в светленькой
пузырящейся водице проплыла клыкастая гиргейская рыбина.
Проплыла, оглянулась, обожгла кровяными глазищами и облизнулась - широко,
смачно обмахнула черные набухшие губы мясистым языком. Дьявольщина! Цай
чувствовал, что жжение становится слабее. Но его все равно опускало вниз.
Зачем?! Чего они еще от него хотят?!
- Я могу узнать что-то для себя, а не для тех, кто во мне? - спросил он с
недельным трепетом.
- Да.
- Это не повредит им?
- Кому им?
- Синдикату?
- Нет. Канал работает вне зависимости от субъективных восприятий
транслятора.
Как все гнусно! Карлик давно привык к гнусности, низости, подлости,
мерзости и гадости этой жизни. И все же временами сердце сжималось в комок.
Хотелось закрыть глаза, схватиться руками за голову - и бежать, бежать,
бежать подальше ото всех, бежать из этого мира зла и боли, мира
несправедливостей и горестей. Но убежать можно было только из жими. Совсем.
Цай ван Дау не был тряпкой, своими трехпалыми скрюченными лапками, своей
головой, своей железной волей он цепко держался за кромку бытия.
- Я хочу знать и видеть, где сейчас находится и что делает Гуг-Игунфеяьд
Хлодрик Буйный!
Жжение усилилось. Стало непереносимым, адским ... и пропало. Отпрыск
императорской фамилии Цай ван Дау уже не висел замороженным трупиком в
большой хрустальной льдине, опускающейся в саму преисподнюю. Он стоял
посреди добротной, усыпанной охапками сена конюшни, сработанной из
натуральнейшего земного душистого кедра.
И был он в этой конюшне не один.
- Помянем горемыку, - мрачно сказал какой-то большой и черный человек с
проседью в коротких волосах.
Он держал в одной руке бутылку водаси с колоритной бородатой личностью на
сверкающей наклейке, а в другой стакан - простой, почти антикварный стакан
мутного стекла. В руке у Гуга Хлодрика был зажат такой же стакан,
наполненный до краев. Оба сидели прямо на сене, поджав ноги и уныло глядя в
пол. Оба не обращали ни малейшего внимания на двух прекрасных, но
нервничающих текинцев без збруи.
- Пусть земля ему будет пухом, - просипел Гуг. И залпом выпил водку.
Поморщился. Утерся волосатой лапой. - Хотя какая там земля!. Какой там пух!
На этой проклятой Гиргее нет ни земли, Дил, ни пуха! Но ежели он вернется
живехоньким, я его разорву пополам, как разорвал Била Аскина! Я ему
башку-то отшибу!
- Да брось ты, - прервал Гуга негр. - С того света не возвращаются.
Цай ван Дау подошел вплотную, поднял руку.
- Гуг, - закричал он, - ты настолько пьян, что не замечаешь своих лучших,
преданных друзей?! А ну, протри зенки!
- Наливай еще! - Гуг протянул стакан.
- Хватит ему! Не наливай!- закричал громче Цай.- Он и так ни черта не
видит и не слышит! Хватит пить!
Негр Дил наполнил стакан до краев, не обращая внимания на карлика. И это
взбесило Цая. Он подскочил еще ближе и саданул ногой по стакану, зажатому в
руке Буйного. Взыграла болезненная кровь папаши - Филиппа Гамогозы,
