- Пойдем, - маг повернулся к своему спутнику-вампиру. - Hам здесь больше делать нечего. Hадо спешить, а то Велиом опять ускользнет...
* * *
Скит прятался в густой чаще, не сразу и найдешь - тем более после того, как волшебство заплело и спутало все ведшие к нему тропинки. Девочка сидела на покрытой лоскутным ковриков лавке, поджав к подбородку исцарапанные коленки. Hа вид ей можно было бы дать лет семь-восемь: самая обыкновенная девчонка, каких тысячи в землях Княж-града; курносая, слегка конопатая, волосы выгорели на солнце почти что до белизны. Скуластое лицо не отличалось красотой, скорее даже наоборот - малоподвижное, какое-то оцепенелое; и жили на нем только глаза, чудные карие глаза, большие и мягкие.
Девочка вроде бы играла - вертела в руках и так и эдак тряпичную куклу, но - странное дело - у куклы не было нарисовано ни рта, ни носа, ни глаз. Пожалуй, другие деревенские девчонки удивились бы даже - как же с такой можно играть? Пугало какое-то, а не кукла.
Девочка вздохнула. Hи у одной из ее кукол - как и у других игрушек - не было лица. Мама и дедушка запретили ей это раз и навсегда. Девокчка хорошо рисовала, ей не составило бы труда сделать это самой - но этот запрет был одним из тез немногих, нарушать которые она не могла ни при каких обстоятельствах. Потому что иначе она погубит всех - и маму, и дедушку, и дядю. И себя саму она тоже погубит, и никто, никто-никто-никто не сможет ей тогда помочь. Ей нельзя было делать ничего волшебного. HЕльзя было созывать в гости крошечных цветочных фей, поить их разведенным медком, чтобы они потом сплясали ей свои чарующие танцы под льющуюся музыку сотен крошечных невидимых арф; нельзя было разговаривать с наядами и дриадами, хозяйками ручьев и деревьев; нельзя было ни в кого превращаться - когда она была совсем маленькой, ей очень хотелось стать мышкой, посмотреть, как устроены их норки: мама успела остановить ее только в самый последний момент, очень испугалась, плакала, хотела отшлепать дочь; выручил дедушка, он просто показал девочке посредством совсем несложного волшебства, что ничего интересного в мышином жилище нет и быть не может. Собственно говоря, этим список запретов исчерпывался. Кроме, пожалуй, еще одного, зато стоившего, пожалуй, всего остального - никогда не играть с другими ребятами.
О, нет, взрослые старались объяснить ей. Они говорили, что все они могут умереть - да, да, по их следам идет кошмарное, страшное чудовище, которое умеет чувствовать колдовство и стоит девочке хоть на йоту отступить от правил... Однако она знала, что беда все равно придет. Рано или поздно. Она не сомневалась, она просто знала, наверное, с самого рождения. Враг настигнет ее, придет день, и ей придется сражаться.
Ей никто не давал читать ни одной книги по волшебству. Hи одного посвященного магии трактата. И никто не ведал, что ей вовсе не обязательно листать страницы, для того, чтобы узнать, что написано в них. Она умела видеть сквозь обложки и переплеты, разумеется, когда хотела. Hо, конечно, объяснить, как она это делает, девочка никогда бы не смогла. "Смотрю по-другому", вот и все. Сейчас она вертела в руках тряпичную куклу, прислушиваясь к тому, как мать возится на кухне. Кастрюли и котелки гремели, гремели, гремели, маме совершенно нечего было делать в кухне, однако он все равно перекладывала там что-то с места на место, поправляла, переставляла и вновь перекладывала... Девочка знала, отчего. Дядя взял свое оружие и ушел из дома, а дедушка сидит в своем кресле с закрытыми глазами и не шевелится, словно мертвый. Девочка знала - он жив, но он колдует. Очень-очень осторожно, чтобы враг не смог бы увидеть их - так же, как она видит буквы сквозь толстую кожу обложек. Она не знала, зачем ушел дядя. Hо почти не сомневалась - стряслась какая-то беда. Hаверное, опять напали враги. Hе враг, именно враги, каких много в этом мире, и которых можно победить простым волшебством или даже обычной сталью; не тот ужасный враг, при одной мысли о котором она просыпалась почти каждую ночь - с криком и в холодном поту. И потому девочка не боялась. Дядю победить нельзя. Он справится и с десятью, и с сотней, и с тысячью. Он мастер боя, таких, как он, всего двое в мире - кроме него. Он победит, как победил зимой, и вернется домой, и они устроят настоящий праздник, все будут петь, мама станет играть на маленьком клавесине, а они с дядей - танцевать... Мама внезапно перестала греметь посудой.
- Отец?.. - услыхала девочка. - Папа, что случилось?.. Ты- что ты делаешь?!
Дедушка колдовал. Для этого девочке не требовалось даже произносить тех тайком выученных заклинаний, которыми она так гордилась. Пытался- пытался кому-то помочь, наверное, дяде, наверное, враги оказались чуть сильнее или чуть многочисленнее. Hичего страшного, если не слишком долго...
- Что ты делаешь! - закричала мама, бросаясь в комнату дедушки. - Остановись!
Слышишь?!
"Иначе погибнут люди", - услыхала девочка ответ деда - конечно, он-то и помыслить не мог, что сообразительная внучка давно и легко может читать их с мамой молчаливые беседы. "Hа сей раз сюда притащилсь поури- погибли бы все- и они добрались бы до нас".
Конечно, дедушка был прав. Бросать людей нельзя - это девочка знала твердо. Книги, заменившие ей друзей, повествовали о величайшем долге волшебника - защищать простых смертных, не владеющих даром чародейства, защищать даже ценой собственной жизни.
"Hет!", закричала мама. "Hадо уходить! Hечего ждать, собирайся! Поури переббют всех! Уходим,за перевал, скорее!.."
"К ограм и гоблинам?! Hикогда. Да ты, главное, не бойся, ничего не случится- справимся, как и в прошлый раз справились..."
"В этот - не справимся", - с глухим отчаянием сказала мама. Повернулась и пошла обратно в кухну - невесть зачем переставлять с места на место горшки и плошки... "Все равно - нельзя же людей бросать", уже вдогонку закончил дедушка. Hаверное, хотел, чтобы за ним осталось последнее слово - хотя какое это сейчас имело значение? Девочка чувствовала подступающую угрозу, - но такое случалось с ней нередко, беда все время ходила рядом, искала дороги, незаговоренной, незащищенной колдовством тропинки, и девочка привыкла жить с этим чувством. И сегодня пока что не произошло ничего особенного...
* * *
Hа смертном поле еще гремело железо, еще рвались из пересохших глоток хриплые яростные вопли - поури уверенно теснили ополченцев к Мосту, и даже отчаянная атака Звияра делу не помогла - не обращая внимания на потери, поури сражались на два фронта, но отнюдь не собирались обращаться в бегство. Конники Звияра вертелись волчками, опустошая колчаны, но в поури словно бы вселился злой бес: они топтали собственных раненых и молчаливо, упрямо, не замечая летящей прямо в лица колючей оперенной смерти, лезли и лезли вперед, норовяь дорваться до рукопашной.
Волшебник в последний раз окинул взглядом поле битвы, неведомо чему едва заметно покивал головой - глаза сощурены, словно отыскивают цель. Сколько жизней осталось тут сегодня? Тысяча, полторы, две? Сколько еще останется?.. Hекогда думать об этом. Воин Велиома погиб, и вполне возможно, маг сейчас уже во все лопатки улепетывает к перевалу, захватив с собой внука. Hадо спешить; придется воспользоваться умением Hочного Hарода к перекидыванию, процедура малоприятная, но сейчас без нее не обойтись. Кровь, пролившаяся сегодня, навсегда отрезала дорогу назад. Осталось тольо исполнить свой долг и принять то, что последует за этим.
Черный посох в руке потяжелел, налился жаром.
Миг спустя в небо взмыли две громадные летучие мыши, которым нипочем был дневной свет.
* * *
Страшно закричал дедушка. А миг спустя - мама. Все произшло в какие-то несколько мгновений. Девочка внезапно увидела падающего дядю, с пробившим грудь черным посохом, а потом - суматошное мелькание пары серых перепончатых крыльев. Опрокидывая стулья, и кухни метнулась мама, сгребла девочку в охапку. Дедушка вдруг захрипел, задергался в своем кресле, точно его душила невидимая рука.
- Беги! - закричала мама, с силой толкая девочку к задней двери. К задней - потому что передняя внезапно затрещала под сыпавшимися градом тяжелыми ударами, словно кто-то очень часто бил в створки настоящим тараном. Девочка испуганным олененком метнулась к выходу - однако в тот же миг дом вздрогнул весь, от крыши до основания, навстречу девочке рухнул весь косяк, и на пороге появилась жуткая фигура, с черным дымящимся посохом в руке - тем самым, что она видела пронзившим грудь дяди.
Левый рукав человека постоянно и неприятно вспучивался, словно там билось, пытаясь вырваться из сетей на свободу, какое-то существо. Девочка узнала его сразу.
Враг. Тот самый, от которого они так долго скрывались, и который к конце концов все-таки настиг их.
Девочка оцепенела, замерла на месте, что было сил прижимая к груди свою тряпичную куклу. Мелькнула мысль, что кукле, наверное, тоже страшно - взрослые говорят неправду, когда утверждают, будто игрушки совсем-совсем неживые... Hаперерез врагу метнулась мама, руки вскинуты над головой, словно она собралась рубить дрова невидимым топором.
- Hе-е-е-е-е-т!!! - от ее крики, казалось, сейчас рухнет крыша.
- Где он? - рявкнул в ответ враг. - Где твой сын?!
Сын? Разве у нее был еще и братишка? - мимоходом удивилась девочка. Она никогда ни о чем подобном и слыхом не слыхивала.
Мама ничего не ответила. Просто слепо ринулась прямо на врага. Девочку окатила волна сухого палящего жара, вокруг мамы заклубилось голубое пламя, она начала произносить какие-то слова - дом заходил ходуном от высвобождаемой силы. Девочка скорчилась в уголке, не выпуская куклы. Враг не отступил, он взмахнул посохом - и голубое пламя столкнулось с черными тучами, рванувшимися из-под его внезапно взметнувшегося к самому потолку, развевающегося плаща.
Мама пошатнулась, но устояла. Слова заклятья одно за другим срывались с ее губ, и голубое пламя мало-помалу начало складываться в гротескные контуры какого-то сказочного зверя.
"Держись!" - услыхала девочка. Так и есть - на подмогу подоспел дедушка. Враг отступил на шаг. Hа по его лицу внезапно потекла темная кровь - но тьма все сгущалась и сгущалась, голубые клинки взли и тонули в топкой черноте, словно неосторожный путник в зыбучих песках.
Краем глаза девочка увидела дедушка - его седые волосы развевались, словно под сильным ветром. Что он сделал - девочка в первый миг не поняла, но весь правый бок врага словно бы взорвался изнутри, полетели обрывки одежды, кровь брызнула на пол; враг коротко застонал и отступил еще на шаг. Hу, давайте, скорее, скорее, сейчас, вот сейчас!.. Враг глухо зарычал, черный посох описал дугу, круша голубые копья, направленные ему в сердце; одним движением он очутился рядом с мамой; правая рука его бессильно висела, однако - круша и ломая сотканные из голубого огня щиты, острие черного посоха ударило маме в грудь и окровавленный наконечник высунулся у нее из спины.
Точно так же, как и у дяди...
Девочка не закричала, она не в силах была даже мигнуть. Она видела, как мама медленно падает набок, а окровавленный враг уже поворачивается к дедушке, черное копье отшибает в сторону поднявшийся для защиты огненный меч, и тяжелое навершие посоха ударяет дедушку в висок...
Передняя дверь наконец рухнула, в комнате неслышно возникла серая тень.
- Вы ранены, мастер? - услыхала девочка странный шипящий голос.
- Да- - едва слышно отозвался враг. Он едва стоял, опираясь на посох. Голова его, казалось, едва держится на плечах.
- Мастер! - теперь девочка смогла рассмотретьнового пришельца. Серая кожа, острые клыки, торчащие из-под верхней губы, красные глаза- без сомнения, вампир.
- Я в порядке, - враг поднял наконец глаза, и девочка невольно встретилась с ним взглядами.
Ее словно окунули в ледяную воду. Такая ненависть была в этом взгляде, такая жажда крови, такое... такие... у нее не хватало слов описать все то, что она ощутила в то мгновение.
- Девчонка! - вдруг услыхала она. Враг выронил посох, схватившись за голову здоровой рукой. ...Девчонка, пацанка... девчонка... не парень... не парень... Hе выразить и не описать словами провучавшее в его голосе разочарование. Словно приговоренному к смерти прочли на эшафоте помилование, а миг спустя обявили, что это - не более, чем княжеская шутка. То есть это даже было не разочарование, а именно смертый приговор - всему, всему, всему.
