- С точки зрения психоисторической необходимости, надо полагать, -
сказал Форелл с доброй насмешкой, как давний знакомый.
- Совершенно верно, - серьезно сказал Барр. - Необходимость долго
назревала, наконец, назрела, и все стало ясно, как написанное черным по
белому. Очевидно, что при данной расстановке политических сил Империя не в
состоянии вести завоевательную войну. При слабом императоре империю
разорвут на куски генералы, борющиеся за бесполезный и смертоносный трон.
При сильном императоре распад будет приостановлен, но по окончании его
правления пойдет с удвоенной быстротой.
- Не понял вас, лорд Барр, - пробурчал Форелл, выпуская клуб дыма.
- Возможно. Тому виной слабая психоисторическая подготовка. Слова -
плохая замена математическим формулам. Давайте поразмыслим...
Барр задумался. Форелл курил, облокотясь на перила, а Деверс смотрел
в бархатное небо, вспоминая Трантор.
- Видите ли, сэр, - заговорил Барр, - вы и Деверс - и многие другие -
считали, что для победы над Империей нужно прежде всего посеять раздор
между императором и его генералом. И вы, и Деверс, и все остальные были
правы, потому что верен принцип древних: "Разделяй и властвуй".
Однако, вы были неправы, полагая, что этот внутренний раскол может
стать результатом действий отдельной личности, то есть результатом
совпадения случайностей. Вы пробовали ложь и подкуп, играли на страхе и на
честолюбии, но, несмотря на все старания, ничего не добились. Более того,
вы терпели одно фиаско за другим.
А под рябью, поднятой вами, вызревала волна прилива, предсказанного
Селдоном; она поднималась медленно, но неотвратимо.
Дьюсем Барр отвернулся и продолжал говорить, глядя на огни ликующего
города:
- Всех нас направляла рука Хари Селдона: блестящего генерала и
великого императора, мой народ и ваш народ. Селдон знал, что такой
человек, как Райоз, плохо кончит. Его успех был началом конца, и чем
больше успех, тем вернее последующий крах.
Форелл сухо заметил:
- Не могу сказать, что стал понимать вас лучше.
- Минутку, - попросил Барр, - сейчас объясню. Слабый генерал не мог
бы нам серьезно угрожать, это очевидно. Сильный генерал при слабом
императоре также не представил бы для нас серьезной опасности, так как с
большой выгодой для себя он мог бы направить свое оружие в другую сторону.
История показывает, что за последние двести лет три четверти императоров,
прежде чем таковыми стать, были мятежными генералами или наместниками.
Поэтому опасным для Фонда мог быть только сильный генерал при сильном
императоре. Сильного императора не так легко свергнуть, и сильный генерал
вынужден применять свои способности за границами Империи.
А что делает императора сильным? Почему Клеон был сильным? Это
очевидно: он силен, потому что его подданные слабы. Слишком богатый
придворный или чересчур популярный генерал становятся опасными.
Подтверждение тому - недавняя история. Райоз одерживал победу за победой,
и император стал подозревать его. Сама атмосфера, царившая при дворе,
делала императора подозрительным. Райоз отказался от взятки?
Подозрительно; наверное, готовится измена. Верный придворный, посланный к
Райозу наблюдателем, благосклонно к нему отнесся? Крайне подозрительно;
наверняка измена. Как бы они ни поступили, император все равно заподозрил
бы измену. Вот почему ваши попытки вмешаться в ход событий оказались
бесплодными. Подозрительным был сам успех Райоза. И его отозвали, обвинили
в измене, осудили и казнили. И Фонд стал побеждать.
Приходим к выводу, что Фонд должен победить в любой ситуации. Наша
победа неизбежна, она не зависит от наших действий или поступков Райоза.
Форелл важно кивнул.
- Хорошо. А что если генерал и император - одно и то же лицо? Этого
случая вы не предусмотрели, значит, доказательство нельзя считать полным.
Барр пожал плечами.
- Я не пытаюсь ничего доказать. У меня нет необходимого
математического аппарата. Я взываю к вашему здравому смыслу. Если в
империи каждый аристократ, каждый сильный человек, каждый бандит может
притязать на трон - и нередко успешно, как показывает история, - а
император занимается войной с соседним государством, долго ли он будет
воевать? Ему сразу же придется возвращаться в столицу, чтобы остановить
гражданскую войну.
Я как-то говорил Райозу, что мертвую хватку Хари Селдона не разжать
силами всей Империи.
- Хорошо, хорошо! - Форелл был удовлетворен. - Выходит, Империя
больше не будет нам угрожать?
- Можно надеяться, - согласился Барр. - Клеон вряд ли проживет больше
года, а там начнутся споры о наследовании престола, что может означать
гражданскую войну, причем последнюю для Империи.
- Значит, - сказал Форелл, - у нас больше нет врагов?
Барр задумался.
- Есть второй Фонд...
- В противоположном конце Галактики? Нам еще долго будет нечего
делить.
Деверс, смерив Форелла тяжелым взглядом, сказал:
- Могут появиться внутренние враги.
- Правда? - холодно спросил Форелл. - Какие?
- Это могут быть люди, которым не нравится, когда деньги
сосредоточены в руках того, кто их не зарабатывает. Вы меня понимаете?
Презрение на лице Форелла постепенно сменилось гневом.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МУЛ
11. ЖЕНИХ И НЕВЕСТА
Мул - О Муле известно меньше, чем о ком-либо из
исторических деятелей его масштаба. Настоящее имя не
выяснено, о детстве и юности можно строить лишь догадки.
Сведения о деятельности в зрелые годы почерпнуты в
основном из воспоминаний его противников, в частности,
из рассказа невесты...
Галактическая Энциклопедия.
На первый взгляд Хэвен показался Байте ничем не примечательным. Эту
тусклую звезду, затерянную в пустоте галактической периферии, показал ей
муж. Здесь уже не было скоплений, лишь изредка поблескивали одинокие
звезды, к свету которых Хэвен не много мог добавить.
Торан понимал, что красному карлику Хэвену недостает импозантности и
его вид не покажется чарующей прелюдией к семейной жизни.
- Конечно, это не Фонд, я понимаю, - сказал он, обиженно поджав губы.
- Далеко не Фонд, Торан. Зачем только я вышла за тебя?
Ему не удалось скрыть страдание, и она заговорила примирительно,
"уютным" голосом:
- Ну, ну, дурачок. Я тебе разрешаю надуть губы и уткнуться мне в
плечо, а я поглажу тебя по волосам, полным статического электричества. Ты
нарывался на какую-нибудь романтическую чушь, ведь так? Ты ждал, что я
скажу: "С тобой хоть на край света, Торан!" или "межзвездные глубины будут
мне домом, если ты будешь со мной, милый!" Признавайся!
Она приставила к его носу указательный палец, Торан щелкнул зубами,
делая вид, что собирается его откусить.
- Если я признаюсь, ты приготовишь обед?
Байта удовлетворенно кивнула, и Торан заулыбался.
Байта не была красива в общепринятом понимании этого слова, и Торан
отдавал себе в этом отчет. У нее были совершенно прямые темные волосы,
немного широкий рот, густые сросшиеся брови и бархатные, улыбчивые
темно-карие глаза.
Но за весьма основательным фасадом, на котором для случайных прохожих
был вывешен флаг воинствующего непробиваемого практицизма и
приземленности, жила нежная душа, которая выходила не ко всякому гостю, а
отворяла лишь тому, кто хотел достучаться.
Торан на всякий случай глянул на приборы и решил отдохнуть. Предстоит
еще один скачок и несколько миллимикропарсеков полета, прежде чем нужно
будет переходить к ручному управлению. Он повернулся, чтобы заглянуть в
кладовую, где Байта передвигала контейнеры.
Глядя на Байту, Торан всегда испытывал какое-то самодовольство -
благоговейное удовлетворение, сопутствующее триумфу человека, который три
года балансировал на грани комплекса неполноценности.
В конце концов, он всего лишь провинциал, сын торговца-ренегата. А
она из самого Фонда и ведет свой род от самого Мэллоу.
К самодовольству, как ложка дегтя, примешивался страх. Как можно
везти ее на Хэвен - в пещерные города, под враждебные взгляды торговцев,
недолюбливающих Фонд...
Итак, после ужина - скачок.
На небе горел злобный красный глаз Хэвена, рядом виднелась вторая
планета в рыжеватом ореоле атмосферы. Сторона ее, обращенная в космос,
была темной.
Байта склонилась над пультом и увидела Хэвен-2 в самом центре экрана.
Она торжественно сказала:
- Сначала я хочу познакомиться с твоим отцом. Если я ему не
понравлюсь...
- Ты будешь первой хорошенькой девушкой, которая ему не понравилась,
- серьезно ответил Торан. - Пока у него была цела рука, он носился по
Галактике и... Ты только заведи об этом разговор, он все уши прожужжит. Я
подозреваю, что отец немного приукрашивает: каждый раз одно и то же
рассказывает по-разному.
Хэвен-2 несся навстречу. Под ними расстилалось море, серо-стальное в
надвигающихся сумерках. Временами его закрывали лохматые тучи. Вокруг
торчали щербатые зубы гор. Вскоре стали видны волны, а у берегов - ледовые
поля.
Перед самой посадкой Торан напомнил:
- Ты загерметизировала костюм?
В облегающем костюме с внутренним подогревом лицо Байты стало румяным
и совсем круглым.
Корабль со скрежетом опустился у подножия плато. Они вышли в ночную
темноту, такую плотную, что, казалось, ее можно было пощупать, и у Байты
перехватило дыхание от холода. Торан взял ее за руку, и они побежали
против ветра по ледяной пустыне к далекому огню. На полпути их перехватила
охрана и после быстрого обмена одним-двумя словами пропустила дальше.
Открылись ворота в скале и, впустив людей закрылись. Внутри было тепло и
шумно, всюду свет. За множеством столов сидели люди. Торан достал
документы.
Чиновник, бегло просмотрев бумаги, махнул рукой, пропуская молодых
людей дальше. Торан шепнул жене:
- Наверное, папа постарался. Иначе нас продержали бы часов пять.
Они вышли на открытое место, и Байта ахнула. Пещерный город был залит
ярким белым светом утреннего солнца. Конечно, никакого солнца не было. А
то, что должно быть небом, тонуло в белом сиянии. В теплом густом воздухе
плыл запах зеленой листвы.
- Как здесь красиво, Торан! - сказала Байта.
Торан улыбнулся в тревожном восторге.
- Конечно, Бай, это не похоже на Фонд, но это самый большой город на
Хэвене-2 - здесь живет двадцать тысяч человек. Тебе понравится. У нас нет
роскошных дворцов, но нет и тайной полиции.
- Ой, Тори, город просто как игрушка! Беленький, чистенький!
Торан вслед за женой посмотрел на город. Дома большей частью
двухэтажные, построенные из местной скальной породы. Здесь не было ни
шпилей, характерных для городов Фонда, ни небоскребов, загромождавших
улицы старых Королевств. Миниатюрные домики, и каждый имел собственное
лицо. Островок нестандартности в океане унификации. Торан вздрогнул.
- Бай! Смотри! Вот папа. Да не туда смотришь. Вот он, видишь?
Высокий человек отчаянно загребал рукой воздух, будто плыл. До них
долетел его басовитый крик. Байта схватила мужа за руку и потянула за
собой, вниз по спуску. Байта не сразу заметила второго человека,
невысокого и седого, стоявшего рядом с одноруким гигантом. Торан крикнул
на бегу:
- Это папин сводный брат. Тот, что был в Фонде. Я о нем рассказывал.
На газоне с коротко подстриженной травой, смеясь, они встретились,
